Чтение 17–й страницы книги ~Сад богов~

покатался в мелкой, сухой, белой пыли.

Свернув с дороги и поднимаясь вверх через пестрящие сотнями диких
цветов, переливающиеся светом и тенями оливковые рощи, я решил порадовать
маму букетиком ветрениц. Собирая бордовые цветы, я размышлял, как разрешить
проблему выпи. Мне очень хотелось, когда родители выкормят своих отпрысков и
те оперятся, похитить парочку птенцов и пополнить ими свой довольно
внушительный зверинец. Но вот помеха: рыба для моих питомцев-озерной чайки,
двадцати четырех пресноводных черепах и восьми ужей-обходилась достаточно
дорого, и я подозревал, что мама, мягко выражаясь, отнесется со смешанными
чувствами к появлению двух голодных юных выпей. Я так крепко задумался, что
не сразу обратил внимание на настойчивые призывные звуки свирели.

Посмотрев на дорогу внизу, я увидел Человека с Золотистыми Бронзовками.
Этот чудаковатый немой коробейник частенько встречался мне во время моих
экспедиций в оливковых рощах. Щуплый и узколицый, он был облачен в
удивительнейший наряд: огромная шляпа с обвислыми полями, к которым на
ниточках были привязаны блестящие, золотисто-зеленые бронзовки, платье с
множеством разноцветных заплат, словно пошитое из лоскутного одеяла, и
широкий ярко-синий галстук. На спине у него висели клетки с голубями, разные
мешки и ящички, а в карманах хранилась всякая всячина, от деревянных
свирелей, резных фигурок и гребешков до кусков от мантии святого Спиридиона.

Меня в этом человеке особенно привлекал замечательный талант имитатора.
Вынужденный из-за немоты искать другие средства выражения, он пользовался
свирелью. Увидя, что привлек мое внимание, он опустил свирель и поманил меня
пальцем. Я спустился бегом, так как знал, что у Человека с Бронзовками
бывают интереснейшие вещи. Это от него я получил самую большую в моей
коллекции раковину двустворчатого моллюска, к тому же с двумя крохотными
паразитирующими крабами-горошинами внутри.

Подбежав к нему, я вежливо поздоровался. Он обнажил в улыбке темные
зубы и с нарочито глубоким поклоном приветственно взмахнул шляпой, отчего
привязанные на нитках жуки лениво зажужжали, словно ожившие изумруды.
Справившись о моем здоровье, для чего он наклонился вперед и вопросительно
уставился на мое лицо широко раскрытыми пытливыми глазами. Человек с
Бронзовками дал понять, что у него все в порядке, исполнив на свирели
веселую быструю трель и несколько раз жадно вдохнув теплый воздух с блаженно
закрытыми глазами. Обменявшись таким образом любезностями, мы приступили к
делу.

Я справился, зачем он меня позвал. Человек с Бронзовками поднес к губам
свирель и извлек из нее глухой протяжный, тоскующий звук, после чего широко
открыл глаза и зашипел, качаясь из стороны в сторону и пощелкивая зубами.
Его имитация рассерженной совы была настолько верной, что я не удивился бы,
если бы он взлетел. Сердце мое взволнованно забилось, я давно мечтал о паре
для моей сплюшки Улисса, который днем сидел над окном спальни, точно резной
тотем из оливкового дерева, а по ночам истреблял мышей вокруг дома. Однако
Человек с Золотистыми Бронзовками ответил на мой вопрос презрительной
усмешкой-подумаешь, сплюшка!.. Отделив от множества висевших на нем
предметов большой мешок, он развязал его и осторожно вытряхнул к моим ногам
содержимое.

Сказать, что я сам онемел, значит ничего не сказать, ибо в белой пыли у
моих ступней, шипя, покачиваясь и щелкая клювами, словно пародируя Человека
с Бронзовками, барахтались три крупных совенка. Огромные оранжевые глазищи
выражали ярость и испуг; это были птенцы филина-такая редкость, что я почти
не смел мечтать о них. Во что бы то ни стало я должен был заполучить их. Тот
факт, что приобретение трех пухлых и прожорливых совят увеличит расходы на
мясо в такой же степени, в какой возросли бы затраты на рыбу, пополнись моя
коллекция выпями, не играл никакой роли. Выпи были где-то в будущем, еще
неизвестно, увижу ли я их, тогда как пушистые серовато-белые мячики, которые
топтали пыль, щелкая клювами, являли собой осязаемую действительность.

Присев на корточки и поглаживая птенцов, отчего она погрузились в
дремоту, я приступил к торговле с коробейником. Человек с Бронзовками был
мастер торговаться, что придавало особую увлекательность этому процессу;
вместе с тем торг носил вполне миролюбивый характер, так как происходил в
полной тишине. Мы сидели друг против друга, точно какие-нибудь знатоки
искусства, обсуждающие цену трех полотен Рембрандта. Жест подбородком,
покачивание или легкий наклон головы чередовались с долгими паузами, во
время которых Человек с Золотистыми Бронзовками пытался подмаслить меня при
помощи музыки или извлеченной из кармана малоудобоваримой нуги. Однако
преимущество было на стороне покупателя, и продавец отлично понимал это: где
еще на всем острове найдет он безумца, готового купить не одного, а целых
трех совят?! И в конце концов сделка состоялась.

Испытывая временные финансовые затруднения, я объяснил Человеку с
Бронзовками, что ему придется подождать уплаты до начала следующего месяца,
когда мне выдадут карманные деньги. Сам хорошо знакомый с осложнениями
такого рода, он отнесся с полным пониманием к моим словам. Мы условились,
что я оставлю деньги у нашего друга Яни, в кафе на перекрестке, и там он
сможет их забрать во время очередного странствия в этих краях. Покончив с
деловой, корыстной процедурой, мы распили флягу имбирного пива, которую
Человек с Золотистыми Бронзовками извлек из своей объемистой ноши. После
чего я осторожно посадил драгоценных совят обратно в их мешок и продолжил
путь домой, оставив коробейника в придорожной канаве, где он возлежал на
спине в окружении своего товара и весенних цветочков, играя на свирели.

Пока я шел к дому, энергичные крики совят вдруг; напомнили мне о
кулинарных проблемах, проистекающих из моего нового приобретения. Было
очевидно, что Человек с Бронзовками не кормил своих подопечных. Я не знал,
как долго они находились в его владении, но, судя по крикам, они здорово
проголодались. Жаль, говорил я себе, что мои отношения с Лесли малость
осложнены, не то я упросил бы его подстрелить для моих младенцев несколько
воробьев или крысу-другую. Теперь же оставалось только положиться на мамино
неизменное добросердечие.

Маму я застал на кухне; одной рукой она лихорадочно размешивала
бурлящее содержимое огромного котла, в другой держала поваренную книгу,
которую сосредоточенно изучала сквозь запотевшие очки, безмолвно шевеля
зубами. Я извлек из мешка совят с видом человека, принесшего бесценный дар.
Мама поправила очки и поглядела на троицу шипящих и покачивающихся пуховых
мячиков.

- Очень милые, дорогой, - рассеянно произнесла она. - Очень милые. Ты
уж придумай для них надежное место, ХОрошо?

Я ответил, что они будут заточены в моей комнате и никто даже не узнает
об их существовании.

- Правильно, - сказала мама, беспокойно глядя на совят. - Ты ведь
знаешь, как Ларри смотрит на то, чтобы у нас появились еще домашние
животные.

Мне это было отлично известно, и я был твердо намерен хранить появление
совят в тайне от него. Вот только одна небольшая закавыка, сообщил я маме, -
птенцы голодны, по правде говоря, они умирают с голоду.

- Бедняжки, - сказала мама, немедленно проникаясь сочувствием к
совятам. - Дай им хлеба с молоком.

Я объяснил, что совы питаются мясом, а мои запасы уже кончились. Может
быть, у мамы найдется маленький кусок, который она может одолжить мне, чтобы
птенцы не погибли?

- Понимаешь, у меня сейчас с мясом туговато, - ответила мама. - Только
и есть, что несколько отбивных на ленч. Сходи посмотри сам в холодильнике.

Я отправился в кладовку, где стоял большой холодильник для
скоропортящихся продуктов, и заглянул в его нутро, наполненное морозной
дымкой. Кроме десятка отбивных, никакого мяса не было, да и те вряд ли могли
насытить тройку прожорливых юных филинов. Я вернулся с этим известием к маме
на кухню.

- Боже мой! - воскликнула мама. - Ты уверен, что они не станут есть
хлеб с молоком?

Я был непреклонен. Совы едят только мясо.

В эту минуту один птенец качнулся так сильно, что упал, и я не замедлил
обратить на это мамино внимание- вот, мол, до чего они ослабли.

- Что ж, бери тогда отбивные, что ли, - встревоженно сказала мама. -
Обойдемся овощным рагу.

Торжествуя, я отнес совят и отбивные в свою комнату и скормил птенцам
все мясо.

В связи с прибытием совят ленч в этот день задержался.

- Извините, что так поздно, - сказала мама, открывая супницу, над
которой поднялось облачко пряного пара, - но что-то сегодня картошка долго
варилась.

- Я полагал, что сегодня будут отбивные, - разочарованно заметил Ларри.
- Целое утро слюнки глотал, предвкушая отбивные. Куда они делись?

- Боюсь, это совы виноваты, милый, - сказала мама извиняющимся тоном. -
У них такой страшный аппетит.

Ларри замер, не донеся до рта ложку с овощным рагу.

- Совы? - вымолвил он наконец, уставившись на маму. - Совы? Как тебя
понимать? Какие еще совы?

- О! - смутилась мама, сознавая, что допустила тактическую ошибку. -
Просто совы... ну, птицы такие... ничего особенного.

- Мы подверглись нашествию сов? - допытывался Ларри. - Они ворвались в
кладовку и улетели, унося в когтях кучи отбивных?

- Нет-нет, милый, они еще совсем маленькие. Они не способны на такое. У
них совершенно очаровательные глаза, и они буквально умирали с голоду,
бедные крошки.

- Держу пари, речь идет о каком-нибудь новом приобретении Джерри, -
мрачно произнес Лесли. - Я слышал, как он с кем-то ворковал перед ленчем.

- В таком случае пусть выпустит их на волю! - рявкнул Ларри.

Я сказал, что это невозможно, они еще птенцы.

- Совсем крошки, - увещевающе подхватила мама. - Они не виноваты.

- Как это понимать-не виноваты? - возмущался Ларри. - Эти проклятые
твари набили брюхо моими отбивными...