Чтение 17–й страницы книги ~Триумфальная арка~

Она помолчала.

- Да. Только не так. По-другому. Когда я целыми днями ни с кем не
разговаривала и бродила по ночам, и кругом были люди, и они чем-то
занимались и куда-то шли, и у них был свой дом... Только у меня ничего...
Тогда все постепенно становилось нереальным... будто я утонула и бреду под
водой по чужому городу...

Кто-то поднялся по лестнице. Щелкнул замок, хлопнула дверь. Сразу же
глухо загудел водопровод.

- Зачем оставаться в Париже, если у вас тут никого нет? - спросил Равик,
почти засыпая.

- Не знаю. А куда мне деваться?

- Вам некуда вернуться?

- Нет. Возврата нет ни для кого. Никуда.

Порыв ветра швырнул тяжелые струи в стекло.

- Зачем же вы приехали в Париж? - спросил Равик.

Жоан ответила не сразу. Он решил, что она уже заснула.

- Рачинский приехал со мной в Париж, потому что мы хотели расстаться, -
сказала она наконец.

Равик не удивился ответу. Есть часы, когда не удивляешься ничему.
Человека, вернувшегося в номер напротив, начало рвать. Сквозь дверь
доносились приглушенные стоны.

- С чего же было так отчаиваться? - спросил Равик.

- Потому что он умер! Умер! Был - и вдруг не стало! Не вернуть! Никогда!
Умер! Уже никогда ничего не сделать!.. Неужели вы не понимаете? - Жоан
приподнялась на локте, пристально всматриваясь в Равика.

Потому что он ушел прежде, чем ты смогла уйти от него, подумал Равик,
потому что он оставил тебя одну прежде, чем ты была к этому подготовлена.

- Я... я должна была относиться к нему иначе... я была...

- Забудьте об этом. Раскаяние - самая бесполезная вещь на свете. Вернуть
ничего нельзя. Ничего нельзя исправить. Иначе все мы были бы святыми. Жизнь
не имела в виду сделать нас совершенными. Тому, кто совершенен, место в
музее.

Жоан ничего не ответила. Равик увидел, что она отпила глоток и снова
откинулась на подушку. Было что-то еще... но он слишком устал, чтобы думать.
Впрочем, ему все было безразлично. Хотелось спать.

Утром предстояла операция. Остальное его не касалось. Он поставил пустую
рюмку на пол, рядом с бутылкой. Странно, где только иной раз не
приземлишься, подумал он.

Когда Равик вошел, Люсьенна Мартинэ сидела у окна.

- Ну что? - спросил он. - Каково первый раз встать с постели?

Девушка посмотрела на него, потом в окно - на серый пасмурный день - и
снова на него.

- Плохая погода, - сказал он.

- Нет, - ответила она. - Для меня хорошая.

- Почему?

- Потому что не надо выходить на улицу.

Она сидела в кресле, съежившись, накинув на плечи дешевенькое ситцевое
кимоно, - щуплое, неказистое существо с плохими зубами, но для Равика она
была в этот момент прекраснее Елены Троянской, кусочком жизни, спасенной его
руками. Правда, гордиться особенно было нечем - ведь другую он совсем
недавно потерял. Следующую он, наверно, тоже потеряет, в конце концов он
потеряет их всех и самого себя. Но эта пока была спасена.

- Мало радости разносить шляпки в такую погоду, - сказала Люсьенна.

- А вы разносили шляпки?

- Да. Я работала у мадам Ланвер. Ателье на авеню Матиньон. Мы работали до
пяти. А потом надо было разносить заказчицам картонки. Сейчас половина
шестого. Самое время бегать со шляпками. - Она посмотрела в окно. - Жаль,
дождь перестал. Вчера было лучше. Весь день лило как из ведра. А теперь
кому-нибудь другому приходится бегать.

Равик сел против нее на подоконник. Странно, подумал он. Всегда ждешь,
что человек, избежав смерти, будет безмерно счастлив. Но так почти никогда
не бывает. Вот и Люсьенна. Свершилось маленькое чудо, а ей только и радости,
что не надо выходить под дождь.

- Почему вы выбрали именно эту клинику, Люсьенна? - спросил он.

Она настороженно взглянула на него.

- Мне говорили о ней.

- Кто?

- Знакомая.

- Как ее зовут?

Девушка помедлила.

- Она тоже была здесь. Я проводила ее сюда, до самых дверей. Потому и
знала адрес.

- Когда это было?

- За неделю до того, как пришла сама.

- Это та, что умерла во время операции?

- Да.

- И все-таки вы пришли сюда?

- Да, - равнодушно ответила Люсьенна. - А почему бы и нет?

Равик не сказал того, что хотел сказать. Он посмотрел на маленькое
холодное лицо. Когда-то оно было нежным. Как быстро жизнь ожесточила его.

- Вы были у той же акушерки? - спросил он. Люсьенна молчала.

- Или у того же врача? Можете мне спокойно сказать. Я ведь не знаю, кто
они.

- Сначала у нее была Мари. За неделю до меня. За десять дней.

- А потом пошли вы, хотя знали, что случилось с Мари?

Люсьенна пожала плечами.

- А что мне оставалось? Пришлось рискнуть. Никого другого я не знала.
Ребенок... Куда мне с ребенком?

Она смотрела в окно. На балконе напротив стоял мужчина в подтяжках. Он
держал над собой раскрытый зонтик.

- Сколько мне еще лежать здесь, доктор?

- Около двух недель.

- Целых две недели?

- Это не так уж долго. А что?

- Где же взять такие деньги?

- Может быть, вас удастся выписать немного раньше.

- Вы думаете, я смогу расплатиться? У меня нет таких денег. Очень уж
дорого - тридцать франков в сутки.

- Кто вам сказал?

- Сестра.

- Какая? Конечно, Эжени...

- Да. Она сказала, что за операцию и бинты придется платить отдельно. Это
дорого?

- За операцию вы уже заплатили.

- Сестра говорит, этого далеко не достаточно.

- Сестра не знает всего, Люсьенна. Лучше спросите как-нибудь у доктора
Вебера.

- Мне хотелось бы узнать поскорее.

- Зачем?

- Тогда легче рассчитать, сколько придется отрабатывать. - Люсьенна
посмотрела на свои тонкие, исколотые иглой пальцы. - Еще за комнату надо
заплатить. За целый месяц. Я пришла сюда тринадцатого. Пятнадцатого надо
было предупредить хозяйку, что я съезжаю. А так придется платить за целый
месяц, и хоть бы было за что.

- Вам никто не помогает?

Люсьенна взглянула на него. Внезапно лицо ее постарело лет на десять.

- Сами ведь все понимаете, доктор! Он только злится. Сказал мне: "Не
думал, что ты такая дура! А то не стал бы связываться".

Равик кивнул. Все это было не ново.

- Люсьенна, - сказал он. - Попробуем получить что-нибудь с женщины,
которая сделала вам аборт. Виновата она. Вы только должны назвать ее.

Девушка встрепенулась. Всем своим существом она приготовилась к отпору.

- Полиция? Нет! Еще сама влипну.

- Никакой полиции. Мы только пригрозим этой женщине.

Она горько усмехнулась.

- Угрозами ничего не добьетесь. Она железная. Пришлось уплатить ей триста
франков. А что получилось?.. - Люсьенна оправила кимоно. - Некоторым просто
не везет, - спокойно добавила она, словно говорила не о себе, а о ком-то
постороннем.

- Неправда, - ответил Равик. - Вам здорово

повезло.

В операционной он застал Эжени. Она до блеска начищала никелированные
инструменты. Это было одно из ее любимых занятий. Работа поглотила ее
настолько, что она не услышала, как он вошел.

- Эжени, сказал он.

Она вздрогнула и обернулась.

- Ах, это вы! Вечно вы пугаете меня!

- Не думал, что я такая важная персона. А вот вам не следовало бы пугать
пациентов разговорами о гонорарах и плате за лечение.

Эжени выпрямилась и застыла с тряпкой в руке.

- Ах, вот оно что! Эта паршивая проститутка уже насплетничала вам...

- Эжени, - сказал Равик. - Среди женщин, ни разу не спавших с мужчиной,
больше проституток, чем среди тех, для кого это стало горьким куском хлеба.
Я уже не говорю о замужних. Кроме того, девушка не насплетничала. Просто вы
испортили ей день, вот и все.