помнили: стоит перелезть через забор, считай, ты покойник, загрызут. Этих
псов деревенские так и называли - людоеды.
Но, несмотря на это, Вырезубовых в деревне уважали, хотя и
побаивались. Если кому-то нужно было перехватить денег до пенсии или до
получки, то Вырезубовы всегда выручали, правда, обставляли это довольно
торжественно. Ни Григорий, ни Илья сами денег не одалживали, говорили, что
нужно посоветоваться с матерью. Вели гостя в дом, угощали чаем, вареньем,
а Наталья Евдокимовна наконец выходила в соседнюю комнату и возвращалась с
деньгами. Но и отдавали местные в срок.
Все помнили об одном случае. Когда фельдшер вовремя не отдал долг,
двое братьев пришли к его дому в деревню вместе с собаками. После
разговора с братьями фельдшер имел бледный вид, деньги отдал через полчаса
- обежал половину деревни, выпрашивая, вымаливая у кого сколько было. Как
и чем напугали его братья, фельдшер не рассказывал, - даже когда напивался
в стельку. И никто больше судьбу испытывать не хотел.
Катя истошно закричала, лишь только ей освободили рот. Но этот
пронзительный, страшный крик никого из мучителей не пронял. Даже выражение
их лиц не изменилось. Она кричала долго, минут пять, пока вконец не
охрипла. И поняла, тут кричи, не кричи - ничего не изменится, в отношении
ее существует страшный, зловещий план, который осуществится независимо от
того, будет она сопротивляться или нет, будет кричать или молчать. Она
всецело находится во власти странных людей.
- Успокоилась? - мягко произнесла Наталья Евдокимовна и повернулась к
Илье. - Илюша, ты бы ей водички дал, а то небось горло у девчонки
пересохло. Ишь как закашлялась!
- Обойдется, - сказал Григорий.
- У меня мама больна, - чисто инстинктивно нащупав слабую струнку в
душе братьев и в самой Наталье Евдокимовне, произнесла Катя. - У нее язва
открылась, в больницу положили... Я к ней ехала, спешила.
Мать строго посмотрела на сыновей. Этот взгляд Катю обнадежил.
- Я все сделаю, все, о чем попросите, - взмолилась Катя, - только
отпустите потом! Я к матери спешу. Ей очень плохо, она видеть меня
хотела... Мама очень расстроится, если я не приеду.., она меня ждет...
Наталья Евдокимовна подалась вперед, пристально посмотрела ей в глаза.
- Врешь, - спокойно сказала она, - я по глазам вижу, что врешь.
- Правду говорю.
- Мать ты не любишь, иначе сидела бы с ней дома. Какого черта в
Москву потащилась? Легких денег захотелось, легкой жизни, чтобы мужики
тебя трахали?
Слово "трахали" в устах этой женщины звучало страшным ругательством.
- Нет! - закричала Катя.
- Именно этого тебе хотелось! Хотелось, хотелось! Все вы, сучки,
этого хотите, по твоим накрашенным глазам это видно! Да и в трусах ты
ходишь.
- Это шорты.
- Нет, трусы, - резко сказала Наталья Евдокимовна тоном человека,
абсолютно уверенного, что земля плоская и покоится на трех китах.
Мужчины в разговор не вмешивались, они стояли у стены и смотрели: то
на мать любящими взглядами, то на девушку взглядами враждебными.
- Таких, как ты, учить надо. Вот мои сыновья тебя и выучат. Правда,
паршивого кобеля не отмоешь добела. Ты знаешь, что мы с тобой сделаем?
- Не знаю!
- Мы тебе пока и не скажем. Мальчики тобой, сучка, займутся, а я на
тебя смотреть не могу, - женщина поднялась так, как поднимается
императрица со своего трона. И, отстранив попытавшегося помочь ей
Григория, гордо направилась к крутой металлической лестнице.
- Не уходите! - выкрикнула Катя.
На просьбу девушки женщина даже не отреагировала, Катя перестала для
нее существовать.
Тяжело хлопнул люк. Девушка осталась наедине с мужчинами в оранжевых
комбинезонах.
- Давай пальцы выбросим, кому первому?
- Зачем? - ответил Григорий, - мне не хочется.
- Думаешь, мне хочется?
- Но мама же сказала, что эту сучку для начала проучить надо. Давай:
три, четыре...
- Если вам не хочется, то скажите ей, что вы все сделали, -
прошептала девушка.
- Дура ты! Во-первых, маму обманывать - грех, а во-вторых, тебе же
лучше, сама пока не понимаешь своей выгоды.
- Нет, не хочу!
Две правые руки взлетели в воздух и замерли между мужчинами.
- Восемь, - сказал Григорий.
- Точно, восемь. Считай с нее по часовой стрелке.
- Придется мне, - переступил с ноги на ногу Григорий и осклабился.
- Что тебе? - воскликнула Катя.
- Мне тебя первому придется трахать.
- Нет, не хочу!
- Это никого не волнует. Твои желания не учитываются. Тебе не
хочется, мне не хочется, ему не хочется, но надо, так мама сказала.
- К черту! Нет, я вам не верю! Вы что, сумасшедшие, маньяки?
Отпустите меня, отпустите! Мне к маме надо, она больна!
Мужчины угрюмо молчали.
- Все, повыла? - бесстрастным голосом осведомился Григорий.
Прижавшись спиной к шершавому бетону, Катя не знала, что сказать, как
повлиять на двух страшных мужчин, которые невесть что задумали. В общем,
то, что ее могли изнасиловать, девушку пугало, но не смертельно. Она
прекрасно понимала, вернее, чувствовала, что изнасилованием дело не
закончится. И тут до нее дошло, что спасти ее может только чудо, какие-то
слова, какая-то волшебная фраза, невзначай оброненная.
Она принялась бормотать, вспоминая Бога, ангела и все то, что
приходит в голову насмерть перепуганному человеку.
- Ладно, хватит. Давай, Гриша, начинай. Я, если хочешь, постою,
посмотрю.
- Как знаешь, брат, - сказал Григорий, распуская лямки комбинезона.
Гриша полностью снял комбинезон, аккуратно сложив, стоял, держа его в
руках.
- Ну а теперь иди. Минут через тридцать можешь возвращаться.
- Ты все сделаешь? - уточнил Илья.
- Ага, сделаю, если, конечно, она себя станет вести осмотрительно и
вежливо.
- Ну а если не станет, - взглянув через плечо на вжавшуюся в угол
Катю Королеву, - шваркни ее пару раз головой об стену, чтобы мозги через
нос потекли, тогда, думаю, она сговорчивее станет.
Григорий заржал. От этого смеха Катя похолодела, мурашки побежали по
спине, из глаз брызнули слезы. Гаражная дверь медленно, со скрипом
затворилась.
- Ну, что мы будем делать?
- Не знаю.., не надо, - прошептала Катя, - А вот я знаю, - Григорий
снял трусы и остался в голубой майке, длинной и выстиранной. - Я думаю, ты
вначале сделаешь, чтобы мне было хорошо. А потом я сделаю, чтобы и тебе
стало хорошо. Только смотри, без шуток и фокусов, а то, слышала, брат
наказывал шваркнуть тебя головой о стенку, и твой череп разлетится, как
грецкий орех, на куски.
- Не надо меня бить, я все сделаю, я на все согласна!
- Вот это хороший разговор, вот это я люблю. Видишь, какой у меня
член? - Григорий приподнял подол майки, демонстрируя мужское достоинство.
Кате казалось, что она прилипла к стене, что все происходящее -
абсолютно нереальное действие, что это либо ей снится, либо просто
мерещится. Но перед глазами был не сон.
- Видишь, какой у меня член? Мама говорит, что он очень хороший, -
Григорий медленно приближался к девушке. - Если ты откроешь рот и не
будешь дергаться, то, возможно, все обойдется. Вначале я тебя трахну, а
потом придет Илья, и он тебя тоже трахнет.
- А потом? - с робкой надеждой в голосе спросила Катя.
- Потом суп с котом, - хихикнул Григорий Вырезубов, поскреб небритую
щеку и несколько раз дернул задницей. Член качнулся. - Видишь, какой он
вялый, как шланг без воды? А я хочу, чтобы он стал твердым.
- Нет... - бормотала Катя.
- Ну, ты скажешь, сучка!
- Нет, нет...
- Это значит, да, да! Вставай! Катя поднялась.
- Я для начала тебя раздену, посмотрю на тебя, а потом ты начнешь
сосать. И будешь сосать столько...
- Сколько? - выкрикнула Катя.
- Не знаю.., пока я три раза не кончу. Идет? Катя поняла,
сопротивляться бесполезно, ведь одно ее неверное движение, и этот псих
может размозжить ей голову. Она видела руки, сильные, волосатые, видела
глаза, в которых не было ни нежности, ни жалости, но в которых не было и
вожделения. Это был взгляд рыбы, холодной и спокойной, в нем не
присутствовало никаких мыслей, ни низменных, ни возвышенных. Григорий был
орудием, он выполнял приказ, исходивший от седовласой высокой женщины с
тонким, почти беззубым ртом.
- Открывай рот.
Катя затрясла головой. Григорий наотмашь ударил, резко и молниеносно.
Катя дернулась, из рассеченной губы потекла кровь, горячая и яркая. Это
возбудило мужчину, в его глазах появилось желание, хотя член все еще
продолжал висеть.
- Рот открывай! - рявкнул Григорий, занося для удара левую руку, а
правой приподнимая член.
Посняков Андрей
Корнев Павел
Мичурин Артем
Каменистый Артем
Орловский Гай Юлий
Ибсен Генрик