стреляет ему прямо в живот из пистолета. Самое же поразительное, что
распорядителем всех этих пыток служит не кто иной, как граф Аракчеев,
который, как видно, не терпит здесь ни малейших притеснений. Толкуй после
этого о справедливости!
безграничной скорби; думаю, дело тут не только в пресловутой немецкой
сентиментальности. Сколь бы живо ни рисовали мы в воображении своем
картины отмщения сильным мира сего (виноват, того), наяву они могут
порадовать разве что совершенно развращенное сердце. Поэтому не стану
живописать ни проклятия сидящего на колу Ивана Васильевича, ни то, как
Петра Великого забивают в качестве сваи в болотистую землю; не дерзну
такоже коснуться и участи Российских Императриц по причине природной
стыдливости. Замечу лишь, что, к удивлению моему, среди мучимых правителей
Державы нашей попадались мне лица, не имеющие вовсе никакого отношения к
Императорской фамилии. У одного были видны из выгребной ямы только ноги в
мягких сапогах наподобие тех, что привозил мне добрый майор Дрентельн из
Кутаиса (сказывают, что временщик сей пролил более всех крови - пожалуй
что и так, российский тот свет воистину населен гуще прочих).
столь уж давнем сражении под Кенигсбергом, который, представьте, стал
принадлежать России; более всего мой Иван Лукич опасается, что внесен в
реляции как пропавший без вести, отчего семья его по нынешним порядкам
лишена будет пенсиона. Поэтому недосуг мне описывать ни обычные наши труды
и занятия, ни встречи с общими знакомыми.
Мне удалось кое-что выяснить. Должностные лица здесь столь же болтливы и
любостяжательны, как и в земной юдоли. До сих пор мы знали одного Вечного
Жида - по сочинениям славного Евгения Сю и графа Потоцкого; оказывается,
существуют и Вечный Татарин, и Вечный Француз, и Вечный Немец (разумеется,
не я), и Вечный Арап, и, несомненно, Вечный Русский. Вы уже, конечно,
догадались, кто это. Стало быть, встреча нам не суждена еще долго.
Лихтенвальд".
фрагменты послания всем желающим до тех пор, пока не дошли слухи до самых
верхов. Письмо тут же конфисковали, Синельникова на три смены ввергли в
кутузку.
как несостоявшийся разведчик. Хорошо, что референт не понял ничего насчет
Вечного Русского по причине врожденного атеизма, а то бы дядю Саню только
и видели. Остальной текст разобрал он с трудом, но тем не менее понял
твердо, что ТАМ начальству придется туго. С каким-то мстительным
удовольствием он доложил об этом Кузьме Никитичу.
и велел принести дорогого иномарочного вина "Агдам Бургундии", чего за ним
давно не водилось. Пить, правда, не стал, а только цепко обхватил бутылку
рукой и без слов завыл песню "Последний нонешний денечек". Стены в его
кабинете были обиты наилучшей пробкой, поэтому воя никто из посторонних не
слыхал.
тратили заработанное скупо, расчетливо, с прицелом на детей и внуков.
Где-то далеко, в горном селении Котлонадзор, вырастали потихоньку новые
дома, покупались нужные практичные вещи.
в город Москву, но не по "Вандам" да "Ядранам" бегал, не мужское это дело.
Ашот Аршакович поселялся в одной и той же хорошей гостинице, делал
несколько телефонных звонков и ждал назначенного по договоренности
времени. Время, наконец, приходило. Ашот Аршакович направлялся в ресторан
Центрального Дома литераторов, куда его пускали безо всяких, и долго,
основательно наливался там пивом.
турецкого посольства, дожидался условного сигнала, расстегивал брюки и
долго, со вкусом поливал ограду означенного суверенного и
экстерриториального здания. Вы можете спросить, куда же смотрела
непременная в таких случаях милиция. А в сторону она смотрела! Потому что
на оплату этого смотрения в сторону как раз и уходила львиная доля
бригадирского заработка. Перепадало кое-что и оскверненным туркам. Стражи
порядка считали Ашота Аршаковича безвредным чудаком, а если он за свою
безвредную чудаковатость еще и приплачивает, так тем лучше. Человек,
знающий историю только по нашим учебникам, мог бы сурово осудить
Баблумяна, а у меня язык не поворачивается.
письмецом бригада прибыла для возведения очередного этажа. Этажи, как мы
помним, считать и нумеровать было строжайше запрещено из соображений
режимности и секретности. Кроме того, по количеству этажей можно было
легко определить количество строительных сезонов и усомниться в некоторых
официальных данных.
немыслимой высоте, что вершина здания, возносившегося уже не законами
сопромата, а исключительно мастерством каменщиков, отчетливо приобрела
качательные движения. К тому же мастера не только справедливо опасались за
свои жизни, но и видели, что этажи-то не заселяются, а загораживаются
мусором и мумиями, на которых верующему человеку и глядеть-то грех. А
бесполезная работа для специалиста в высшей степени оскорбительная.
своего свежего цементного ложа и полетел в прекрасное далеко, Ашот
Аршакович не выдержал, приказал шабашить, спустился вниз и потребовал
аудиенции у Кузьмы Никитича. Не прошло и некоторого времени, как аудиенция
была получена. Кузьма Никитич полагал, что бригадир потребует какой-нибудь
неслыханной надбавки за высотность и собирался, покобенившись для
солидности, кое-что подкинуть. Но Ашот Аршакович только и сказал, что
он-то, Ашот Аршакович, является мастером-варцетом, а вот кто такой Кузьма
Никитич, должны еще органы разобраться.
не шибко щедрый дар речи, побагровел, вплотную приблизился к состоянию,
именуемому в народе "кондратием", но совладал с организмом и дал
негодяю-шабашнику гневную отповедь. Присутствующие при отповеди начальники
и санитары рассказывали потом с благоговением, что речь Кузьмы Никитича,
не в пример ежедневным словесным огрызкам в эфире, была на редкость
связной и стройной. Правда, в качестве связки употреблялись известные
русские непечатные титулы. Как только один из этих титулов по
неосторожности коснулся мирно доживающей век в селе Котлонадзор Анаис
Грачиковны Баблумян, ее сын Ашот сложил свои страшные пальцы в страшный же
кулак.
японской борьбы "мицубиси", кинулся было между кулаком Баблумяна и ухом
Кузьмы Никитича на перехват, но только усугубил ситуацию. От удара
Баблумяна голова санитара врезалась именно в намеченное ухо и произвела
разрушения куда большие, нежели мог достичь собственно кулак. Кузьма
Никитич кулем повалился на ковер.
кабинет ворвались остальные каменщики, вооруженные кто чем. Некоторое
время стороны изучали друг друга, причем Павел Янович Залубко, как глава
санитарной службы, дико визжал от страха перед ответственностью. Санитары
вслух жалели, что нет уже во главе их зверя и садиста Нафика Героева, тому
ведь черт был не брат. Единственный среди них орел Локомотищев, совершив
свой вредительский подвиг, на большее не был способен. Среди санитаров
участились судороги и припадки, как перед всякой баталией.
Кузьму Никитича попечениям медиков. Но и во дворе никто к боевым действиям
не приступил. Обитатели приникли к окнам и подбадривали стороны
патриотическими либо провокационными выкриками. Наконец Ашот Аршакович
сказал, что, мол, пусть подавятся своими деньгами, а их, каменщиков, ноги
здесь больше не будет. После чего бригада покинула Заведение, миновав
Стальные ворота тем же таинственным и секретным способом, как и прибывала,
оставив после себя тоску, недоумение и нарождающуюся анархию, потому что
шум в кабинете слышали многие.
стукотолог и волосопед, просветили черепную коробку пораженного Гегемонова
неподкупным рентгеновским излучением и с ужасом увидели на экране, что в
сознании руководителя вроде Володи произошел в результате сотрясения
коренной перелом. Долго не могли определить характер перелома, а это было
очень важно: коли открытый - немедленно объявить о том населению, а коли
закрытый - воздержаться.
втайне друг от друга стали готовиться к перевороту, а для отвода глаз
устроили разбирательство дела героя-санитара Локомотищева. Хотели его даже
и мумифицировать; по зрелом же размышлении попросту исключили из
санитарной службы с испытательным сроком.
утверждению, на латыни. Там говорилось, что Кузьма Никитич пока еще
находится в состоянии политической смерти, но за здоровье его опасаться
уже не приходится, все внутренние и внешние органы функционируют
нормально. Кузьма Никитич временно пребывает с официальным визитом в
глубокой коме, но и оттуда приветствует и поздравляет всех людей доброй
Суворов Виктор
Суворов Виктор
Афанасьев Роман
Березин Федор
Грабб Джеф
Перумов Ник