Пульс на руке вообще не прощупывается. Такое ощущение, что сердце не может
протянуть через клапаны загустевшую, студенистообразную кровь, и она
застыла, упершись в шершавые стенки аорт Пальцами правой руки я нащупал
сонную артерию. Там кровь еще шевелилась, частыми, но очень слабыми
толчками протискивалась к голове.
безвольно плывущее по поверхности разомлевшее васеньевское тело. Дотянулся
до воды, плеснул на лицо, смочил волосы. Тяжко! А до вечера еще о-о-х
сколько. Неожиданно вспомнил Аральск. На второй или третий день пошли мы с
Васеньевым в город искать битум, чтобы обмазать шверцы - защитить фанеру от
воды. Пока от берега до города дотащились, сварились на солнце. Еле ноги
передвигали. Забрели случайно на пакгауз. А там размораживали рефрижератор.
Крепенькие мужички скалывали лед, сбрасывали его здоровенными кусками на
землю. Так верите - нет, мы с полчаса с того места сойти не могли. Ледышки
к голове прикладывали - отходили. Аж стонали от удовольствия. На обратном
пути не удержались, в ведерко набросали и пока шли - нет-нет да
присаживались на него. Глупо, конечно, со стороны выглядело, но жизнь
облегчало.
внимания на стекающие с одежды и волос струи воды, он пополз к мачте.
Салифанов молча загнул угол одеяла, спасая его от намокания.
находил, что требовалось, нервничал, рвал заевшую веревку, стягивающую
горловину рюкзака. Наконец выудил алюминиевую кружку и, вытянувшись,
зачерпнул забортную воду.
голосе попросил он. Демонстративно поднес кружку к губам. - Из ужина
вычтешь.
говоря, я растерялся
кружкой на бак
поддержала Татьяна.
ты дашь ему воды, наступит анархия, - официальным тоном предупредил он
меня.
сказал я.
глоток. Сморщился, сплюнул горечь. Пыл его заметно поостыл. Он стоял и
смотрел на кружку. Прозрачная, чистая на вид вода прохладно плескалась,
поблескивала на солнце. Это было издевательство. Хотелось пить эту воду,
запрокинув голову, захлебываясь, огромными, частыми глотками, чтобы струйки
стекали по подбородку и груди...
Это бы еще полбеды. Можно и перетерпеть. Подумаешь - соль, а то мы не ели
пересоленные супы и гарниры. Вода была горькая, как хина. Но и это было не
самое страшное. Человек может притерпеться ко всему. То, чем вчера
пренебрегал, брезгливо морща нос, уже через несколько дней может стать
желанным деликатесом. Можно есть то, что противно, пить то, что мерзко. Это
только вопрос времени. Недаром говорят, что голод не тетка, да и жажда, как
мы смогли убедиться, далеко нам не родственница. На снисхождение
рассчитывать не приходится. Нельзя пить эту воду потому, что в конечном
итоге это ведет к гибели.
облегчение, но одновременно в его организме начинаются необратимые
изменения. Избыточные соли выводятся организмом через почки Но чтобы
удалить три грамма солей, поступивших со ста граммами морской воды,
требуется израсходовать не менее ста пятидесяти миллилитров жидкости, то
есть дополнительно к выпитой использовать еще пятьдесят миллилитров из
резервов организма. Частые спутники употребления забортной воды: рвота,
кишечные расстройства - стремительно усиливают обезвоживание.
психика. Люди сходят с ума, становятся агрессивными, пытаются покончить
жизнь самоубийством.
себе.
консервную банку. Пересохшая глотка варьировала интонации произвольно Я
закашлялся.
здесь много преснее, да и не случится ничего с кружки. Некоторые памятки
даже разрешают первые три дня пить морскую воду, на треть разбавляя ее
пресной. Но в данном случае страшен не факт, но дурной пример, который, как
известно, заразителен. А как все начнут хлебать с моря? Мы и так уже супы
разбавляем наполовину забортной. Вода у нас еще имеется, к чему торопить
события? Думаю, сия чаша нас не минует, придется еще...
Валера. Наверное, в первую очередь он уговаривал себя. - Я же только
пол-литра.
кружку.
разбирался в нахлынувших на него непривычных ощущениях.
- обратился он ко мне.
сочувствие.
без счета, и закусывать общественным сахаром, которого всего ничего.
смочить".
шлепалась о камеры, манила. Солнце раскаленной сковородкой зависло на
небосводе. Хилое облачко, величиной с носовой платок, недвижимо торчало над
горизонтом. На дождь надежды не было. Рыбы, из которой можно было
попытаться выдавить сок, чем хоть немного забить чувство жажды, мы никак не
могли поймать. Рыбы в Арале не осталось из-за стремительного повышения
солености воды. Наша расчетная суточная норма - полтора литра, может, и
удерживала шаткий баланс водного обмена (потребил - выделил) в нейтральном
положении, но от мук жажды не избавляла. Что это - полтора литра? Две
поварешки супа и полкружки чая в обед, да еще по полкружке утром и вечером.
Вот и вся пайка!
термометр.
нас..."
два водопроводных крана, у которых достаточно повернуть барашек и польется
толстая струя холодной пресной воды и будет течь и час, и два, и десять и
не иссякнет... Я судорожно сглотнул слюну, вернее, попытался сглотнуть.
Сухие стенки гортани шершаво соприкоснулись, на мгновение слепились,
проскребли друг друга, как плотно сжатые наждачные бумаги. Проклятый зной!
Наверное, хуже не может быть!
спустя мне и десяти моим товарищам придется на велосипедах преодолевать
полторы тысячи бездорожных километров, протянувшихся через четыре
среднеазиатские пустыни, в самое жаркое время года - в июле! И когда в
Каракумах столбец термометра дотянется до плюс пятидесяти одного градуса, а
температура песка перевалит за плюс восемьдесят по Цельсию, когда воды
останется совсем мало и не будет благодатной тени парусов, а только солнце,
раскаленный песок и ветер, обжигающий слизистые и глаза, я буду вспоминать
Арал почти как благо. Но тогда я этого не знал. И проклинал жару, хуже
которой, как считал, ничего быть не может.
желудочных коликах. Доктор пугает слабохарактерных пациентов примерами
несоблюдения
слушаю приемник для общего фона. От его привычных уху звуков на душе
становится как-то умиротворенней. Представляется дом, белый квадрат
абонентного громкоговорителя на стене, и никуда не надо плыть... В моем
животе бурно перевариваются крохи недавнего обеда. Желудок, занятый своими
прямыми функциями, на некоторое время перестал напоминать о себе болями,
сосанием под ложечкой. И от этого мне тоже комфортно.
секунду. Вначале я не могу понять, что происходит. Чего-то мне начинает
недоставать или, наоборот, чего-то излишек. В общем, что-то изменилось. Но
что? Море то же, я - тем более. Я слушаю себя и ничего не ощущаю. Я