Чтение 17–й страницы книги ~Слепой против маньяка~

превратиться в бумаги, которые можно будет положить в папку и обозначить
ими проделанную работу. Ясное дело, Студинский даже не думал всерьез
искать преступника. Ему важна была хотя бы формальная видимость работы.

Вскоре он вместе с Катей сидел в затемненном зале. Перед ними горел
белый киноэкран.

- Сейчас мы будем показывать тебе кино, - сказал Владимир Анатольевич
и громко распорядился:

- Глаза, пожалуйста.

На экране полоской возникли глаза.

- Смотри-ка, такие были у того мужчины или немножко другие?

- Вроде бы эти, - сказала Катя.

- А ты подумай.

Одни глаза сменились другими. Девочка, склонив голову, принялась
грызть палец.

- Может, все-таки такие? - поинтересовался Студинский.

Девочка молчала.

Еще одна пара глаз проплыла по экрану.

- Вот эти, - сказала Катя.

- Но ты же говорила, такие, как первые?

- А может, и такие.

Вслед за глазами на экране возникали губы, носы, уши, разные
прически.

Наконец, через полчаса Владимир Анатольевич понял: Катя абсолютно не
запомнила того мужчину. Наверное, она вообще боялась повернуться к нему,
боялась взглянуть в его лицо. А полковник невольно поймал себя на мысли,
что собирает на экране портрет Федора Молчанова или, во всяком случае,
мужчину, очень похожего на него.

"Тьфу ты! - подумал полковник. - Наверняка толку от нее не будет".

Но половина дня уже была истрачена, а вновь возвращаться к началу ему
уже не хотелось.

"Пусть будет такой портрет", - подумал он и поблагодарил девочку.

- Спасибо тебе, Катя. Если вспомнишь что-нибудь еще, то вот тебе мой
телефон, - он протянул школьнице карточку плотного картона с написанным
на ней номером служебного телефона.

Бабушка уже успела поволноваться, и лишь только внучка переступила
порог квартиры, засыпала ее вопросами.

- Что там было? О чем тебя спрашивали?

А та, желая показаться в глазах бабушки важной, стала рассказывать
всяческую чепуху. Принялась врать, что ее водили по коридорам тюрьмы, и
она заглядывала в клетки с преступниками, которых наловили по всей
Москве.

Единственное, о чем не хватило у нее смелости соврать, так это о том,
что того самого мужчину поймали и она опознала его. Бабушка слушала, не
возражала, и лишь согласно кивала головой.

Все остались довольны: Катя - тем, что пропустила занятия в школе и
теперь ей не нужно делать домашнее задание, бабушка - тем, что сумела
выговориться, общаясь с полковником Студинским. А сам Владимир
Анатольевич наконец-то смог положить в папку фоторобот и две странички
текста - незамысловатый рассказ школьницы, снятый секретаршей с
магнитофонной ленты.

Если бы он знал, что в это время происходило в Дровяном переулке, он
наверняка бросил бы все дела в управлении и мчался бы туда сломя голову,
по дороге выкрикивая в рацию: "Да скорее же присылайте подмогу!"

Фургон "Кока-Кола" стоял немного накренясь, въехав двумя колесами на
бордюр - уж очень узкий был переулок. Шофер скучал, сидя в кабине, и то
и дело покручивал ручку настройки радио. Он слушал то станцию "Свобода",
то "Радио-РОКС". На немноголюдной улице ничего примечательного не
происходило. Не станешь же несколько часов следить за тем, как выходят
из кафе, заходят в него.

Газеты, купленные в киоске, были прочитаны за полчаса.

Зато двум коллегам шофера, устроившимся в кузове, было не до
безделья.

Все внутренности просторного фургона были напичканы аппаратурой.
Здесь крутились бобины магнитофонов, мерцали индикаторные лампочки. То и
дело аппаратуру приходилось настраивать, уж слишком слабыми оказались
сигналы, исходящие из дома со скромной вывеской "Экспо-сервис Ltd". Двое
мужчин почти не обращали друг на друга внимания. Каждый из них был занят
своим делом. Один, в годах, водрузил на свою лысеющую голову пару
наушников и, покручивая ручку настройки, пытался отделить от
сопутствующих шумов голоса говоривших в комнате.

Наконец, потрескивания, пощелкивания и гудение ушли, и голоса
прорисовались довольно четко. Но вместо того, чтобы разговаривать о
государственных тайнах, двое охранников делились воспоминаниями о
вчерашней пьянке. И самое странное: то, что не помнил один, хорошо
помнил другой. И так вдвоем они выстраивали цельную картину вчерашнего
дня.

Слухач вклинился как раз тогда, когда они рассуждали, стоило ли
мешать шампанское с водкой. Оба сходились на том, что не стоило. Но тут
же были вынуждены признаться - им никогда не удается избежать этой
ошибки.

- Я вот проснулся утром, - вспоминал один из охранников, - вижу -
кто-то рядом со мной в постели. Смотрю, а вспомнить ее не могу. И даже
не знаю, было у нас что-нибудь или нет.

- А она что говорит? - спрашивал второй.

- Тоже ничего не помнит.

- А я помню, - послышался короткий сухой смех, так похожий на
пощелкивание ногтем по микрофону, - помню, как затащил в кровать, помню,
как Людка раздевалась... Помню даже, что лег на нее. А потом как начало
ее мутить... Еле слезть успел.

- А вот меня никогда не тошнит, - не без гордости признался второй
охранник. - Все что угодно: вырубиться могу, под столом проснуться, а
вот чтобы тошнило - не было такого.

- Вот это-то и плохо, - огорчался его приятель. - Если организм
здоровый, не отравлен алкоголем, то пьянеешь после первой половины
бутылки. А если больше выпьешь - обязательно тошнит. Значит, твой
организм уже отравлен. Ты уже привык к алкоголю, и недолго тебе осталось
занимать место на службе.

- Если бы всех, кто так пьет, выгоняли с нашей работы, - рассмеялся
охранник, - некому было бы и службу нести.

Голоса стали уходить куда-то вдаль. Вновь послышались шумы.

- Опять глушилки включили, - поморщился слухач и защелкал клавишами,
пытаясь внести коррекцию. - Если я привезу такой отчет, где только о
девках да о водке рассказывают, то и мне недолго служить останется.

Он спустил наушники на шею и повернулся к своему напарнику. Тот не
отрывал взгляда от экрана, на котором то возникали, то исчезали столбцы
цифр, обрывки текста.

- Ну что, Васильевич, там у тебя? Получается?

- Да тут хренотень какая-то, - не оборачиваясь, отвечал тот, кого
назвали Васильевичем.

- А тебе что, нужно знать, о чем речь идет или только снять
информацию?

- Да в общем-то все равно, - пожал плечами Васильевич, - но так можно
и компьютерных игр назаписывать, да еще и вирусов к ним в придачу.

Слухач отложил наушники и, ступая по немного наклонному полу, подошел
к напарнику.

- Васильевич, что-то не нравится мне этот дом.

- О чем они хоть там говорят?

- Да все о том же - о бабах, о водке... А ты торчи тут и слушай, как
дурак.

- А вот теперь снова на английском текст пошел, - Васильевич указал
коротким, как обрубок, пальцем, на монитор. - Я, конечно, запишу, но
черт его знает, что там написано!

- Давай-ка лучше перекусим, - предложил слухач, вытаскивая из
портфеля газетный сверток.

На столике, освобожденном от магнитофонных лент, мужчины разложили
незатейливую снедь и, поставив перед собой два пакета молока, принялись
перекусывать.

- Эх, пивка бы! - мечтательно произнес слухач, прикладываясь к
отрезанному углу пакета с молоком.

- И рыбки, - Васильевич скосился на экран монитора, где то возникали
цифры, то вновь исчезали в сером электронном месиве.

- Давай водилу пошлем, - предложил слухач.

- Так по инструкции же не положено, - засомневался Васильевич, но по
его глазам было видно: за пиво он готов пожертвовать и инструкцией.

Слухач подошел к торцовой стене и постучал в прямоугольник задвижки.

Тот отошел в сторону, блеснули глаза водителя.

- Чего вам?

Слухач запустил руку в карман и протянул водителю купюру.

- Не в службу, а в дружбу... Сбегай за пивом, да прикупи скумбрию
пожирнее, - попросил он.

Водитель крякнул, что-то пробурчал, но деньги все-таки взял. Слухач,
удовлетворенный собой, вернулся на место.

- Принесет, Васильевич, не беспокойся.

Теперь мужчины уже с отвращением смотрели на молоко.

Шофер аккуратно перегнул банкноту пополам, положил в нагрудный карман
пиджака и вышел на улицу. Он даже не успел захлопнуть дверцу, как
услышал над самым своим ухом вкрадчивый мужской голос:

- Если дернешься - продырявлю.

И тут же почувствовал, как ему под ребра уперся жесткий ствол
пистолета. Шофер прекрасно знал, что такими словами обычно не бросаются.