Чтение 17–й страницы книги ~Изувер~

желудок. Даже "Скорую" вызвали, но, когда приехали врачи, вы сказали, что
сами справитесь с мнимым сердечным приступом жены.

Об этом есть соответствующие показания Каменевой, - Гольст положил руку
на папку с делом. - А также врача "Скорой помощи". Зачитать?

- Нет, - глухо ответил Ветров.

- Дальше. Выстрелы в спальне ваших родителей были произведены с
интервалом в 3 - 4 секунды, а не через полминуты, как вы утверждаете.

Следователь зачитал показания Бобринских и Цыплаковых.

- Ну и что? - хмуро заметил Борис.

- А то, что ваши родители были убиты.

Гольст дал Ветрову прочесть заключение повторной судебно-медицинской и
баллистической экспертиз. Тот знакомился с документами долго, несколько
раз перечитывал отдельные места, видимо лихорадочно думая, как устранить
противоречия между бесспорными фактами и своими прежними показаниями.
Владимир Георгиевич терпеливо ждал. Наконец Ветров кончил читать.

- Что скажете? - спросил следователь.

- Ничего, - сквозь зубы процедил Ветров. - Вы хотите заманить меня в
ловушку. Уверяю вас - не выйдет!

- Вы сами себя загнали в ловушку, - спокойно сказал Гольст. - Совершая
преступление, вы допустили массу ошибок. А затем усугубили их своими
показаниями. Во-первых, вы сказали, что ружье лежало на одеяле, а оно не
могло там лежать. Во-вторых, стреляя в отца, вы перепутали спусковые
крючки...

- Как? - вырвалось у Ветрова. Но он тут же осекся.

"Не выдержал", - отметил Гольст.

Однако Ветров попытался исправить впечатление от своего неосторожного
восклицания.

- Я... Я хочу сказать, при чем здесь крючки? И вообще я при чем?..

- Готовясь к убийству, вернее, к инсценировке самоубийства отца, вы
привязали веревку к левому спусковому крючку, а выстрел произвели из
правого ствола. Патроны были одного калибра, но разной маркировки. Состав
вещества, из которого сделана дробь, различен. Можете ознакомиться с
заключением.

- Это меня не интересует, - холодно произнес Ветров.

- Следующая ошибка. Вы утверждаете, что дверь в спальню родителей была
закрыта. Но в момент выстрелов она была открыта.

- Какое это имеет значение?

- Имеет. На внешней стороне обнаружены брызги крови вашего отца.

Это обстоятельство следователь выяснил в самое последнее время, когда
производил обыск на даче и допросил Бобринскую. Она-то и вспомнила про
кровь. Соответствующие исследования подтвердили это.

- Вы отлично помните, - продолжал Гольст, - что дверь открывается
вовнутрь спальни. Внешняя сторона двери в открытом положении как раз
обращена к кровати, на которой лежал ваш отец. Если бы выстрел был
произведен при закрытой двери, то кровь попала бы на внутреннюю сторону.
Что вы на это скажете?

Ветров молчал. Минуту, другую, третью...

- Я вижу, сказать вам нечего, - констатировал Владимир Георгиевич.

- Значит, я ошибся, - неожиданно со спокойной дерзостью заявил Ветров.
- Дверь действительно была открыта, когда я вбежал в спальню родителей. Но
я был в таком состоянии... Не удивительно, что забыл...

"Ну и наглец!" - чуть не вырвалось у Гольста.

Он, ни слова не говоря, перекрутил пленку на магнитофоне, нашел нужное
место.

"Дверь в их спальню была открыта или закрыта?" - раздался голос самого
следователя.

"Закрыта", - прозвучал ответ Ветрова.

"Это вы хорошо помните?"

"Отлично помню!"

- Странное выпадение памяти, - заметил Гольст. - А о том, что на вашей
майке и трусах были брызги крови, которые заметила при стирке Ольга, вы
тоже забыли?

- Я мог нечаянно запачкаться, когда сдернул с отца одеяло, - парировал
Ветров.

- Где вы стояли, когда сдергивали одеяло? - спросил Гольст.

- В ногах у отца.

- В какую сторону вы потянули одеяло?

Ветров задумался. Вероятно, почувствовал подвох в вопросе.

- Прошу вас ответить, - строго сказал Гольст.

- Ну, потянул на себя...

- На этот раз память вас не подводит?

- Нет, - не очень уверенно ответил Ветров.

Владимир Георгиевич нашел в деле фотографию места происшествия, ткнул в
нее пальцем:

- Видите, ноги вашего отца торчат из-под одеяла. Выходит, что одеяло вы
не трогали, Борис Александрович...

Ветров молчал.

Гольст закрыл папку.

- Я думаю, фактов достаточно, - спокойно сказал он. - Вы запутались.

- Вовсе нет! - Ветров вскочил со стула. - Все, что вы говорили и
пытались доказать, - сущая ерунда! Я могу эти же факты истолковать
по-другому!

Да, да! И не думайте, что напали на сосунка! - он распалялся все больше.

- Уверяю вас, я так не думаю, - не повышая голоса, ответил следователь.
- Вы тщательно готовились к преступлению. Все использовали. Мнимую
распущенность вашей сестры, мнимую шизофрению отца... Вы даже изучали
книги по криминалистике и другую юридическую литературу. Я ознакомился с
ней у вас дома. В частности, с уголовно-процессуальным кодексом, что стоит
в книжном шкафу. Он заложен на той странице, где говорится о прекращении
уголовного дела. Кстати, день, когда дело о гибели ваших родителей было
прекращено, вы пышно отметили в ресторане со своим другом Полонским. Не
так ли?

- Не помню, - буркнул Ветров.

- Зато это хорошо помнит ваша знакомая, Стелла Виноградова. Вы тогда
говорили, что теперь у вас в жизни есть все: деньги и свобода.

- Мало ли что можно наболтать, будучи под градусом. Знаете, если
цепляться к словам...

- Слова словам рознь, - заметил следователь. - В тот же вечер той же
Виноградовой вы заявили, что убийца часто попадается потому, что, совершив
одно преступление, боится совершить другое. А жене как-то ттризнались, -
Гольст открыл дело на нужном месте и процитировал: - "Если мне понадобится
убить своих врагов, я полгорода перестреляю. Мне убить человека ничего не
стоит".

- Пустая бравада! - запальчиво произнес Ветров.

- Но вы пошли-таки на убийство.

- Господи! Подумайте сами, что я выигрывал в случае смерти родителей?

Я ведь зависел от них! И материально, и, если хотите, морально... В
конце концов, я по-настоящему любил их. Это подтвердит каждый, кто знает
нашу семью. А Ларочка? Я в ней души не чаял!

- Вы говорили людям другое, - Гольст полистал дело. - Вот, например:
"Мой отец как Плюшкин: тащит всякое барахло в дом. Над ним смеются".

- Кто это наклеветал?

- Это показания бабы Мани, тети вашей матери. Она же сказала, что вы
родную мать называли курицей. Неумная, говорили, женщина, не знает
значения слова "утрировать"... И вообще ваши родители - цитирую - "глупые,
тупые мещане, совсем не близки мне по духу"...

- Ну, знаете! - Ветров задохнулся. - А баба Маня, если хотите знать,
вообще выжила из ума! Старческий маразм!

- Нечто подобное о родителях вы говорили еще Ангелине Карловне, сестре
отца, а также друзьям. Могу зачитать их показания.

- Не хочу слышать! - отрезал Ветров. - Завистники!

- О сестре вы тоже отзывались не очень-то нежно, - невозмутимо
продолжал Гольст, листая страницы дела. - "Лариса - дура. Самое страшное,
что с ней придется делиться дачей и всем, что останется от родителей".

- Кто?.. Кто все это выдумал? - Ветров от злости и волнения стал
заикаться.

- Ваш приятель Геворкян. Эти слова вы сказали ему за три дня до
убийства сестры.

- Врет! - выкрикнул Ветров. - Простить не может, что его девушка в меня
влюбилась. Он меня ненавидит!

- Я этого не заметил. Геворкян уважает вас. Кстати, он помог вам
организовать похороны, присутствовал на них.

Правда, его удивило, что вы тогда не пролили и слезинки...

- Слезы - бабское дело! - парировал Ветров. - Я вообще не помню, когда
плакал. Говорят, в детстве я тоже не...

- Да нет, Борис Александрович, - перебил Гольст, - плакали. И даже
рыдали.

- Это когда же? - подозрительно спросил Ветров.

- Может, вы действительно не помните... А ваша тетя, Ангелина Карповна,
помнит. Вам было шесть лет. Вас повезли в Ялту. Мама и тетя. Отец выдал
матери тридцать рублей, в старых еще деньгах, на мороженое и конфеты для
вас. Мать истратила их по назначению. Вы же потребовали эти тридцать
рублей себе. Мол, отец дал их вам. Сколько Надежда Федоровна ни убеждала,
что деньги истрачены на вас же, вы не хотели этого понять, кричали на
мать, плакали...

- Я действительно не помню этого, - мрачно заявил Борис. - И не пойму,
куда вы клоните.

- Все туда же... Объясняю: почему вы убили сестру и родителей.

- Из-за тех тридцати, простите, поновому трех рублей? - усмехнулся
Ветров. - Любой, даже малограмотный психолог посмеялся бы над такими