Киев, а ежели зимой - завалимся в Карпаты, в Славское! Там у меня есть
собственное шале - у самого подъемника, ты оценишь, что это такое!
эмоций, сказал Мишель Потье, - я, кажется, близок к фантастическому
открытию. Если подтвердится моя версия, то я смогу стопроцентно
доказывать, принимал ли человек когда-либо - даже через двадцать лет! -
наркотики, допинги или нет. Это, поверь, будет переворотом в мировой
науке! И нужен для этого будет всего-навсего один-единственный
человеческий волосок...
никому не расскажешь, пока не разрешу, да?
газетчик, а это такая потрясающая сенсация!
чего бы это мне не стоило. Прощай, Олех, мне было тепло (он так и сказал -
тепло) с тобой и жаль, что ты живешь так далеко. Ежели что понадобится...
потьевского "Рено", и мне почудилось, что Мишель тоже обернулся и смотрит
назад и машет мне рукой.
нашем торгпредстве бутылку взял.
он напоследок - в этом был он весь, Гаврюшкин, страстный любитель выпить
на шару, то есть за чужой счет. Что это с ним стряслось - приглашает на
водку? Видать, поход на рынок уцененных товаров выкрутился успешным. Ну,
да бог с ним...
где время тонуло в вязкой, как смола, тишине, куда не проникали
посторонние звуки, определялось появлением Кэт, приносившей завтрак.
комнаты осточертевший набор: сваренные вкрутую два яйца, несколько
ломтиков подрумяненного, почти прозрачного бэкона, две горячие гренки и
чай с "парашютиком" - так нелюбимым мною напитком из-за запаха бумаги,
вызывавшем у меня отвращение.
затылке, гребня не было, ну, да это мало меня трогало. Лишь по косым,
брошенным исподлобья взглядом Кэт, по ее реакции - не то плохо скрытой
брезгливости, не то жалости, смешанной с брезгливостью, догадывался, как
выгляжу. Спал в рубашке, только без галстука, и в брюках, давно
превратившихся в пузырившиеся на коленях штаны, носки не снимал, как,
впрочем, и не одевал ботинок, валявшихся у входа.
задавить, и я перестал выключать настольную лампу. Теперь она горела
круглые сутки.
они растворились в тишине, и я сомневался, а существовали ли эти типы
вообще. Со мной происходили странные вещи: внезапно наползала липкая
пелена, туманившая сознание, - я ощущал ее так осязаемо, что меня
охватывал ужас от того, что невидимые черви пробрались ко мне в голову и
плетут-переплетают извилины, наподобие вятских кружев; чем больше я
сосредоточивался на этой мысли, тем реальнее слышал звуки шевелившихся
мозгов; пелена так же внезапно исчезала, и холодная, чистая и острая мысль
заставляла оглянуться вокруг. В одно из таких просветлений я вдруг
осознал, что химию они мне приносят с горячей водой для чая. Стоило мне
выпить стакан-другой, а жажда постоянно мучила меня из-за того, что еда
почти сплошь была соленая - соленый бэкон, подсоленные гренки,
пересоленное мясо и соленый суп, как меня охватывала апатия и сонливость.
Ни соков, ни воды мне не давали, а на мои просьбы Кэт не откликалась.
догадались и перекрыли вентиль крана. Теперь Кэт, появившись в
комнате-темнице и поставив поднос с едой, отправлялась в туалет и сливала
бачок, что каждый раз воспринималось мной как пощечина.
с противоположной стороны, оставляя меня одного, я обшарил свою довольно
просторную комнату, ванную, туалет. Я искал местечко, куда можно было бы
выбрасывать соленую пищу, но так, чтоб Кэт ничего не заподозрила. Яйца
буду съедать, суп, если дадут, - тоже, все же какая-никакая жидкость,
бэкон же, хлебцы, рыбу или мясо, попадавшиеся в обедо-ужин (кормили меня
дважды в день), нужно было куда-то прятать - прятать так, чтоб ни крошки,
ни кусочка не оставалось. Я должен демонстрировать отличный аппетит. Чай
решил заваривать прямо в термосе, демонстрируя таким образом желание
выпить все до дна. Настойку же затем выливать в туалет.
никаких надежд, старина, на спасение не будет.
мозги, требовавшие уже привычного успокоителя. Я испытывал почти
неодолимое желание выпить пару глотков чаю и поспешно бросил пакетик в
термос, взял стакан и...
трудом разжал пальцы.
меня с головой, и я поспешно схватил стакан, плеснул из термоса,
разбрызгивая на скатерть коричневатую жидкость, что еще вчера доставляла
мне такое умиротворение.
новому испытанию, а я не был уверен, что смогу совладать с собой еще раз,
выбежал в ванную и вылил чай в раковину. Меня мутило от жажды, от
страшного желания получить успокоение; сознание исчезало, но, тем не
менее, в моменты просветления я догадался тщательно вытереть коричневые
капли на белом фаянсе - до последнего пятнышка. "Парашютик" же втолкнул в
горлышко термоса.
было чудовищно плохо, и, не вылей чай, я вряд ли смог бы удержаться.
Больше того, я кинулся назад в надежде обнаружить хотя бы пару глотков
напитка, без которого моя жизнь казалась бессмысленной. К счастью,
раковина блистала первозданной чистотой, как бриллиант.
прояснилось и я смог подняться, первым делом начал поиски "склада" для
пищи. Увы, в комнате не нашлось местечка, где можно было бы что-то
запрятать. Взгляд, все более растерянный, скорее - потерянный, ввергавший
меня в бессильный ужас, ощупывал комнату и не находил места, которое
послужило б тайником. Стол, накрытый короткой красной скатертью, два
венских стула, кресло на вращающейся ножке, торшер у дивана, два окна,
задраенные ставнями, коврик метр на полтора из ворсистой искусственной
ткани бежевого цвета да массивный диван, явно купленный где-то в
комиссионке, таких нынче не выпускают - давно вышли из моды.
ногти, оторвал тяжеленнейший матрац и всунул левую руку в образовавшуюся
щель: там была блаженная пустота.
позволившим мне выжить.
возвращалась, чтобы забрать посуду, на столе оставались крошки, остатки
пищи, кость, если подавалась отбивная. Лишь глубокая пиала с протертым
супом была вылизана до блеска, и поначалу Кэт с недоумением брала ее в
руки. Потом она, видно, догадалась, что жажда, преследовавшая меня, давала
себя знать. Но это не вызвало в ее душе сочувствия, по крайней мере, мои
просьбы - я и на колени бросался, и слова разные проникновенные - ласковые
и угрожающие (тогда она недвусмысленно вытаскивала из заднего кармана
облегающих ее длинные ноги белых джинсов маленький браунинг), умоляющие -
никак на нее не действовали, и воды мне по-прежнему не давали. Что ж, я
мог понять Питера Скарлборо...
регулярно оседала в диване, отчего меня преследовал запах портящейся еды.
Этот запах вызвал подозрение у Кэт, она принюхивалась, но ничего не
обнаружила. У нее не хватило смелости подойти к моему лежбищу. Пришлось
срочно принимать предохранительные меры: я стал обливаться соусами и
вытирать пальцы о рубаху, и без того давно потерявшую свой первоначальный
цвет. Я вел себя все более индифферентно, равнодушно встречая и провожая
Кэт. Уже больше не поднимался, когда она входила, и лениво копался ложкой
(вилку и нож они предусмотрительно исключили из моего обихода) в еде. Чаще
всего я представал перед ней распластанным на диване, уставившись в
потолок. Бормотал бессмысленно, как, по-видимому, казалось Кэт, не знавшей
ни единого не то что украинского - русского слова. А я читал Шевченко: