свежего утреннего лесного запаха нас встретила здесь мерзкая вонь, словно
где-то нагадили кошки.
их попадался на каждом шагу. Мы пришли туда, где выскочили из тростника
носороги и буйвол, и я отыскал место, где, по моему мнению, находился буйвол
в момент выстрела. М'Кола и Друпи шныряли вокруг, как ищейки, и мне
казалось, что они забрали, по крайней мере, на пятьдесят шагов выше, чем
следует, как вдруг Друпи, подобрав какой-то листок, издали показал его нам.
крови, уже почерневшей, и отчетливо заметный след. Друпи и М'Кола двинулись
по этому следу, торжественно указывая длинными былинками на каждое пятно
крови. Мне всегда казалось, что одному следопыту лучше двигаться медленно, а
другому уйти вперед, но они шагали бок о бок, по обе стороны следа, опустив
головы, указывая на каждую капельку крови, и всякий раз, когда, сбившись со
следа, вновь находили его, наклонялись, чтобы сорвать листок или травинку с
темным пятнышком. Я шел позади со спрингфилдом в руках, за мной Старик, за
Стариком Мама. Друпи нес мою двустволку, а Старик не выпускал из рук свой
карабин. У М'Кола за спиной висел манлихер Мамы. Все молчали, как люди,
занятые серьезным делом. Там, где буйвол прошел по высокой траве, на ней
виднелись пятна крови, -- значит, пуля прошла навылет. Сейчас уже трудно
было определить первоначальный цвет крови, и я льстил себя надеждой, что
прострелил буйволу легкие. Однако мы заметили на камнях помет с кровью, и
дальше такой кровавый помет буйвол оставлял всюду, где ему приходилось
взбираться по склону. Похоже было, что пуля пробила кишки или желудок. Я не
мог избавиться от чувства стыда.
сказал Старик, понизив голос. -- Они успеют спастись. Сразу же стреляйте и
остановите его.
все выше, потом дважды описал круг и некоторое время беспорядочно петлял
между скалами. Дальше он неожиданно спустился к речке, пересек один из ее
притоков и, снова возвратясь на берег, потянулся среди деревьев.
какой бесцельный крюк сделал буйвол, я представил себе, как он плелся здесь,
тяжело раненный, изнемогающий, готовый вот-вот свалиться.
его становилось все труднее. Я совсем перестал различать отпечатки копыт,
угадывая путь буйвола лишь по темным брызгам запекшейся крови на камнях.
Несколько раз мы совершенно сбивались со следа, и тогда три человека
начинали рыскать вокруг, потом кто-нибудь снова находил этот след, шепотом
бросал: "Даму", -- и мы шли дальше. Наконец след, спускаясь по скалистому
откосу, освещенному последними лучами солнца, привел нас к широкой полосе
необычайно высокого сухого тростника. Здесь, у ручья, тростник был даже выше
и толще, чем на болоте, откуда утром выскочил буйвол, и мы заметили в
зарослях несколько звериных троп.
вообще взяли ее с собой!
здесь. Друпи не хочет останавливаться.
пять выше нас, осторожно шагая по тропе, затаив дыхание, и я вспоминал
буйвола, которого видел в тот раз, когда мы убили сразу трех: старый самец
выскочил тогда из кустарника, качаясь, как пьяный, и я разглядел его рога,
бугристый лоб, вытянутую вперед морду, маленькие глазки, видел, как на серой
шее под редкой шерстью перекатываются мускулы и комки жира, -- в нем
чувствовалась могучая сила и ярость, и я глядел на него с восхищением и даже
некоторым почтением; но бежал он медленно, и при каждом выстреле я
чувствовал, что пуля попадает в цель и ему не уйти. Сейчас все происходило
не так: пули не сыпались на ошеломленного буйвола, его даже не было видно; я
помнил, что, если он высунется, я должен хладнокровно выстрелить в него. Он,
конечно, сразу пригнет рога, как всегда делают быки, и откроет самое
уязвимое место, а я выстрелю снова, затем должен буду отскочить в сторону, и
если при этом не смогу удержать в руках винтовку, придет черед Старика.
Впрочем, я не сомневался, что успею выстрелить и отскочить, если только у
меня хватит терпения выждать, пока из чащи высунется голова буйвола. Я знал,
что сумею сделать это и выстрел будет смертельным. Но сколько еще ждать? В
этом было все дело. Сколько ждать? Я шагал вперед в уверенности, что он
здесь, и испытывал самое приятное из всех чувств -- воодушевление перед
решительной схваткой, в которой мне предстоит сыграть не последнюю роль, и
все казалось таким простым: я убью его, убью, не думая об опасности, а
потому без всякого страха и чувства ответственности, никого этим не
опечалив, -- нужно лишь сделать то, что я, безусловно, могу сделать. И я
бесшумно двигался вперед, упершись взглядом в широкую спину Друпи и не
забывая протирать очки. Вдруг сзади послышался шум, я обернулся. Моя жена и
М'Кола шли следом за нами.
там. Оказалось, она не поняла, чего мы от нее хотим. Она слышала, как я
прошептал что-то, и решила, что я ей велю идти за М'Кола.
Это никуда не годится. Мы выглянули из тростника.
"довольно", мы прекратим погоню. В конце концов, я же прострелил брюхо этой
зверюге.
рассеянности заговорил слишком громко.
становились все гуще и гуще; не знаю, что чувствовал Старик, но я уже на
полпути взял у М'Кола двустволку и взвел курки, держа палец на спуске; нервы
мои были напряжены до крайности, когда Друпи наконец остановился, покачал
головой и пробормотал: "Хапана".
не могли ничего видеть уже на расстоянии фута. Дело было плохо, и притом
солнце освещало теперь только склон холма. Но мы оба были довольны тем, что
Друпи вынужден по собственному почину прекратить погоню, и я вздохнул с
облегчением. В этих зарослях план охоты, который я рисовал себе, оказался бы
просто нелепостью, и оставалось только надеяться, что если я промахнусь, то
уж Старик непременно пристрелит зверя: у него отличный карабин, у меня же --
дрянная винтовка сорок седьмого калибра, единственное достоинство которой,
как я успел убедиться, -- громоподобный бой.
прокладывая себе путь в тростниках, кинулись наверх, туда, откуда удобно
было стрелять. Носильщики махали нам руками и кричали, что буйвол вышел из
тростника и пробежал мимо них, потом М'Кола и Друпи стали указывать куда-то,
а Старик, схватив меня за рукав, потащил на другое место, откуда я мог
видеть, что происходит. В лучах заходящего солнца я разглядел на фоне
каменистого ската почти у вершины холма двух буйволов. Их черные шкуры
блестели, один был гораздо крупнее другого, и, помнится, я подумал, что это,
должно быть, наш буйвол, он встретил самку, а она увлекла его за собой.
Друпи протянул мне спрингфилд, я продел руку в ремень и, вскинув ружье,
увидел сквозь прорезь всего буйвола. Внутри у меня все замерло, и я
прицелился ему под лопатку, но только хотел нажать спуск, как буйвол
бросился прочь; и все же выстрел опередил его. Я видел, как он, нагнув
голову, взвился на дыбы, словно лошадь, потом метнулся вверх по холму, а я
выбросил гильзу, рванул рукоятку затвора и послал еще одну пулю вдогонку
зверю, уверенный, что этот выстрел для него смертелен. Мы с Друпи побежали
за ним, и я услышал низкий рев. Я приостановился и крикнул Старику:
протяжный, жалобный рев.
смехом побежали на холм, обливаясь потом, ныряя под ветви деревьев,
перелезая через скалы. Сердце мое бешено колотилось, я остановился, чтобы
перевести дыхание, смахнул пот с лица, протер очки.
выразительность, что оно прозвучало, как выстрел. -- Ндио! Куфа!
дальше. Наконец впереди
своих рогах, которые вонзились в дерево. М'Кола засунул палец в пулевое
отверстие у самой лопатки и радостно потряс головой.