фольварк Шпильберг?
чорт: за хлеб, говорит, ежели, работайте. Вас много, говорит, тут шляет-
ся. А придется, придется дарма работать: есть-пить надо... Эх, братцы...
берегу, посадили нас на привязь, а вот теперь и причалы обрезали: плыви,
кто куда желает... Эх, жисть!
крышку гроба.
покойного, ветеринарным фельдшером, старательно написано:
и, неожиданно для самого себя, вдруг заплакал.
взглянул на солдата:
рыт, а надо мной нет такого креста, и я живой. Ему не видать больше ро-
дины, а я увижу. Уви-и-жу! Егоров, ты любишь Россию, родину?
улыбкой.
время состарился лет на десять: бритый, согнувшийся, обрюзгший, был по-
хож на старуху с запавшим ртом.
сложились в щелки. - А как здохнем, окочуримся, али замерзнем на озере?
дух мягок и пахуч: зима последние доживала сроки.
откормила его взбитыми сливками, костыль давно заброшен, глаза помолоде-
ли, голос стал уверенней и крепче. Генерал дождался, наконец, известий
от семьи. В Париже все благополучно. Париж живет во-всю. Со всех сторон
с'езжаются туда финансовые тузы и сорят награбленным на войне золотом. В
Париже шумно, шикарно, весело, но если б знал генерал, с какими ли-
шеньями существовала там его семья. Впроголодь, в долг, с униженьями, с
нищенской экономией в каждом франке, в каждом сантиме, вплоть до того
дня, когда генеральше, чрез поручительство какого-то благодетеля, уда-
лось получить в Лионском кредите чек на 5.000 франков.
из Юрьева золотые часы, и Нелли время от времени заходит в комнату гене-
рала, чтоб почитать ему на ночь. Вот уже неделя, как генерал перестал по
ночам молиться и лить слезы пред походным своим образком. Генерал теперь
спит спокойно, улыбчиво, генералу снятся сполошные соблазнительные сны.
морю, в Крыму, конечно... Зной, солнышко, виноград... Сбрасываем с себя
одежду и прямо в волны.
лует концы пальцев, хихикает. Нелли кричит:
лый фартук.
ный подбородок, гладит шею и пониже и сует за корсаж теплую, согревшуюся
в потертых брюках монету - царский рубль.
перцем яйца, - удивительный я видел сон. - И с изящными манерами, в
изящных словах рассказывает ей какой-нибудь нецензурный анекдот, ловко
замаскированный светскими пошлостями.
мирает от хохота, на румяных ее щеках краска еще больше густеет, она
грозит усыпанным бриллиантами мизинчиком и кричит красивым контральто
чуть-чуть в нос:
Белявский и слегка аплодирует холеными ладонями. - Ваше превосходи-
тельство, а ну-те еще что-нибудь... Вам этот жанр необычайно удается...
Баронесса, разрешаете?
поправляет сбившуюся от хохота прическу.
весьма почтительно, но сплошь в зазубринах, звучит голос ротмистра. - Я
прочел статейку... Поразительные эффекты... Наш соотечественник, доктор
Воронов... Еврей, а Воронов... Странно... По крайней мере, так пишет
"Фигаро"... .
кроме того мне пришлось бы жениться на другой... Генеральша моя выходит
в тираж, так сказать, в погашенье...
чуть поклонился. - К сожалению, по некоторым физиологическим особеннос-
тям прекрасного пола, это невозможно.
спохватилась. - Впрочем... это как будто преждевременно, - и обменялась
сокровенным взглядом с ротмистром Белявским.
мальчишкой-сорванцом, вы пошли бы за меня замуж?
ки, сказала она.
ко мне читать сегодня и ви пойметь...
тоял, его сменил прежний ад'ютант поручик Баранов, окончательно выздоро-
вевший и окрепший в великолепном американском госпитале. Генерал этому
рад: он любил Баранова за его прямоту, за русский дух, за высокие слу-
жебные качества. Был рад и Николай Ребров: поручик тоже нравился ему:
"Джентльмен... Но очень несчастный" - подумал про него юноша.
армия? Плевать ему на армию: баронесса достаточно богата, обворожи-
тельна, несмотря на свои тридцать восемь лет, и дала согласие быть его
женой. Чихать ему на генерала, на этот старый лапоть ликвидированной ар-
мии. Ха! Армия!.. Чихать ему и на поручика Баранова, на этого длинноухо-
го осла, преждевременно состарившегося мальчишку, который едва не врос
корнями в милое, но легкомысленное сердце баронессы. Ха-ха! Пусть-ка она
полюбуется на поручика Баранова теперь, после тифу... Красавчик...
Бон-виван.
это рисовалось ротмистру Белявскому. Напротив: он высок, осанист, стро-
ен, красивая гладкобритая голова в шелковой тюбитейке откинута назад,
все тот же крепкий английский подбородок, все тот же строгий, чуть иск-
ривленный застывшим сарказмом рот.
Топился камин, Мимишка сорвалась с бархатной подушки и с серебряным
звонким лаем кинулась на гостя, баронесса отложила книгу и кокетливо
сказала: - Ах!.. - Между ними произошел такой разговор:
назад и не показывать глаз.
ет?
дупредить, что ротмистр Белявский - мой жених.