Запада, к которой они привержены не меньше, чем к алкоголю. Из-за виски,
выпитого с Пайлом, опиум подействовал слабее обычного.
говорит, но когда она снова взяла трубку и принялась разогревать шарик
опиума, я увидел, как в ее глазах промелькнул целый хоровод мыслей.
простодушие! Она могла солгать из вежливости, со страха и даже ради
выгоды, но у нее никогда не хватило бы коварства скрыть свою ложь.
Америку.
опиум, она стала беззаботно болтать: о том, какие платья станет носить в
Лондоне, где мы там поселимся, какое там метро (она читала о нем в
романах), о двухэтажных автобусах; полетим мы на самолете или поедем
морем...
2
озера в Тайнине, в восьмидесяти километрах к северо-западу от Сайгона,
чтобы отметить очередную годовщину Освобождения или Завоевания, а То и
какой-нибудь буддийский, конфуцианский или христианский праздник. Каодаизм
- изобретение местного чиновника, синтез трех религий и излюбленная тема
моих рассказов новичкам. В Тайнине было Священное озеро, папа и
женщины-кардиналы, механический оракул и святой Виктор Гюго. Христос и
Будда глядели вниз с крыши собора на восточную фантасмагорию в стиле Уолта
Диснея, на пестрые изображения драконов и змей. Новички всегда приходили в
восторг от моих описаний. Но как показать им убогую изнанку всей этой
затеи: наемную армию в двадцать пять тысяч человек, вооруженную
минометами, сделанными из выхлопных труб негодных автомобилей, армию -
союзницу французов, которая при малейшей опасности заявляла о своем
нейтралитете. На празднества, которые устраивались, чтобы утихомирить
крестьян, папа приглашал членов правительства (они приезжали, если
каодаисты в то время стояли у власти), дипломатический корпус (он присылал
кое-кого из вторых секретарей с женами или любовницами) и французского
главнокомандующего, которого представлял генерал с двумя звездочками из
какой-нибудь канцелярии.
машин, а на самых опасных участках пути Иностранный легион выставлял в
рисовых полях охрану. День этот всегда был тревожным для французского
командования и внушал некоторые надежды каодаистам: что могло лучше всего
подчеркнуть их лояльность, как не убийство нескольких именитых гостей за
пределами их территории?
знак, глиняная сторожевая вышка, а через каждые десять километров - форт
покрупнее, который охранялся взводом легионеров, марокканцев или
сенегальцев. Как при въезде в Нью-Йорк, машины шли гуськом, не перегоняя
друг друга, и, как при въезде в Нью-Йорк, вы со сдержанным раздражением
посматривали на машину впереди, а в зеркало - на машину сзади. Каждому не
терпелось добраться до Тайниня, поглазеть на процессию и как можно скорее
вернуться домой: комендантский час наступал в семь вечера.
хоа-хао, а оттуда - на рисовые поля каодаистов, которые постоянно воевали
с хоа-хао; но одни только флаги сменялись на сторожевых вышках. Голые
малыши сидели на буйволах, бродивших по брюхо в воде на залитых полях;
там, где созрел золотой урожай, крестьяне в шляпах, похожих на
перевернутые блюдца, веяли зерно у небольших шалашей из плетеного бамбука.
Машины проносились мимо, словно посланцы из другого мира.
огромным божьим оком над входом; их оштукатуренные стены были выкрашены в
голубой или розовый цвет. Флагов становилось все больше; вдоль дороги
кучками шли крестьяне; мы приближались к Священному озеру. Издали
казалось, что на Тайнинь надет зеленый котелок: это возвышалась Святая
гора, где окопался генерал Тхе - мятежный начальник штаба, объявивший
недавно войну и французам, и Вьетмину. Каодаисты и не пытались его
захватить, хотя он похитил их кардинальшу; впрочем, по слухам, он это
сделал не без ведома папы.
из-за отсутствия воды, а может, из-за нескончаемых церемоний, когда вы
потели до одури и за себя и за других: потели за солдат, стоявших на
карауле, пока произносились длинные речи на языке, которого они не
понимали, потели за папу, облаченного в тяжелые одежды с китайскими
украшениями. Только женщинам-кардиналам в белых шелковых штанах, болтавшим
со священниками в пробковых шлемах, казалось, было прохладно в этом пекле;
трудно было поверить, что когда-нибудь наступит семь часов - время
коктейлей на крыше "Мажестик" - и с реки Сайгон подует ветерок.
услышать от него что-нибудь интересное и не ошибся: обе стороны
действовали по молчаливому уговору. Я спросил его о генерале Тхе.
это напоминало мои собственные тирады, которые я без конца повторял
новичкам: каодаизм как религиозный синтез... лучшая из всех религий...
миссионеры посланы в Лос-Анджелес... тайны Большой пирамиды... Он носил
длинную белую сутану и курил одну сигарету за другой. В нем было что-то
скользкое и продажное; в его речи часто слышалось слово "любовь". Он,
несомненно, знал, что все мы собрались сюда, чтобы посмеяться над их
движением; наш почтительный вид был так же лжив, как и его фальшивый сан,
но мы были не так коварны. Наше лицемерие не давало нам ничего, даже
надежного союзника, а их лицемерие добывало им оружие, снаряжение и даже
деньги.
меня до двери, роняя пепел от сигареты.
господь любит истину.
- любовь.
он, право, кажется, ожидал, что я ее поцелую; но я - не дипломат.
пытался завести свой бьюик. Почему-то за последние две недели я повсюду -
и в баре "Континенталь", и в единственной порядочной книжной лавке, и на
улице Катина - наталкивался на Пайла. Он все больше подчеркивал свою
дружбу, которую навязал мне с самого начала. Его грустные глаза безмолвно
вопрошали меня о Фуонг, в то время как уста со все возрастающим пылом
выражали восхищение и привязанность к моей персоне.
Пайлу. Когда я подошел, он умолк. Я его узнал: он был помощником Тхе,
прежде чем тот ушел в горы.
славные люди, если знать, как к ним подойти. Видно, французы просто не
умеют с ними ладить.
торжественно изрек Пайл. Его слова прозвучали, как каодаистский символ
веры. Я почувствовал, что атмосфера Тайниня была слишком
высоконравственной, чтобы я мог в ней дышать.
лимонный сок очень полезен в таком климате. В нем есть витамины... не
помню только, какие.