молодой Сан Саныч ржал бы как взбесившийся жеребец и ногами в воздухе
дрыгал.
кишочках.
хохма? Ну тогда и говорить не о чем. Тогда к месту и капли в нос, и очки
плюс четыре на потерявшие былую зоркость глаза. Как граната "Ф-1", как
автомат "ППШ" с запасными дисками. Каков боец - такая и экипировка.
который, в свою очередь, засунул в потрепанного вида хозяйственную сумку.
Надел поверх защитного костюма свои обычные брюки и плащ. Установил на
требуемое время светомаскировочный будильник. Обошел в последний раз
квартиру. Поправил шторы. Проверил, закрыты ли окна, форточки, вода и газ.
пройдена. Тот, кто хотел отказаться, должен был отказаться минуту назад.
Теперь на брюхе через бруствер окопа, через проходы, проделанные саперами в
минных полях, через грязь и лужи, через замерзшие трупы своих и чужих
бойцов. Теперь только вперед. Навстречу неизвестности. Навстречу победе или
смерти.
кустах временный тайник. Все ненужные, не используемые в деле вещи и одежду
он сложил в сумку и, опустив в небольшую ямку, забросал сверху ветками и
листвой. Рядом он закопал свое, завернутое в полиэтиленовый мешок,
ветеранское удостоверение. Вообще-то, отправляясь в тыл врага, документы и
награды следовало сдавать на хранение старшине. Но старшины у Сан Саныча не
было. Его старшина погиб в сорок третьем году в Белоруссии. Еще один в
Польше. Еще один...
страховки и тылового обеспечения. Он не мог рассчитывать на помощь саперов,
артиллерийских и пулеметных расчетов, отвлекающих на себя внимание
противника. Не мог надеяться на подсказки партизан и оккупированного
населения. На десанты поддержки и заранее оборудованные склады боеприпасов.
Он мог рассчитывать только на себя. И еще на везение.
медленно и очень тихо. Он не встречал на своем пути случайных прохожих. Он
просто не мог их встретить. Заслышав любой посторонний шорох, он замирал и,
определив его источник и направление его движения, заранее сходил в сторону.
туда, куда нужно, живыми. Им в отличие от спортсменов медали вручают не за
скорость и преодоленные расстояния. За результат. И штрафуют не желтыми
карточками, не дисквалификацией - смертью.
экономил не только силы, но и влагу собственного организма. У него не было с
собой кухонного крана с горячей и холодной водой, чтобы позволить себе
роскошь потеть тогда, когда можно этого избежать. Немеренно потеть сейчас -
значит мучиться от жажды через час и от холода через два. Влажная одежда
плохо держит тепло. Особенно если лежать не на перине на любимом диване, а
на голой земле.
быстро отыскал намеченный им пролет и, встав на колени, стал ковырять землю
саперной лопаткой.
полного профиля для себя да еще блиндаж для командиров и при этом не
утрачивать оптимизма и интереса к окружающей жизни?! Еще и в ближайшую
деревню к бабам бегали, чтобы разжиться молочком, самогоном или еще
чем-нибудь менее материальным, но не менее существенным. Сейчас Сан Саныч
даже без копки окопов и блиндажей до баб не побежал бы. Даже если бы не
дальше чем за двадцать метров. И за молоком не побежал бы. И за самогоном.
Разве что за валокордином.
треть. Потом скоблил землю, как беззубый старец черствый сухарь единственным
сохранившимся зубом. Наверное, он никогда не копал окопов и блиндажей.
Наверное, ему это приснилось. Или тогда почва была мягче? Или лопаты
острее?..
выгребал грунт. Если бы он такими вздохами-охами и посторонними шумами
сопровождал свою работу на фронте, его бы пристрелили через пятнадцать
минут. Своим шумом он привлек бы внимание всех близрасположенных войсковых
частей и приданной им тактической авиации. Наверное, его пристрелили бы даже
раньше свои, за демаскировку вновь оборудуемой линии обороны. Два с
половиной часа, вместо запланированного часа, ушло у Сан Саныча на то, чтобы
подрыться под забор. И еще четверть, чтобы протиснуть сквозь него тело.
Получившаяся траншея явно не дотягивала до полного профиля.
это уже не оставалось. Он и так безнадежно выбился из графика. Надо было
наверстывать упущенное.
дорогу впереди себя пальцами, отодвигал, отбрасывал случайные сухие ветки и
сучки, которые могли хрустнуть под его весом. Он огибал лужи и участки
открытой земли, на которых мог остаться его след. Он делал то, чего давно не
делал, но о чем, оказывается, прекрасно помнили его ноги, руки, мышцы и
глаза. Довольно было только упереться носом в землю, чтобы старые навыки
заговорили с прежней силой.
асфальтовых дорожек, ведущих к воротам и калитке и к небольшому сараю за
домом. Забравшись в самую глубину трех практически сросшихся кустов,
Полковник выкопал небольшую ямку, замаскировал ее с боков дополнительными
ветками. В этой ямке ему предстояло прятаться, по меньшей мере, до
завтрашней ночи.
Ямка мало напоминала постель. То врезалась в ногу ветка, то впивался в ребра
сучок. Когда не было ни сучка, ни ветки, откуда-то объявлялся камешек. И так
до бесконечности. Похоже, земля за пятьдесят лет тоже стала тверже, а сучки
острее. Раньше, помнится, для того, чтобы испытать чувство комфорта,
достаточно было лечь.
и несколько десятков, а случалось, и сотен километров, требования к комфорту
претерпевают значительные изменения. Может, Сан Саныч слишком мало шел?
Может, ему для снижения уровня требовательности нужно было прогуляться от
дома до засады пешком? На фронте их в тыл немцев на рейсовых автобусах не
развозили. Оттого, наверное, и земля казалась пухом. А кому-то и была.
равно ничего не сделать. Всю почву не просеешь, все камешки не выберешь.
Накрывшись плащ-палаткой с налепленной поверх ткани листвой и клочками
травы, он замер.
руки в рукава. Заболела поясница. Он перевернулся. Зачесался живот.
двадцать часов кряду? Как же он умудрялся лежать не шевелясь по двадцать
часов, а однажды так и сорок, когда возле места засады немцы разбили
походный бивак? Неужели у него тогда ничего не болело и не чесалось? Не
может быть! Значит, он стал менее терпелив?
лет тридцать назад. Ночью Сан Саныч, несмотря на неудобства постели, уснул.
Снились ему исключительно твердые предметы: камни, лед, железобетон, плохо
оструганные доски, багажные полки общих вагонов. Он просыпался, бесшумно
переворачивался и снова задремывал, чтобы снова увидеть кирпичи, плиты и
острые камни.
Вначале он подумал, что начался град. Потом - что запускают мотор. Потом,
прислушавшись, понял, что это его зубы.
мышцы ног, потом рук, потом брюшной пресс. Он удерживал напряжение в мышцах
до тех пор, пока мог терпеть, до тех пор, пока по ним не разливалось тепло.
в противоположную ему сторону прошел другой. Одна пришел - другой ушел.
Значит, на воротах у них дежурит охранник. Будем иметь в виду.
Или повара?
Сертаков Виталий
Корнев Павел
Афанасьев Роман
Каргалов Вадим
Афанасьев Роман
Апраксина Татьяна