по "сборке" и охотно объясняет, кому сколько дадут. Весь уголовный кодекс он
знает наизусть. За хорошие характеристики с работы сбавляют в приговоре год.
Сам он арестован за хулиганство в пьяном виде. Подошел ко мне:
надеждой. Он успокаивающе сказал:
совершалось дело, а не когда суд. Вот если б ты через полтора месяца убил,
тогда бы уж точно тебе "шлепка" была...
длинной шее. Как же он может так говорить о моем горе! Но я только
привалился к стене и закрыл глаза. Господи, за что же мне такое досталось...
Владимир Лакс
ввели в фотографию. Самую обычную фотографию, с белыми экранами и жестяными
коробками софитов, раздвижным деревянным фотоаппаратом с мехами, похожим на
сломанный баян. Только на окне была решетка и на стуле - специальный
захват, который закреплял голову лишь в двух положениях: лицом к объективу и
в профиль. Фотографировала нас женщина в форме, с погонами сержанта. Она все
время посматривала на часы, видно, торопилась и боялась опоздать на метро.
Передо мной фотографировался какой-то губастый наглый парень, и он все время
давал ей советы: выдержку надо увеличить, диафрагму поменьше, софит чуть
назад сдвинуть... Она сердито взглянула на него:
дорожка. Паршивая картина, но ведь где-то же есть настоящее море, и
кипарисы, и лунная дорожка. И всего этого я не увижу многие, многие годы. А
может быть, и никогда. У меня ведь плохое здоровье...
надзирателя длинным, обитым цинком столом, я быстро раздевался и подавал ему
свои вещи на этот стол, а он, как будто в комиссионном магазине за
прилавком, ловко ощупывал их, осматривал и одну за другой бросал на
деревянную скамейку позади себя.
сданные на обыске вещи и деньги заключенный подвергается строгому
наказанию". Потом спросил:
Возьмите себе. Или можно выкинуть,
научись зарабатывать!..
копеек".
снова подумал, что Альбинка наверняка где-то здесь неподалеку. Хорошо бы с
ним увидеться, потолковать, обсудить наши с ним неважные дела. Да только
теперь до суда мы не увидимся. А вокруг - все чужие люди. У всех свои
горести, волнения, страхи. Но я вдруг подумал, что мне их почему-то не жаль,
никого. Уж не знаю почему, но только не жаль, и все! У них и горести и
страхи были какие-то злые, дикие. И тут я с ужасом понял, что ведь меня
самого тоже никто не пожалеет. Что этого таксиста, наверное, будут жалеть
разные люди, потому что он им сделал много хорошего. А я никому и ничего
хорошего сделать не успел. И если меня жалеть, гак только за то, что я еще
молодой. За то, что я не успел сделать ничего хорошего? Или не смог? Или
просто не подумал, что можно делать хорошее?
были чужие. Я устал так быстро учиться жизни, нельзя так много узнавать за
один день. Мне бы на многие годы хватило того, что я передумал за одни
только сутки...
человек может понять, как невыносимо быть одному, совсем одному. И то, что
мы с Альбинкой были все время вдвоем, - тоже не в счет. Потому что убивали
мы вместе, а отвечать перед судом, и перед людьми, и перед собой будем в
одиночку.
понять. Тут круглые сутки горит электрический свет и время измеряется не
часами, а режимом. Вместо утра - завтрак, вместо заката - отбой.
громыхнул тяжелый затвор двери и подали команду:
на выход!
через нее сочился серый рассвет. Дул слабый ветерок. Строили по двое.
Спросонья, от холодка, тоски, неизвестности меня стало трясти так, что
застучали зубы. Я старался раздавить, размять в скулах дрожь, чтобы никто не
заметил, как я трясусь. И это было даже хорошо, потому что я ни о чем, кроме
этого, не думал.
в инфекционных больницах и тюрьмах. Надзиратель у дверей отсчитывал нас
парами:
вниз, переход, тамбур, лестница... И все время впереди надзиратель, который
непрерывно постукивает ключом по металлической пряжке на поясе. Где-то по
дороге запахло ласковым добрым теплом свежеиспеченного хлеба.
открылась деревянная ставня, и каждому выдали жидкий тюфяк,
мешок-наматрасник, крошечную подушку, полотенце, алюминиевую ложку и кружку.
Кладовщик предупредил:
колонной - это шли на этап. Мы издалека услышали тяжелый топот ног и
бряканье надзирательского ключа о пряжку. Нам скомандовали:
трешник!
камеры. Последний вход в новую для меня жизнь. В коридоре уже прыгали по
кафельному полу солнечные лучи. Надзиратель щелкнул замком, легонько
подтолкнул меня в спину - давай заходи. Железная дверь лязгнула сзади,
будто ударила по затылку. Грязно-зеленые стены, невысокий закуренный
потолок, окно забрано густой решеткой и стальным частым жалюзи. Тишина,
желтый размытый сумрак двух электроламп, тяжелый запах пота и табачного
дыма. Арестанты спали. Я положил свой тюфяк на пол, присел к столу и так,
опершись на руки, сидя, заснул. Прошел час или два, но мне показалось, будто
я только закрыл глаза, когда раздалась команда:
делаю здесь, пока не разошлись круги взбаламученного сна. Я вспомнил - в
тюрьме. И никогда не было в моей жизни горше пробуждения...
Фекла Михайловна Попова
Умер ты, Костик, сыночек мой любимый. Теперь и мой черед пришел. Все, устала
я очень, Костик. Ах, кабы узнать, что ничего этого не было, приснилось мне
все это. Проснуться, узнать, что приснилось, - и умереть сразу. Потому что
неправильно это, когда ты вперед меня умер. Ты не подумай только, что я горя
испугалась, мне ведь к горю не привыкать. Только нехорошо это, что я живу,
что я хоронить тебя буду. Старые должны вперед молодых помирать. Ведь ты
только жить начал. Хорошо жить начал, приятно.. Хотя ты и раньше хорошо жил,
только трудно очень. В бедности жили мы. Ты уж прости, Костик, мало мы с
отцом смогли дать вам. Мы ведь чуть грамотные и только одному-то и старались
вас научить - честности.
считай, а учились оба, работали хорошо, кроме ласки да почтения, ничего от
вас не видала. Совсем разные вы с Васенькой-то были. Он хоть и старший, а
всегда за тобой, за коноводом, ходил. Тихий Вася, застенчивый, спокойный. А
ты - шумный, веселый, заводной. Все смешки да песни у тебя были. И работал
ты с песнями и шутками. Когда ремесленное окончил, один из всего выпуска
получил главный токарный разряд. Да вот беда - маленький ты росточком был
еще тогда. Мастер Сергей Иваныч тебе около станка пустой ящик подставлял, ты
на нем стоял, две нормы в смену делал. Вспоминаю сейчас и думаю: когда же
ты, Костик, в игры свои детские играл? Чего не вспомню - все у тебя с
Нортон Андрэ
Лукьяненко Сергей
Прозоров Александр
Роллинс Джеймс
Каменистый Артем
Афанасьев Роман