энтузиазма, старые из-за выгод, молодых гложет жажда приключений,
старых-жажда власти. Так вот и держатся вместе. А ты словно пианино тащишь
по лестнице. Все боишься, что те, кто выше, отпустят. Сам справляйся со
своим страхом.
организацию судят. Мне это противно. Как остроты над фамилией Папары*.
Насмешки, мелочное копанье, вольности, назидательный тон по отношению к
организации, по-моему, неуместны. Это хорошо для политической партии. То
есть для совокупности интересов какой-нибудь группы. Но движение не может
быть адвокатом одного класса, это идея для всех и обо всем. Если смеешься
над ней-значит смеешься надо всем. Нет у тебя ничего святого.
- когда осмысливаю то особенное, что выискиваю в нем.
организации ущерба, - А затем, обращаясь к Чатковскому и Говореку,
добавил: - Для вас движение все еще только проект. Вы не в состоянии
забыть, что знали его, когда оно только рождалось.
том тоже, чтобы помочь ему стать совершеннолетним, ты зарезал бы его
родителей.
выходил из роли апостола?
развел руками.
молчания, и проговорил с чувством: - О том и речь!
Папара как-то упрекал его в чем-то подобном. Его и других. За
дилетантское, как он говорил, отношение к организации.
ему, росли. С поколениями, говорил, как в животноводстве. В
первом-половина нужных черт. В следующем-все сто процентов.
Чатковский. - Пока пророк не призвал его, голова апостола должна быть
пуста. Новая доктрина захватывает его тем, что делает человеком мысли.
Потому Христос и отыскал простолюдинов. Если говорить об их интеллекте, то
христианство было для них первой любовью!
Поворачивалась то к одной, то к другой партии. Так уж она устроена, чтобы
без устали искать завершенности. И Чатковский теперь мог поклясться, что
нашел. Раньше это были флирты! - сказал он, присягая на верность
националистам. На самом же деле он присягал быть верным скорее себе,
нежели им.
людей, было бы только время. Чатковский впервые втянулся всерьез,
счастливо пережил этап, когда движение уже не было для него в новинку, но
и не стало еще второй его натурой. Если не ушел тогда, то из страха перед
Папарой. Во времена прежних расколов ничего подобного он не
чувствовалвстречая кого-нибудь из бывших товарищей, всегда забивал их
словами. Папара молчал. Не шел ни на какие разговоры. Одной фразой,
нередко обрывком фразы наставлял, указывал, оценивал.
какого-нибудь древнего автора. Что-то было в нем такое, что еще при жизни
приобрел он в глазах своих людей подобный авторитет.
бледное, полное лицо, большие внимательные и
Знаете, спит и видит себя председателем. Не понимаю! И какая ему от того
честь?
руководстве организации знали, почему Папара должен стать председателем.
Хоть раз-то надо, в конце концов, родиться, если уж надо жить. Папара
решил, что движение заявит о себе тем, что его основатель сделается
председателем. Межуниверситетского союза научных кружков! То есть не о той
молодежи идет речь, которая обжирается, а о той, что вкалывает.
Папара оказывал на людей чертовски сильное влияние. Только бы стать
председателем, а там он приберет к рукам кружок за кружком. И
потом-реклама! Нет, не реклама.
их движение. Может, один из двадцати. Еще одна национальная часовня! А тут
вдруг окажется, что церковь.
фотографии, - студенческие почести!
говорили. Кристина играет в наивность, чтобы заставить Чатковского все ей
растолковать. Кружной путь к Мариану. Ибо идти к нему напролом не
получится, очень уж он подозрителен, не клюнет и замкнется. А так готов
проглотить. Вслед за Кристиной! С той же самой ложечки. Так оно и есть!
Чатковский принимается объяснять.
нашими сторонниками. Разгромить еврейскую лавочку, огреть в темноте
старосту палкой по голове-тут рук у нас сколько хочешь. Но войтом) тебя не
сделают, в магистрат не пустят, двери в сейм захлопнут перед твоим носом.
На улице-ты у себя дома, отличное место для беспорядков, но коли не хочешь
переворота, то дело дрянь, тупик. Папара не хочет переворота не потому,
что майские трупы смердят еще до сих пор. Просто он все просчитал с
карандашом в руках. Перевороты делаются только в городах. А разве города у
нас польские? Надо помнить, что напорешься на евреев. Кое-какой опыт у нас
уже есть. Сами знаете. Отчаяние евреев, когда мы выступим, нельзя
недооценивать. Полиция? В лучшем случае удерет. Армия будет огрызаться, но
начнет стрелять. Она похожа на порядочную женщину: не изменит, хотя и
хочется. Сладить с армией может только толпа, а она в городах-совсем не
наша. Так если не брать власть силой, чем же? Папара говорит-самим
временем.
крышах. Правительство пытается усыновить то одно движение, то другое. И в
конце концов нескольких таких сыновей приберет к рукам. Вот уж будут
наследнички! Что есть у санации? Разве это партия? Нет-клика. Разве это
элита?
Нет, скорее места в клубе старых холостяков, вся заслуга которых перед
потомками в том, что нет у них потомков.
Настанет конец правлению абсолютного меньшинства.
что-то среднее между вечным студентом и вечным оппозиционером. Что
движение будет выжидать и тогда, когда правительство из рук людей,
овеянных легендой, перейдет в руки чиновников. Пусть перейдет! У нас и
против них есть средство.
переворотов, коллегиальное руководство-одним ворчанием. Наше движение
изобрело и соответствующее оружие.
Чатковскому и прошептал:
председатель межуниверситетских научных кружков!
фигуру. В Польше знают о нем одно только-что у него есть вооруженная
группа. Этого слишком мало.
что как только помрет последний овеянный легендой легионер, власть
легально перейдет в руки высших чиновников, а мы тут на них и затявкаем из
подворотни, то незачем и обряжаться председателями, общественниками. Все
эти председатели нужны лишь затем, чтобы стать чиновникамилюбителями. Для
настоящего чиновника, который сидит за настоящим письменным столом,
никакая это не фигура. Зачем нам обезьянничать да еще затевать игру с
переодеванием! Если они должны отдать власть со страху, то пугать их надо