слышал и которые имели сходство с модерновыми аккордами Бартока но были
по-боповому хеповы) а в другие разы она просто делала аккорды а я делал
контрабас, по старинной великой легенде (вновь ревущей высокой кушетки
поразительно убойного дня которую я не рассчитываю что кто-то поймет)
прежде, мы с Оссипом Поппером пели боп, выпускали пластинки, всегда беря
на себя партию контрабаса тум тум под его фразировку (настолько как я
вижу сейчас похожую на боповую фразировку Билли Экстайна) - мы вдвоем
рука об руку несясь длинными шагами по Маркету по хиповой старой сердце-
вине Калифорнийского Яблока распевая боп и притом неплохо - восторг это-
го, и придя после жуткой попойки у Роджера Уолкера где (организация Ада-
ма и мое молчаливое согласие) вместо нормальной бал°хи были одни мальчи-
ки и все голубые включая одного молодого фарцовщика-мексиканца и Марду
отнюдь не застигнутая врасплох веселилась и болтала - однако несмотря на
все это, сорвавшись домой на автобус что ходит по Третьей Улице распевая
ликуя -
вслух - когда зашел Майк М°рфи она велела ему сесть и слушать пока я
продолжал но тогда я был другим и не мог читать одно и то же и остано-
вился - но на следующий день в своем мрачном одиночестве Марду села и
прочла весь однотомник Фолкнера.
рели Нижние Глубины, держались за руки, курили, прижимались друг к другу
- хотя снаружи на Маркет-Стрит она не позволила мне держать себя под ру-
ку из страха что люди на улице решат что она шлюха, так это и выглядело
бы но я рассвирепел но не стал дергаться и мы пошли дальше, мне захоте-
лось зайти в бар выпить вина, она боялась мужиков в шляпах рассевшихся у
стойки, теперь я увидел ее негритянский страх перед американским общест-
вом о котором она постоянно говорила но ощутимо на улицах что никогда
никак меня не заботило - пытался утешить ее, показать что она может де-
лать со мной вместе все что ей угодно: "Фактически крошка я буду знаме-
нитым человеком а ты будешь достойной и гордой женой знаменитого челове-
ка поэтому не переживай" но она сказала "Ты не рубишь" но страх малень-
кой девочки так прелестен, так съедобен, я оставил его в покое, мы пошли
домой, к нежным любовным сценам вместе в нашей собственной и тайной тем-
ноте -
нее, я не пил и мы провели целую ночь вместе в постели, на сей раз расс-
казывая истории про привидения, сказки По те что я мог вспомнить, потом
кое-что сочиняли, а в конце строили друг другу дебильные рожи и пытались
напугать друг друга круглыми остановившимися глазами, она показала мне
как одной из ее грез наяву на Маркет-Стрит был тот приход что она ката-
тоник ("Хотя тогда я не знала что это слово означает, но типа, я ходила
зажато болторукаясь рукоболтаясь и честное слово ни единая душа не смела
со мною заговорить а некоторые и взглянуть-то боялись, и я такая там хо-
дила как зомби а ведь всего тринадцать мне было.") (Ох что за ликующее
пришепетывание в шепелявых маленьких ее губках, я вижу выступающие впе-
ред зубки, я говорю строго: "Марду тебе следует сейчас же почистить зу-
бы, вон в той вот больнице, пойдешь к своему терапевту, и к зубному тоже
зайди - это все бесплатно поэтому давай..." поскольку вижу как уголки ее
жемчугов начинают темнеть что приведет к порче) - и она строит мне рожу
сумасшедшей, лицо неподвижное, а глаза сияют сияют сияют как звезды не-
бесные и какие угодно но только не испуганные я до крайности поражен ее
красотой и говорю "И еще я вижу землю в твоих глазах вот что я думаю о
тебе, в тебе есть определенная красота, не то чтобы я завис на земле и
индейцах и все такое и желаю все время талдычить про тебя и про нас, но
я вижу в твоих глазах такое тепло - но когда ты строишь сумасшедшую я
вижу не безумие а восторг восторг - как беспризорные хлопья пыли в угол-
ке у маленького пацанчика а он сейчас спит в своей кроватке и я люблю
тебя, настанет день и дождь падет на наши вежды милая" - и у нас горит
одна свечка поэтому все безумства еще смешнее а истории о привидениях
еще жутче - одна про - но увы недостает, как жаворонок, я расшалился во
всем хорошем и не забываю и забываю свою боль -
пивши потому что нет денег, нищета бы спасла этот роман) и я отправлял
ей послание: "Ты готова," и вижу первую вещь в моем черном мире глаз и
прошу ее описать ее, поразительно как мы пришли к одному и тому же, это
было какое-то взаимное понимание, я видел хрустальные жирондоли а она
видела белые лепестки в черной бочажине сразу после некоторого слияния
образов так же изумительно как и те точные образы которыми я обменивался
с Кармоди в Мексике - Марду и я оба видели то же самое, какие-то очерта-
ния безумия, какой-то фонтан, ныне уже мною позабытый и на самом деле
пока еще не важный, сходимся вместе во взаимных описаниях его и радуемся
и ликуем в этом нашем телепатическом триумфе, заканчивая там где встре-
чаются наши мысли в кристальной белизне и лепестках, в тайне - я вижу
ликующий голод в ее лице поглощающем взглядом мое лицо, я мог бы уме-
реть, не разбивай мне сердце радио своей прекрасной музыкой, О мир -
вновь свет свечей, мигающий, я накупил уйму свечей в лавке, углы нашей
комнаты во тьме, ее тень обнаженно смугла когда она спешит к раковине -
как мы пользуемся раковиной - мой страх передать БЕЛЫЕ образы ей в наших
телепатиях из страха что это ей (в ее веселии) напомнит о нашей расовой
разнице, отчего в то время я чувствовал себя виновато, теперь-то я пони-
маю что все это было одним сплошным любовным реверансом с моей стороны -
Господи.
Ройял Челис, сладкого, густого, крепкого, огни города и бухты под нами,
печальная тайна - сидя там на скамейке, влюбленные, одинокие проходят
мимо, мы передаем друг другу бутылку, разговариваем - она рассказывает
все свое маленькое девчачье детство в Окленде. - Это словно Париж - мяг-
ко, ветерок веет, город может изнемогать от зноя но обитатели холмов все
равно летают - а на той стороне бухты Окленд (ах эти я Харт Крейн Мел-
вилл и вы все разнообразнейшие братья поэты американской ночи которая
как я однажды думал станет моим священным алтарем и теперь так и есть но
кому до этого дело, кому знать это, а я потерял любовь из-за нее - пьян-
чуга, тупица, поэт) - возвращаясь через Ван-Несс на пляж Акватик-Парка,
сидя в песке, когда я прохожу мимо мексиканцев то ощущаю эту великую хе-
повость что была у меня все лето на улице с Марду моя старинная мечта о
желании быть жизненным, живым как негр или индеец или денверский японец
или нью-йоркский пуэрториканец сбылась, с нею рядом такой молодой, сек-
суальной, гибкой, странной, хипейной, сам я в джинсах и такой небрежный
и мы оба как бы молодые (Я говорю как бы, в мои-то 31) - мусора велят
нам уходить с пляжа, одинокий негр проходит мимо нас дважды и таращится
- мы идем вдоль плеска кромки воды, она смеется видя чокнутые фигуры от-
раженного света луны пляшущие совсем как насекомые в завывающей прохлад-
ной гладкой воде ночи - мы слышим запах гаваней, мы танцуем -
плоскогорьях в Мексике или где-нибудь в Аризоне на прием к терапевту в
больницу, вдоль Эмбаркадеро, презрев автобус, рука об руку - я гордый,
думая: "В Мехико она будет выглядеть точно так же и ни единая душа не
будет знать что я сам не индеец ей-Богу и мы схиляем вместе" - и указы-
ваю на чистоту и ясность облаков: "Совсем как в Мексике милая, О ты ее
полюбишь" и мы поднимаемся по суетливой улочке к мрачнокирпичной больни-
це и предполагается что я пойду отсюда домой но она медлит, печальная
улыбка, улыбка любви, когда я уступаю и соглашаюсь подождать окончания
ее 20-минутного свидания с доктором и ее выхода она лучезарно вырывается
оттуда радостная и стремглав несется к воротам которые мы чуть было не
прошли в ее вот-чуть-чуть-и-к-черту-лечение-лучше-погуляю-с-тобой блуж-
дании, мужчины - любовь - не продается - моя награда - собственность -
никто ее не получит а заработает сицилийский разрез поперек середины -
германским сапогом в целовальник, топор канука - я пришпилю этих корча-
щихся поэтишек к какой-нибудь лондонской стенке прямо здесь, объяснено.
- И пока жду пока она выйдет, я сижу на стороне воды, в мексиканском та-
ком гравии и траве и среди бетонных блоков и вытаскиваю блокнотики и ри-
сую большие словесные картинки небесного горизонта и бухты, вставляя
крошечные упоминания великого факта громадного всего-мира с его беско-
нечными уровнями, от Стандард Ойла вниз до шлепков прибоя о баржи где
старым матросам снятся сны, с различием между людьми, различием таким
неохватным между заботами директоров в небоскребах и морских псов в га-
вани и психоаналитиков в душных кабинетах громадных мрачных зданий наби-
тых мертвыми телами в морге под низом и сумасшедшими женщинами у окон,
надеясь таким вот образом внедрить в Марду признание того факта что это
большой мир а психоанализ лишь маленький способ объяснить его поскольку
он только царапает поверхность, которая суть, анализ, причина и следс-
твие, почему вместо что - когда она выходит я читаю ей это, не производя
на нее слишком большого впечатления но она меня любит, держит меня за
руку пока мы рассекаем вниз по Эмбаркадеро к ее дому и когда я оставляю
ее на Третьей и Таунсенде поезд в теплом ясном полдне она говорит "О до
чего я не хочу чтобы ты уходил, мне тебя теперь по-настоящему не хвата-
ет." - "Но я должен быть дома вовремя чтобы приготовить ужин - и писать
- поэтому милая я вернусь завтра не забудь ровно в десять." - И назавтра
я вместо этого заявляюсь в полночь.
зала "Я вдруг потерялась" и потерялась со мною хоть сама и не кончала но
неистовствовала в моем неистовстве (райховское заволакивание чувств) и
как же она любила это - все наши учения в постели, я объясняю ей себя,
она объясняет себя мне, мы вкалываем, мы стенаем, мы джазуем - мы срыва-
ем прочь одежду и прыгаем друг на друга (после всегдашнего ее маленького
путешествия к диафрагмовой раковине а мне приходится ждать держась мягче
и отпуская дурацкие шуточки а она смеется и брызжется водой) потом вот
она подходит шлепая ко мне через Райский Сад, и я вытягиваюсь вверх и
помогаю ей опуститься на мою сторону мягкой постели, я притягиваю ее ма-