Чтение 17–й страницы книги ~Чума~

цательным умам он показывает лучезарный свет вечности в недрах любого
страдания. Он, этот свет, озаряет сумеречные дороги, ведущие к освобож-
дению... Он, этот свет, есть проявление Божественной воли, которая без
устали претворяет зло в добро. Даже ныне он, этот свет, ведет нас путем
смерти, страха и кликов ужаса к последнему безмолвию и к высшему принци-
пу всей нашей жизни. Вот, братья, то несказанное утешение, которое мне
хотелось бы вам дать, и пусть то, что вы слышали здесь, будет не просто
карающими словесами, но несущим умиротворение глаголом".

По всему чувствовалось, что проповедь отца Панлю подходит к концу.
Дождь прекратился. С неба сквозь влажную дымку лился на площадь новорож-
денный свет. С улицы долетал гул голосов, шуршание автомобильных шин -
обычный язык пробуждающегося города. Стараясь не производить шума, слу-
шатели потихоньку стали собираться, в храме началась тихая возня. Однако
преподобный отец снова заговорил, он заявил, что, доказав Божественное
происхождение чумы и карающую миссию бича Божьего, он больше не вернется
к этой теме и, заканчивая свое слово, поостережется прибегать к красотам
красноречия, что было бы неуместно, коль скоро речь идет о событиях
столь трагических. По его мнению, всем и так все должно быть ясно. Он
хочет лишь напомнить слушателям, что летописец Матье Марэ, описывая ве-
ликую чуму, обрушившуюся на Марсель, жаловался, что живет он в аду, без
помощи и надежды. Ну что ж, Матье Марэ21 был жалкий слепец! Наоборот,
отец Панлю решится утверждать, что именно сейчас каждому человеку дана
Божественная подмога и извечная надежда христианина. Он надеется вопреки
всем надеждам, вопреки ужасу этих дней и крикам умирающих, он надеется,
что сограждане наши обратят к небесам то единственное слово, слово хрис-
тианина, которое и есть сама любовь. А Господь довершит остальное.

Трудно сказать, произвела ли эта проповедь впечатление на наших сог-
раждан. Например, мсье Огон, следователь, заявил доктору Риэ, что, на
его взгляд, основной тезис отца Панлю "абсолютно неопровержим". Однако
не все оранцы придерживались столь категорического мнения. Проще говоря,
после проповеди они острее почувствовали то, что до сего дня виделось им
как-то смутно, - что они осуждены за неведомое преступление на заточе-
ние, которое и представить себе невозможно. И если одни продолжали свое
скромное существование, старались приспособиться к заключению, то дру-
гие, напротив, думали лишь о том, как бы вырваться из этой тюрьмы.

Поначалу люди безропотно примирились с тем, что отрезаны от внешнего
мира, как примирились бы они с любой временной неприятностью, угрожавшей
лишь кое-каким их привычкам. Но когда они вдруг осознали, что попали в
темницу, когда над головой, как крышка, круглилось летнее небо, коробив-
шееся от зноя, они стали смутно догадываться, что заключение угрожает
всей их жизни, и вечерами, когда спускавшаяся прохлада подстегивала их
энергию, они совершали порой самые безрассудные поступки.

Сначала - трудно сказать, было ли то простым совпадением, но только
после этого вышеупомянутого воскресенья в нашем городе поселился страх;
и по глубине его, и по охвату стало ясно, что наши сограждане действи-
тельно начали отдавать себе отчет в своем положении. Так что с известной
точки зрения атмосфера в нашем городе чуть изменилась. Но вот в чем воп-
рос - произошли ли эти изменения в атмосфере самого города или в челове-
ческих сердцах?

Через несколько дней после воскресной проповеди доктор Риэ вместе с
Граном отправились на окраину города, обсуждая достославное событие, как
вдруг путь им преградил какой-то человек: он неуклюже топтался перед ни-
ми, но почему-то не двигался с места. Как раз в эту минуту вспыхнули
уличные фонари, теперь их зажигали все позже и позже. Свет фонаря, под-
вешенного к высокой мачте, стоявшей у них за спиной, вдруг осветил этого
человека, и они увидели, что незнакомец беззвучно хохочет, плотно зажму-
рив глаза. По его бледному, искаженному ухмылкой безмолвного веселья ли-
цу крупными каплями катился пот. Они прошли мимо.

- Сумасшедший, - проговорил Гран.

Риэ, взявший своего спутника под руку, чтобы поскорее увести его по-
дальше от этого зрелища, почувствовал, как тело Грана бьет нервическая
дрожь.

- Скоро у нас в городе все будут сумасшедшие, - заметил Риэ.

Горло у него пересохло, очевидно, сказывалась многодневная усталость.

- Зайдем выпьем чего-нибудь.

В тесном кафе, куда они зашли, освещенном единственной лампой, горя-
щей над стойкой и разливавшей густо-багровый свет, посетители почему-то
говорили вполголоса, хотя, казалось бы, для этого не было никаких при-
чин. Гран, к великому изумлению доктора, заказал себе стакан рому, выпил
одним духом и заявил, что это здорово крепко. Потом направился к выходу.
Когда они очутились на улице, Риэ почудилось, будто ночной мрак густо
пронизан стенаниями. Глухой свист, шедший с черного неба и вьющийся
где-то над фонарями, невольно напомнил ему невидимый бич Божий, неутоми-
мо рассекавший теплый воздух.

- Какое счастье, какое счастье, - твердил Гран. Риэ старался понять,
что, собственно, он имеет в виду.

- Какое счастье, - сказал Гран, - что у меня есть моя работа.

- Да, - подтвердил Риэ, - это действительно огромное преимущество.

И, желая заглушить этот посвист, он спросил Грана, доволен ли тот
своей работой.

- Да как вам сказать, думается, я на верном пути.

- А долго вам еще трудиться?

Гран воодушевился, голос его зазвучал громче, словно согретый парами
алкоголя.

- Не знаю, но вопрос в другом, доктор, да-да, совсем в другом.

Даже в темноте Риэ догадался, что его собеседник размахивает руками.
Казалось, он готовит про себя речь, и она и впрямь вдруг вырвалась нару-
жу и полилась без запинок:

- Видите ли, доктор, чего я хочу - я хочу, чтобы в тот день, когда
моя рукопись попадет в руки издателя, издатель, прочитав ее, поднялся бы
с места и сказал своим сотрудникам: "Господа, шапки долой!"

Это неожиданное заявление удивило Риэ. Ему почудилось даже, будто
Гран поднес руку к голове жестом человека, снимающего шляпу, а потом вы-
кинул руку вперед. Там наверху, в небе, с новой силой зазвенел странный
свист.

- Да, - проговорил Гран, - я обязан добиться совершенства.

При всей своей неискушенности в литературных делах Риэ, однако, поду-
мал, что, очевидно, все происходит не так просто и что, к примеру, вряд
ли издательские работники сидят в своих кабинетах в шляпах. Но кто его
знает - и Риэ предпочел промолчать. Вопреки воле он прислушивался к та-
инственному рокоту чумы. Они подошли к кварталу, где жил Гран, и, так
как дорога слегка поднималась вверх, на них повеяло свежим ветерком,
унесшим одновременно все шумы города. Гран все продолжал говорить, но
Риэ улавливал только половину его слов. Он понял лишь, что произведение,
о котором идет речь, уже насчитывает сотни страниц и что самое мучи-
тельное для автора - это добиться совершенства...

- Целые вечера, целые недели бьешься над одним каким-нибудь словом...
а то и просто над согласованием.

Тут Гран остановился и схватил доктора за пуговицу пальто. Из его
почти беззубого рта слова вырывались с трудом.

- Поймите меня, доктор. На худой конец, не так уж сложно сделать вы-
бор между "и" и "но". Уже много труднее отдать предпочтение "и" или "по-
том". Трудности возрастают, когда речь идет о "потом" и "затем". Но, ко-
нечно, самое трудное определить, надо ли вообще ставить "и" или не надо.

- Да, - сказал Риэ, - понимаю. Он снова зашагал вперед. Гран явно
сконфузился и догнал доктора.

- Простите меня, - пробормотал он. - Сам не знаю, что это со мной
нынче вечером.

Риэ ласково похлопал его по плечу и сказал, что он очень хотел бы ему
помочь, да и все, что он рассказывал, его чрезвычайно заинтересовало.
Гран, по-видимому, успокоился, и, когда они дошли до подъезда, он, поко-
лебавшись, предложил доктору подняться к нему на минуточку. Риэ согла-
сился.

Гран усадил гостя в столовой у стола, заваленного бумагами, каждый
листок был сплошь покрыт микроскопическими буквами, чернел от помарок. .

- Да, она самая, - сказал Гран, поймав вопросительный взгляд Риэ. -
Может, выпьете чего-нибудь? У меня есть немного вина.

Риэ отказался. Он глядел на листки рукописи.

- Да не глядите так, - попросил Гран. - Это только первая фраза. Ну и
повозился же я с ней, ох и повозился.

Он тоже уставился на разбросанные по столу листки, и рука его, пови-
нуясь неодолимому порыву, сама потянулась к странице, поднесла ее побли-
же к электрической лампочке без абажура. Листок дрожал в его руке. Риэ
заметил, что на лбу Грана выступили капли пота.

- Садитесь, - сказал он, - и почитайте.

Гран вскинул на доктора глаза и благодарно улыбнулся.

-- Верно, - сказал он, - мне и самому хочется вам почитать.

Он подождал с минуту, не отрывая взгляда от страницы, потом сел. А
Риэ вслушивался в невнятное бормотание города, которое как бы служило
аккомпанементом к свисту бича. Именно в этот миг он необычайно остро
ощутил весь город, лежавший внизу, превратившийся в наглухо замкнутый
мирок, раздираемый страшными воплями, которые поглощал ночной мрак. А
рядом глухо бубнил Гран: "Прекрасным утром мая элегантная амазонка на
великолепном гнедом коне скакала по цветущим аллеям Булонского леса..."
Затем снова наступила тишина и принесла с собой невнятный гул города-му-
ченика. Гран положил листок, но глаз от него не отвел. Через минуту он
посмотрел на Риэ:

- Ну как?

Риэ ответил, что начало показалось ему занимательным и интересно было
бы узнать, что будет дальше. На это Гран горячо возразил, что такая точ-