тыча пальцем в прыгающие ряды ножевых насечек. - Вот здесь... Этот мир
умрет. "Эту твердь поглотит океан, потому что горы заговорят на языке
огня, небо обрушится на города и поля, и посевы взовут к матери-земле,
уповая вернуться в зерна, и вернутся, и не будет ни единого колоса для
серпа, и камень расколется там, где пролегла пропасть Ямэддо, и глупец
тот, кто полагает эту твердь вечной".
император умрет своей смертью. Еще тысячу лет стоять этому городу. Пока он
не провалится в прорву Эйолудзугг, как пьяный раб в яму с говном...
"Родники иссякнут, но кровь напоит землю, кровью исполнится Земля Теней,
погребенные восстанут и вкусят от кровавых источников и станут как живые,
а те, что сожжены, сто дней будут собирать свой прах, что развеян по
ветру, и сто дней отпущено тем, кто нарушил законы предков и сжег их тела,
на то, чтобы припасть к престолу Эрруйема и молить о пощаде, но пощады не
будет..."
все это взял?
безумен. Разве ты не замечал? Эти его планы раскования рабов... Что значит
- "свободный труд"? Как труд может быть свободен? Без плети надсмотрщика
люди обратятся в скотов! Зачем трудиться, если можно не трудиться? Вообще
- зачем идти, если можно стоять, зачем стоять, если можно лежать?..
Страну, - усмехнулся я.
бы о таком труде... Но никто под этими звездами не уговорил бы меня даже
большим пальцем левой ноги пошевелить, чтобы бросить зерно в борозду и
оросить его водой во имя пропитания. Только плеть! Уж лучше я пойду
воровать... Император окружен предателями. Над одним ухом предатели-жрецы,
нашептывающие ему бредни о свободном труде. Над другим - предатели,
замышляющие убить его, чтобы остановить. А сам он слаб и безволен.
Глиняная кукла. Его давно бы уже не было, если бы не мечи ниллганов. Ваши
мечи...
нельзя уговорить бегемота летать, а рыбу - рычать. Одуйн-Донгре мудрее
императора. Он искуснее в словах. Ему верят люди. Поэтому он обречен.
Император обречен тоже. Кто-то один из них непременно убьет другого. Может
быть, погибнут оба. Убийцы постоянно кружат возле них, выжидая. Вот сейчас
ты, разинув рот, слушаешь Гиама, а твоему императору вспарывают живот...
фыркнул Гиам. - Окружил Солнцеликого тупоголовыми эмбонглами и думаешь,
что усмирил юруйагов? Возможно, и так. Но есть еще Ночная Страна с ее
Черным Воинством, о котором ты даже не подозреваешь. Есть Бюйузуо
Многорукий, насылающий вургров, разрушающий умы, оседлавший самое
смерть...
грязными пальцами. - Тут, где мы с тобой сидим, люди могут самоуверенно
почитать себя хозяевами. Но есть иные двести кругов тьмы, простирающихся
до самого океана и, возможно, уходящих под его дно. Их прорыли не люди.
Там один бог, один император - Бюйузуо. Не знаю, почему он медлит, почему
не выходит на свет. Мальчишка Луолруйгюнр опачкался бы от одного его
взгляда... "И отворятся скрытые двери, и разверзнутся потайные подвалы, и
не останется дворца, дома и хижины, где бы не вскрылся ход, и всползет
Древняя Смерть о ста ногах и ста руках, и пошлет впереди себя вургров, и
вургр станет правителем, и направит во все концы тверди вургров править
людьми, и будет так ровно сто дней, и не останется под солнцем и луной
человека, в жилах которого текла бы кровь, ибо всю ее до капли выпьют
вургры, и набросятся вургр на вургра, и выпьют самих себя, и пресытятся и
возблюют, и вся кровь извергнется, и пресечется путь человека..." Слушай,
ниллган, - сказал он, перепуганный, видать, собственными пророчествами. -
Умоли императора обрушить Эйолудзугг. Или затопить. Пока не поздно, а?
просыпается профессиональное рвение. Этакий исследовательский зуд. И я уже
себе не хозяин. Пока мне означенный зуд не успокоят, ни о чем ином я и
слышать не могу.
булькает и вскипает нетерпение.
спрашивает злодейка.
продолжает обращаться ко мне на "вы". Даже теперь.
она.
"monkey"?
обязанностей. Тебе поручено ввести меня в курс имперских дел, вот и будь
любезна соответствовать.
повинуюсь. Только учтите, сударь, что с момента моего возвращения к
исполнению профессиональных обязанностей всякие вольности становятся
недопустимыми.
блуждает по комнате в поисках пульта, который я затыркал на книжную полку,
но ни за какие коврижки в том не сознаюсь. Периодически пожимает плечиками
и всплескивает руками, а я на протяжении всего этого процесса с
удовольствием за ней наблюдаю. Нет в Нунке клинической длинноногости наших
королев красоты, как, впрочем, и мясного изобилия в кустодиевском духе.
Все в ней соразмерно, ничто не в избытке, ничто не в дефиците. Упругая,
теплая даже издали, на глазок, шоколадная гладь. За ней и вправду приятно
наблюдать. И эгоистично при этом думать: "Вот это - мое... и это тоже..."
А о том, что все это мое только на время, как бы в аренду - не думать
вовсе.
Не задумываясь, он готов выругать "блядью" всякую женщину, чье поведение
хотя бы несколько более игриво, нежели допускают домостроевские нравы, и
язык его при этом не свернется в трубочку. Точно так же, без тени
колебаний сам он готов окунуться в грех, стоит ему лишь слегка намекнуть
на возможность такового. Но и в чужой постели, лаская чужое лоно, он
совершенно искренне будет любить свою жену. И при нужде запросто сыщет
миллион оправданий и доводов, чтобы отмазаться от собственной совести.
Нет, насылая на людей спидовую погибель, Бог опрометчиво начал с
Америки...
где поровну и недоумения и укоризны. Садится на пол и касанием коготка
превращает глухую стену в экран. Я немедля покидаю свое лежбище и
умащиваюсь рядом. Наши плечи соприкасаются, и я чувствую, что металл
понемногу остывает.
женское. То есть, не вполне обычных. В них мне мерещится некая
искусственность. Как в фотороботе.
принадлежат конкретному человеку, а представляют собой визитную карточку
расы, - голос Нунки на самом деле становится суше, она перевоплощается в
мастера. Несмотря на то, что продолжает сидеть нагишом на полу моей
комнаты. - Но зигган - не особая, большая раса. Это контактная,
промежуточная группа между европеоидной расой и экваториальной, точнее -
океанической ветвью последней.
ценителями признаны самыми красивыми в мире. У зигган светлая кожа,
изредка со специфическим золотистым оттенком. Загар тут ни при чем, хотя
солнце на той широте жаркое. Встречаются альбиносы, и это отклонение
расценивается как знак особого благоволения богов... Зигган прекрасно
сложены, выносливы и подвижны. Иначе и быть не может в обществе, где
девяносто девять процентов населения добывает хлеб насущный тяжким
физическим трудом. Толстяки или астеники там попросту не выживают. Средний
рост мужчины - около ста семидесяти сантиметров, по тем временам -
порядочно... Скулы выдаются вперед, но не сильно. Нос крупный, прямой.