поднимался в гору, мимо летних заколоченных дач. Вокруг было уныло и
пусто. Над головой глухо роптали сосны, с тихим шелестом падал снег. Когда
я подумал, что заблудился, стали попадаться коттеджи с освещенными окнами,
вырывались звуки джазовой музыки, залаяла и сразу умолкла собака. Идти
стало веселее. Я вглядывался в даль, чтобы заметить и не пропустить
поворот влево - снова к озеру или, вернее, вдоль озера до часовенки с
крестом, - как было обозначено в плане Дика Грегори.
в твердой каменистой почве неширокая дорога. Темно, хоть глаз выколи, и
пришлось пробираться чуть ли не на ощупь.
лестница. Передняя стенка дома - сплошь из стекла - ярко освещена, но
задернута изнутри плотной шторой. Над крышей из невидимой трубы поднимался
белесый дым. Снег присыпал дорожку и высокие кусты, окружавшие коттедж.
наверху распахнулась дверь и раздался знакомый баритон Дика Грегори:
что передал записку. Остальное - проще простого. Как всякий журналист, ты
не лишен авантюризма, и тайна влечет нас. Отсюда напрашивался вывод: ты не
станешь оттягивать встречу, разве случись дела поважнее. Но, как мне
известно, вы болтали с толстяком, который чрезвычайно увлекается виски!
сумев скрыть удивления, сказал я, входя в комнату.
застеленным неярким шотландским пледом, цветной "Сони" на вращающейся
ножке застыл как раз посредине комнаты, низкий журнальный столик, два
мягких кресла рядом. На одном из них, по-видимому, только что сидел,
укутавшись в плед, Дик. На столике лежал толстый блокнот, из него
выглядывала шариковая ручка. Телевизор был включен, но звук почти убран, и
нужно напрячь слух, чтобы расслышать, о чем там спорили два ковбоя в
стереотипном салуне времен освоения дикого Запада...
забыл сказать, что слева от телевизора пылал небольшой камин, сложенный из
серого речного камня. Огонь жадно облизывал белые березовые поленья, и
тепло обволакивало, расслабляло.
дверца холодильника, и вскоре вернулся, неся на подносе блок из шести
запечатанных пластмассовой крышкой банок с пивом, тарелочку с мелкими
ломтями ветчины и горкой тонко нарезанного сыра.
Впрочем, слышал, у вас даже зимой едят на улице мороженое...
"Овале" - кровь с молоком!
долил себе в бокал и плеснул чуть содовой.
километрах от Лейк-Плэсида, я, считай, живу, как у бога за пазухой.
Лейк-Плэсид как свои пять пальцев, - не было еще ни одной зимы, чтобы я не
катался на Уайтфейс. Мои друзья чаще, правда, летят в Калифорнию, там и
зимой солнечно, но мне больше нравится здесь. Знаешь, чем хороши
Адирондакские горы? Здесь никогда - разве за исключением олимпийского
сезона - нет наплыва туристов. Тихо и покойно, что в наше время,
согласись, кое-что да значит. Впрочем, если уж начистоту... - Дик сделал
паузу. По выражению его лица я догадался, что он хочет сообщить мне что-то
важное. Видимо, решившись, Дик как ни в чем не бывало продолжил: -
...Нынче я приехал сюда не кататься и не глазеть на олимпийцев. У меня
дело посерьезнее. Больше того, оно касается и тебя. - Он уловил мой
вопросительный взгляд и объяснил: - Тебя как гражданина СССР. И еще как
человека, которому не безразлична судьба олимпийского движения вообще.
государственный секретарь Соединенных Штатов господин Вэнс?
открывают государственные деятели страны, где она проводится. Роль его
формальна, как я понимаю, он выйдет на трибуну и провозгласит: "Объявляю
сессию МОК открытой!"
его меньше всего будет напоминать роль свадебного генерала, - голос Дика
Грегори был жесток. - Он привезет специальное послание Картера, а в этом
послании - мне доподлинно известно - обещано 500 миллионов долларов любому
городу мира за согласие провести, точнее - взять на себя заботу о летних
Играх-80.
которые, скорее всего, не принесут желанных лавров сборной команде США. По
подсчетам, их можно найти в некоторых наших спортивных изданиях, борьба за
командное первое место вновь развернется между СССР и ГДР, а Штатам
отводится роль статиста.
полочкам? - сказал я уклончиво, хотя не сомневался, что так оно и будет.
движение в своеобразного "заложника" и с его помощью решать сложнейшие
политические вопросы. За призывом бойкота Игр последуют нажим и шантаж
западных союзников и Японии. Тем, поверь мне, ничего другого не останется,
как последовать за Вашингтоном. Что это будет означать, недолго объяснять:
ухудшение отношений между Западом и Востоком и, как следствие, - желанное,
конечно, для организаторов этой далекоидущей акции! - новые расходы на
оборону. Да еще какие! Я скоро опубликую статью, где расскажу, что уже в
следующем финансовом году Пентагон намерен закрутить спираль расходов на
вооружение до фантастических высот!
играми... Ну, понимаешь, масштабы несопоставимы... А потом, извини меня, я
не верю, что МОК проголосует за бойкот.
сговорчивость МОК. Вот потому-то задача представляется в том, чтобы
заставить Советский Союз, поставив его в безвыходное положение, сделать
такой шаг, который был бы расценен как нарушение олимпийской хартии, как
невыполнение международных обязательств, а уж наша пресса мгновенно
обвинит СССР во всех грехах!
колеса и раньше! Мы уже в Лейк-Плэсиде, и советские спортсмены будут
выступать на Играх. Разве у кого-нибудь существует сомнение на сей счет?
Он недоговаривал, я это видел, он как бы разрывался между желанием
выложить все без обиняков и опасением, что это может привести к
противоположным результатам. Ведь, как ни крути, я был для Дика человеком
из другого мира, и наши пути, сходясь, никогда не сливались. Он этого не
забывал ни на минуту. Но что тогда толкало Грегори ко мне? Ведь не впустую
велись эти разговоры, не впустую хотел как-то подготовить меня - и боялся,
опасался открыться до конца. Стало грустно, настроение готово было
испортиться окончательно: между нами все явственнее раздвигалась
пропасть... Пропасть недоверия...
Пиво нагрелось, его можно было пить большими глотками, и я никак не мог
утолить жажду, преследовавшую меня весь день. Голова была легкой и
светлой. Поленья в камине почти догорели, я поднялся, подбросил свежих из
поленницы, что высилась рядом с металлической оградкой. Помешал уголья
длинными медными щипцами, совсем новыми - у них даже кончики не обгорели.
Зотова больше нет...
находился в больнице. Вчера получил телеграмму от Юли. Зотов погиб,
выбросившись из окна клиники с седьмого этажа. Официальная версия - рак
печени, узнав об этом, он покончил с собой. Почуял - это идут по моим
следам... Не спрашивай у меня ничего, Олег! - вскричал Грегори. - Пойми, я
ничего не могу сказать тебе! Пока! Это просто-таки убивает меня, ибо как
раз тебе, и никому другому, мне нужно рассказать все! Но... потерпи еще
день-другой, и ты оправдаешь мои действия!
на стол. Потом снова встал, вышел в соседнюю комнату и вернулся с трубкой.
Дик курил мало, только трубку, и я уже установил, что делает он это в двух
случаях: в состоянии полного благодушия или крайней напряженности.
с которым он принес с собой, поплыл по комнате...
спросишь - за что? Нет, понятное дело, Би-би-си тут ни при чем. Сдержанный
критицизм Зотова по отношению к СССР показался теперь лояльностью или даже
сочувствием, в этом была причина его увольнения. Но его смерть - это из
другой оперы! Думаю, однако, ты догадывался, что Дима Зотов был не так
чист, как могло показаться с его слов.