- это отсталость, Надежда Михайловна: нам надо поменьше людей в
республике - слишком много работы... Федератовна арестовала кулацких
пастухов, а нам их теперь негде держать - их связал Климент веревкой от
бегства и увел в районную тюрьму. Говорят, пастушьи бабы защекотали
Климента в степи, а бабьи мужья разбежались. Динамо-машину мы получили,
но без вас было скучно...
скопившуюся тоску. Босталоева ничего не ответила Вермо: она
настолько утомилась от своих действий в городе, от впечатлений
исторической жизни, от своего сердца, отягощенного заглушенной
страстью, что уснула вскоре в тени неизвестной башни, молчаливо
обидевшись на всех.
разной одеждой.
были Кемаль, Вермо и Високовский, и все они ели пищу из одного
котла.
Босталоева.-Сволочи какие!.. Кто из вас первый начал землю
здесь рыть, здоровы ли гурты; где Федератовна-старушка?..
Кемаль, ты за чем тут глядел, кто эти люди сидят? Я прямо
удивляюсь: какие вы малолетние! А я думала, вы и вправду
коммунисты!
произнес Кемаль.-Мы-то не коммунисты? Ах ты дура-девчонка! Я
старый кузнец и механик, я не смеялся тридцать лет, а вот
пришел инженер Вермо, открыл нам пространство науки - и я
улыбнулся на твой совхоз из землянок! Ты же все лозунги
извращаешь, ты с природой, ты с отсталостью примирялась здесь
- нервная ничтожность такая!.. Ты уехала, старуха твоя пропала
-тоже советская наседка такая - и мы втроем,- Кемаль показал
еще на Вермо и Високовского,- мы сказали твоему старушьему
совхозу: прочь, ты не дело теперь! И не было его в одну ночь!
Надо трудиться, товарищ директор, не за лишнюю сотню тонн
говядины, а за десять тысяч тонн!.. Ты
- девчонка еще в глазах техники!
Босталоева, заново разглядывая Кемаля.- Это прямо
превосходно!"
сбежавшими из умрищевского колхоза, также начали стыдить
Босталоеву за ее недооценку башни, мельницы и дальнейших
перспектив.
ее в башню. Босталоева молчала. Вермо глядел ей вслед и думал,
сколько гвоздей, свечек, меди и минералов можно химически
получить из тела Босталоевой. "Зачем строят крематории?- с
грустью удивился инженер.- Нужно строить химзаводы для добычи
из трупов цветметзолота, различных стройматериалов и
оборудования".
прессом глино-черноземных кирпичей и представляла собой вид
усеченного конуса.
имело еще арматуры, но это было то же, что электрический стул
для человека -место смертельного убийства животных высоким
напряжением. Високовский и Вермо не хотели портить качества
мяса предсмертным ужасом и безумной агонией живого существа от
действия механического орудия. Наоборот, животное будет
подвержено предварительной ласке в электрическом стойле, и
смерть будет наступать в момент наслаждения лучшей едой.
Внутренность башни была выложена досками в тесную пригонку, а
доски покрыты слоем клеевого лака, непроходимым для
электричества.
размоют эту земляную каланчу.
Михайловна,-объяснил Високовский,- что нужно десять лет
ливней, чтобы вода смыла башню...
на съедение или даже запертых в неволю вагонов, всегда приводил
Високовского в душевное и экономическое содрогание. Коровы, и
особенно быки, слишком впечатлительны, чтобы переносить
железнодорожную езду, вид городов и ревущую индустриализацию. У
животных расстраиваются нервы, они высыпают беспрестанно из
себя навоз и теряют съедобный вес. Сосчитано, что при езде в
вагоне на тысячу верст коровы худеют на десять и больше
процентов, а быки вовсе тают, тоскуя, что им уж никогда теперь
не придется случаться.
тысячи тонн коров, то двести, а может быть, и четыреста тонн
наиболее нежного мяса будет истрачено в пути благодаря
похудению животных. Кроме того, коровы могут вовсе умереть в
дороге. Эти двести или четыреста тонн говядины должен сохранить
электрический силос, построенный как башня. Коровьи туловища
разрубаются на сортовые части и загружаются в башню. Затем
небольшое количество высоконапряженного тока пропускается
сквозь всю массу говядины, и говядина сохраняется долгое время,
даже целый год, в свежем и питательном состоянии, потому что
электричество убивает в нем смертных микробов.
кадушки с выкачанным воздухом и отправляется в города. В
дальнейшем следует вокруг электрического силоса развить
комбинат, с тем чтобы на месте обращать мясо в фарш, колбасу,
студень, консервы и отправлять в города готовую еду.
что она еще не инженер и ей нужно излишне любить Вермо.
им совместно с Вермо и Кемалем, для резкого накопления мяса в
совхозе, а Босталоева молча думала о новом техническом
большевизме, которому уже не соответствует ее ум.
знавшая, куда теперь ей деться, когда все сломали, когда из
металлических ложек мужики сделали проволоку, суповые котлы
раскатали в листы, когда даже ушные сережки вынули у нее и
расплавили их в олово,- это печальная, бесхозная женщина,
лишенная бытового состояния, сказала, что движется новое стадо
из какого-то дальнего пункта: идите его встречать и организуйте
поскорее баб из степи, потому что некому обдаивать скотину, а
из нее уж капает молоко в землю.
погонщика умрищевского вентиляторного вола; погонщик прибежал
первым, чтобы осознать новое место своей жизни и сообщиться.
разнотравия, открытый недавно Високовским около одного дальнего
одичавшего колодца, Босталоева возвратилась ночью в совхоз.
Вермо играл на гармонии, а Кемаль плясал -с тем выражением,
словно хотел выветрить из себя всю надоевшую старую душу и
взять другой воздух из дующего ветра.
веселых людей, крылья могучей мельницы, башню и слушать, как
всеобщий человеческий голос, прекрасную музыку, всегда
соответствующую намерению борющихся большевиков. Босталоева
вошла в среду людей и стала танцевать по очереди со всеми
товарищами, пока не перепробовала всех; только Вермо, как
занятый музыкант, не мог потанцевать с Босталоевой, но зато
она, двигаясь, обещала ему достать агрегат для бурения на
ювенильное море, и Вермо с энергией радости начал еще лучше
играть на гармонии. Один погонщик вентиляторного вола стоял в
стороне, не примкнув к дружбе и музыке, но и его Босталоева
взяла в дело танца, отчего погонщик весь заухмылялся и уж
заранее согласен был положить всю свою силу на совхозном
строительстве - настолько он мало еще видел нежности в жизни.
Танцуя, погонщик нюхал подругу-директора и наслаждался своим
достоинством, нужностью и равенством с высшими друзьями, а
Босталоева глядела не него близко и улыбалась ему в лицо своей
улыбкой серьезной искренности, своими спокойными верными
глазами, и погонщик чувствовал ее легкую руку на своем плече,
привыкшем к тяжести и терпению.
рационализации отдыха и счастья, а сам не мог победить в своем
сердце чувства той прозрачной печали, которая происходила от
сознания, что Босталоеву может обнять целый класс пролетариата
и она не утомится, она тоже ответит ему со страстью и
преданностью.