вслушиваясь в их враждебное лопотанье.
забылась, обдав женщин сладостной чумой наспанного греха.
комнаты.
родственники, среди которых было немало почтенных коммерсантов. Взрослые
замужние сестры Коли неистовствовали, как голодные тигрицы. Во время совета
они несколько раз рвались в его спальню, где дожидалась своей участи Даша,
чтобы избить ее. К счастью, мужья вовремя перехватывали их и оттаскивали
назад с добровольно преувеличенным усердием.
основании взять над ним опеку. Но этот способ уже тогда опытным людям
казался устаревшим, потому что почтенные коммерсанты стали возражать. Они
утверждали, что этим немедленно воспользуются другие табачники, чтобы
подорвать его коммерческое имя. Матери тоже было обидно объявлять Колю
сумасшедшим, и она не поддержала дочерей.
своем главном козыре: он был единственным сыном своего отца, и было никак
невозможно продолжить славный род Зархиди, не прибегнув к его услугам,
притом добровольным.
Даша надоест Коле, потому что, как он пояснил, всякая женщина надоедает
мужчине, если у него ее не пытаются отобрать.
требовали, чтобы Коля точно сказал, когда она ему надоест.
участи Даша. Мужья их, завидуя Коле, задумчиво медлили на мраморной
лестнице.
получилось наоборот -- тихая, сонная Даша выжила из дому дюжину воинственных
и шумных гречанок.
деятельность. Многочисленная родня хваталась с утра за веники, шваркала
половыми тряпками, грохоча ведрами, бегала за водой. Все эти приживалки, под
зычным руководством матери Коли, скрипели базарными корзинами, стучали
столовыми ножами, соскребали нагар с подсвечников и налеты органических
окаменении с мидий, перерывали горы риса, выискивая порченые зерна,
переругивались с продавцами фруктов, на своих осликах въезжавших во двор
особняка, выбрасывали на окна и балконы и тут же колотили палками ни в чем
не повинные матрацы, шушукались с греческими свахами, постоянно ждали
неведомых гостей, с ужасом прислушивались к вестям из России, где, по
слухам, рабочие не только греческих коммерсантов, собственного царя не
пощадили, оставив его с женой и детьми без куска хлеба.
очаголюбия ходила сонная волоокая женщина, шлепая по мокрому полу босыми
ногами, пытаясь рассказывать свои степные сны, непонятные и ненужные, как
валенки киприоту.
славного рода Зархиди?! Где справедливость, где божественный промысел?!
Поистине боги отвернулись от Греции и от каждого грека в отдельности.
улитки еще более национальное блюдо, чем плов с мидиями. Во всяком случае,
для черноморских греков.
мама. Приживалки, вытаращив глаза и стараясь не шуметь челюстями, глядели на
Дашу. Надвигалась гроза, но Даша не понимала.
Смертельно перепуганные приживалки последовали за ней.
Зархиди вышла из особняка, прошла по городу и скрылась в доме одной из
сестер Коли. Правда, в доме оставалась преданная служанка, которой старуха
наказала следить и следить за этой русской дьяволос, мечтающей разорить сына
на радость конкурирующим табачникам.
ее бесхитростному сыну. Исподволь, через верных людей она стала выяснять,
сколько получил офицер за свою операцию, чтобы не слишком переплатить, когда
она попытается откупиться от Даши. Говорят, они встречались, но свидетелей
при этом не было, поэтому точно ничего не известно.
особняка, поглядывая на улицу, прихлебывая кофе и запивая каждый глоток
знаменитым лимонадом братьев Логидзе Если по улице проходил кто-нибудь из
знакомых, Даша окликала его и спрашивала:
которым только что говорила. А тот, бывало, стоял, переминаясь, чего-то
ожидая и наконец вздохнув бог знает о чем, шел дальше своей потускневшей
дорогой.
где она разбила грядку подсолнухов между благородными лаврами, посаженными
еще отцом Коли.
особняку верхом на лошади подъехал ее бывший возлюбленный. Он остановил
лошадь, поднял голову и сказал:
руке чашку с кофе и ложась грудью на перила балкона, -- а то обидно, что ты
сказал "уф".
мамаша его от тебя сбежала.
уважать...
любовных воспоминаний к угрозам и наоборот. Даша тихо слушала его, положив
голову на перила, высунув неуклюжую полную руку, и скапывала из чашки
остатки кофейной гущи, стараясь попасть ими в шевелящееся ухо лошади.
Наконец попала. Лошадь, гремя уздечками, замотала головой.
периле, тихо покачала своей волоокой кудлатой головой.
лошадь плетью, галопом помчался в сторону моря.
на периле, так и забыв убрать руку с запрокинутой чашечкой в ладони.
старшая из Колиных сестер пыталась ворваться в особняк, чтобы
собственноручно рассчитаться с Дашей. К счастью, Коля оказался дома. Он
закрыл парадную дверь на цепочку, но та ворвалась в дом через вход со двора.
Коля едва успел ее перехватить. В виде жалкой отместки она сломала все
подсолнухи на Дашиной грядке, чем сильно огорчила ее. В тот же вечер Коля
собственноручно заколотил дверь, ведущую во двор, и велел Даше не открывать
парадной двери незнакомым людям, пока не посмотрит на них с балкона.
посещения Даши застрелился офицер, ее бывший возлюбленный. Все это время он
беспробудно пил, но в то утро, по словам денщика, был спокоен и абсолютно
трезв. Сидя за своим столом и глядя в зеркало, он тщательно побрился и велел
денщику принести полотенце, вымочив его в горячей воде. Денщик принес
полотенце, помог ему сделать горячий компресс, после чего офицер отдал ему
полотенце и сказал:
зеркало, как если бы бритвой выравнивал висок, осторожно поднес к нему
пистолет, посмотрел в зеркало и выстрелил. Некоторые говорили по этому
поводу, что это тихий случай белой горячки, другие говорили, что тут
замешана какая-то женщина. Интересно, что о Даше никто не подумал, потому
что все знали о том, как он к ней относился и как лихо сказал "уф", когда
отдавал ее греку.
признался, что офицер перед выстрелом не говорил ему "спасибо, братец", а
что это он сам придумал для красоты несчастья.
наложил на себя руки во время очередного приступа тропической лихорадки, тем
самым облагородив версию о белой горячке.
и грузный эндурец насмерть уселись посреди залы за низеньким игральным
столиком.
скотопромышленник, тряхнув в ладони, бросал на доску щебечущие кости и бил
этой же ладонью по груди, словно давая клятву верности.
днищу игральной доски.
Русанов Владислав
Мацумото Сэйте
Контровский Владимир
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Никитин Юрий