здоровья полезнее.
заложишь?
как-нибудь деньги на место - и умой руки.
чтобы напугать его и заставить своими руками поделиться с человеком,
который ?слишком много знает??
их. Не исключено, что номера будут отслеживать.
обменнике, в тот же день. Тогда информация еще не успела, наверное,
пройти.
перед девочкой.
поколение ей в подметки не годится.
можно в России обосноваться.
уже не переделаешь. Или поучает, или жалуется на несправедливое
устройство жизни.
ты не хрена не поймешь. Ладно: поступай, как знаешь.
Глава 3
сохранения энергии действует всегда и везде. Даже если расходовать ее
целенаправленно, все равно резервуары иссякают, их нужно восполнять.
тутовый самогон? Его бы зауважали за первое, ему бы простили второе. В
силу заклинаний - православных, мусульманских или шаманских - он не
верил. Слабого молитва не сделает сильным, он как был так и останется
половой тряпкой. Сильному она тем более без надобности. Выпивка,
наркотики - к этому он бы не притронулся даже под угрозой расстрела.
Калечить здоровье, туманить мозги? Он не из тех, кто хочет на время
отключиться от реальности, он из тех, кто жаждет побольше успеть.
работу, брал с полки две толстые папки с фотографиями. Такие снимки ему
регулярно забрасывали для полноты коллекции.
пропаганды своих ?достижений?, иногда для собственного удовольствия.
Архивов они не создавали, две недели спустя после засады или внезапного
нападения на блок-пост фотографии уже никого не интересовали,
требовались новые, свежие. Возможно, единственный такого рода архив
хранился у Бурмистрова.
те, которые успели закоченеть. Офицеры и рядовые, летчики и пехота,
омоновцы и десантники. Некоторые еще сжимали оружие, другие валялись,
раскинув в стороны руки и ноги.
?мыльницами?, а хорошими аппаратами на очень качественную пленку. Вот
солдат, которому пуля пробила шею. У него еще черная дырища в левой
глазнице, но этот выстрел сделан был уже после смерти - ствол, похоже
приставили вплотную к глазному яблоку. Вот другой - здесь осколочное
ранение в живот.
задавался вопросом, что чеченцы думают о его коллекции. Считают его
маньяком, у которого нет сил самому убивать и он наслаждается плодами
чужой работы?
экстазом. Он словно напоминал себе, ради чего находится здесь, с этими
людьми.
увлекался рисованием - переснимал фантастические картины с цветных
глянцевых альбомов. Мифические драконы, крылатые женщины и еще другие
женщины - в блестящей униформе, оставляющей открытыми ноги. Эти,
вооруженные обычными и лазерными бластерами, попирали землю далеких
планет. Их волосы - платиновые или черные, как вороново крыло,
развевались, змеились длинными прядями, иногда покрывали голову как
шапочка, как шлем, отсвечивая в красноватых лучах незнакомого солнца.
деньги, правда чисто символические. Он рассчитывал, что в армии будет
художником или фотографом, не будет топать в общем строю. Уже рисовал
себе тесное помещение с красками и кистями. Придется писать лозунги или
рисовать на стене казармы фигуру ?защитника отечества?. Но главное - не
вариться в общем котле, иметь свое, пусть крошечное отгороженное
пространство, где можно выкроить время для себя, для души.
требовались, наглядной агитации здесь хватало с избытком. Пришлось,
содрогаясь от брезгливости, чистить сортиры, жрать гороховую кашу из
сальных мисок, день за днем заниматься тупой строевой подготовкой. И это
было не самое худшее. Главным злом оказались ?деды? - здоровенные,
наглые. Для острастки отметелили одного из ?салаг?, призванного вместе с
Игорем, - несколько дней парень не мог разогнуться как следует.
придирались к ?молодым? по пустякам. Чтобы только в казарме было чисто,
сапоги надраены и сделана вся остальная положенная работа.
привлекал, его даже не били, только замахнулись лениво раз-другой. Но
спазм страха и брезгливости застыл в душе навсегда. ?Дедов? он ненавидел
всеми фибрами души. Каждый раз засыпая, он представлял себе самые
страшные мучения, которым подвергается одно за другим. Выкалывает глаза,
отрезает уши, забивает палкой до смерти. Мучения чередовались с
унижениями. Он заставлял их жрать собственное дерьмо, по очереди пихать
друг другу в задницу палку от швабры.
его черед. На второй или третий день он подошел к кучке молодых с
намерением выбрать того, кто бы почистил ему сапоги. При первых же
словах его подняли на смех и недвусмысленно послали подальше.
известность ребят своего призыва, и молодые были бы наказаны. Но
признаться в собственном бессилии не захотел. Сделал вид, что ничего не
произошло и больше к новичкам не обращался.
года. Тогда он, по крайней мере, мог утешаться, что не один пребывает в
униженности и покорности - это участь и других, таких же как он. Теперь
оправдания уже не было. Он возненавидел молодняк, возненавидел ребят
своего призыва, которые быстро освоились в новом привилегированном
статусе. Дослуживал, считал дни до дембеля. И переключился на совсем
другие мысли. Как будет трахать сутки напролет Лену из соседнего двора,
трахать в постели, на кухне, в ванной, в кромешной темноте и при дневном
свете. До тех пор, пока не истощит запасы всех жидкостей в своем
организме, пока не сотрет себе ?конец?.
девчонку с темными волосами, притащился куда-то на квартиру, оклеенную
убогими обоями, во многих местах отставшими от стен. Переспали там на
скрипучем диване.
случаями. Игорь стал другим и на другое теперь обращал внимание. Он
больше не терял голову, его ?Я? больше не сосредоточивалось на
поверхности кожи. Оно раздваивалось и одна половина хладнокровно
наблюдала за партнершей. Хотелось, чтобы она стонала, кричала,
закатывала глаза, сотрясалась в конвульсиях. Но ничего подобного не
происходило - ее скошенный взгляд путешествовал по обоям, потом
перемещался на лицо Бурмистрова и следовал дальше, как будто мужское
лицо было просто разновидностью узора на тех же обоях или, в лучшем
случае, вырезанной из журнала картинкой.
день успокоил себя, что имел дело с затасканной блядью, от которой
бессмысленно требовать нормальной реакции.
приоткрытого рта, испарины на лбу. Шепота, переходящего в стоны, стонов
переходящих в вопли, потом в визг, уже совершенно скотский.