спать с женщиной, имеющей такие познания в технике секса. Закатив глаза к
потолку, он ответил, что я попал в точку:
люблю.
x x x
включив ТВ на порнографическую программу. Не то чтобы смотрел, а так,
поглядывал время от времени.
знакомого истхемптонца, Флойда Померанца. Тот тоже ближе к вечеру собирался
домой и предложил подвезти меня в своем огромном кадиллаке. Я с радостью
согласился.
спокойнее, чем в утробе. Я говорил уже, что "Двадцатый век лимитед" был
вроде мчащейся в пространстве утробы, в которую снаружи проникали непонятные
перестуки и гудки. А кадиллак - вроде гроба. Померанца и меня словно в нем
похоронили. К черту суеверия! Так было нам уютно в этом общем просторном
гробу на гангстерский вкус. Хорошо бы хоронить человека вместе с кем- нибудь
еще, кто подвернется.
x x x
ее заново. Ему сорок три года, как Цирцее Берман. Три месяца назад он
получил одиннадцать миллионов отступных за то, что ушел с поста президента
гигантской телекомпании.
x x x
стать писателем. Считал, что публику может заинтересовать история,
происходившая с ним в телекомпании.
подобных, а такими кишит Хемптон, что они уже выжали из экономики больше чем
достаточно. А не построить ли в Хемптоне Почетную галерею разбогатевших,
предложил Шлезингер, и там в нишах расставить бюсты председателей
арбитражных судов, специалистов по перекупке акций, любителей перехватить
миллион в мутной воде да с толком его вложить, ловких авантюристов,
золотящих ручку, подмазывающих кого надо, а на пьедесталах выбить
статистические данные: кто сколько миллионов ухитрился легально присвоить и
за какой срок.
разбогатевших. Он подумал и пришел к выводу, что в принципе Почетной галереи
я достоин, но только мои деньги появились как результат случая, а не
алчности.
предложив построить эту галерею в Лас-Вегасе или Атлантик- Сити, но потом
передумал:
в Галерее любимчиков слепой удачи придется приезжать на собачьих упряжках
или на лыжах.
команды "Цинциннати Бенгалс" и мне плевать, что там происходит. Он заядлый
футбольный болельщик.
14
пешеходной дорожке перед моим домом. Как граф Дракула, я выкарабкался из
нашего шикарного гроба, ослепленный заходящим солнцем. Почти на ощупь
добрался до парадной и вошел.
стены, как и повсюду в доме, метр за метром, кроме цокольного этажа и
помещения для прислуги. Прямо передо мной, как Град Господень, должна
мерцать картина Терри Китчена "Таинственное окно". Слева - Матисс, женщина с
черной кошкой на руках, стоящая перед кирпичной стеной, заросшей желтыми
розами, - покойная Эдит честно, по всем правилам, купила эту картину в
галерее, подарив мне ее на пятую годовщину нашей свадьбы. Справа Ганс
Хофман, которого Терри Китчен получил у Филиппа Гастона в обмен на одну из
своих картин, а потом отдал мне, когда я оплатил новую коробку передач для
его цвета детских какашек "бьюика-родмастера" с откидным верхом.
x x x
"Архитектора, и декоратора" за 1981 год. Там прямо на обложке холл,
сфотографированный через открытую парадную дверь с пешеходной дорожки,
которая тогда по обе стороны была обрамлена шток-розами. Основная статья
посвящена дому, "превосходному образцу переделки декора викторианского
особняка, позволившему сочетать его с современной живописью". О холле
говорится: "Уже то, что находится в холле дома Карабекяна, - прекрасная
основа для небольшой, но замечательной музейной экспозиции современной
живописи, хотя это лишь легкая закуска перед невероятным пиршеством, которое
ожидает вас дальше, в высоких снежно-белых комнатах".
старого и нового? Нет. Это покойная Эдит предложила вытащить мою коллекцию
со склада на свет Божий. Не забывайте, этот дом - родовое владение семьи
Тафтов, и для Эдит он был полон не только воспоминаниями о радостных летних
месяцах, которые она проводила здесь девочкой, но и о счастливом первом
замужестве. Когда я перебрался сюда из амбара, она спросила, уютно ли мне в
такой старомодной обстановке. Честно, от всего сердца я ответил, что мне
нравится все как есть и для меня ничего менять не надо.
до штукатурки, снять люстры, заменив их вмонтированными бра, выкрасить
дубовые панели, плинтусы, косяки, двери, оконные переплеты и стены в
устрично-белый цвет!
сказала, что могла бы умереть, так и не узнав, какой у нее дар переделывать
и декорировать помещения. А потом обратилась ко мне:
складе многие годы пролежала моя коллекция), - пусть они вынесут твои
чудесные картины на свет Божий, пусть скажут им: вы отправляетесь _домой_!
x x x
такая ужасающая картина, что, клянусь, я вообразил, будто здесь гулял топор
убийцы. Я не шучу! Казалось, передо мной кровь, смешавшаяся с навозом!
Прошло, наверно, не меньше минуты, пока я осознал, что на самом деле вижу:
обои в огромных, как кочаны капусты, красных розах на фоне коричневатых,
цвета детских какашек плинтусов, панелей и дверей, и жесть цветных
литографий с изображением маленьких девочек на качелях, все на паспарту из
пурпурного бархата в золоченых рамах, таких огромных, что они весили, должно
быть, не меньше, чем лимузин, доставивший меня к месту этой катастрофы.
Люди меня слышали, я себя - нет. Первыми прибежали кухарка с дочкой, а я вою
и вою:
моего возвращения. И вот, хотя я всегда был так щедр и великодушен к ним,
они видят, что я чуть не при смерти, и еле сдерживают хохот!
x x x
понимает, в чем дело.
близкими друзьями. - Мне вообще-то нравится, как это выглядит.
маляров и обойщиков, да?
сама, сказали они, с доктором, своим будущим мужем, она, оказывается,
познакомилась, когда оклеивала обоями его кабинет. Профессиональная
обойщица! Представляете?
нее.
повязку. И теперь они видели страшный рубец, который я никогда не показывал
даже Эдит. Первая моя жена, конечно, насмотрелась на него достаточно, но она
ведь была сестрой в военном госпитале в форте Бенджамен Гаррисон, где после
войны специалист по пластическим операциям пытался привести рану в порядок.
Он собирался сделать более обширную операцию, чтобы можно было вставить
Сертаков Виталий
Акунин Борис
Буркатовский Сергей
Шекли Роберт
Конан-Дойль Артур
Андреев Николай