коротко: "Рядом с ней разное мумие сра-ное просто отдыхает". Андрей во
всякое шаманство, знахарство и колдовство не верил, но после того как Леха,
разжевав несколько кусочков смолы, растер получившуюся кашицу по ободранным
ладоням и пальцам Обнорского, раны затянулись буквально за пару дней, а на
месте сорванной до мяса кожи появилась новая, молодая...
известно стало моментально - не иначе Семеныч растрепал, - и Андрей начал
превращаться в фигуру если не широкоизвестную, то, по крайней мере,
популярную. Сплетни, как всегда, круто преувеличивали его подвиги.
Докатившаяся до Обнорского волна слухов, в частности, утверждала, что он
успел пройти полосу препятствий дважды, пока йеменский офицер плелся до
финиша, а за это Алейла подарил ему личное именное оружие, двухкассетный
магнитофон "Sharp 777", часы, платиновую зажигалочку и французский столовый
сервиз на двадцать четыре персоны.
Дорошенко, которого солдаты и офицеры называли Абу Мазалла и считали кем-то
вроде заместителя Господа Бога по парашютным делам. К Обнорскому с детской
непосредственностью постоянно подбегали поздороваться молодые солдаты и
офицеры - некоторые делали это по несколько раз в день. Что касается
старшего лейтенанта Али Касема, то он, естественно, переживал свое
поражение, но на Обнорского зла не затаил, наоборот, пока у Андрея были
забинтованы руки, он раскуривал ему сигареты, бегал за лимонадом в дукан и
вообще старался всячески ухаживать и выказывать свое расположение. Впрочем,
мирская слава, как известно, недолговечна, и через несколько дней в бригаде
появились новые кумиры - палестинские инструкторы.
командованию бригады и присутствовавшим при этом Дорошенко с Обнорским, они
называли лишь свои воинские звания и клички. Майора звали Профессором,
капитана - Сандибадом", а старшего лейтенанта - Мастером. В Южном Йемене
жило много палестинцов - вокруг Адена кольцом располагались лагеря беженцев,
ушедших из Ливана в 1982 году, пос - ле сдачи Бейрута израильтянам, но в
этих лагерях концентрировались в основном бойцы арафатовских соединений
"Фатх" и их семьи. Троица, всплывшая в Седьмой бригаде, относилась к
враждовавшему с Арафатом Фронту национального спасения Палестины - эта
организация имела более левую, почти прокоммунистическую ориентацию. Членов
ее боевых отрядов называли федаинами, и даже друг друга они знали лишь по
кличкам - подлинные имена держались в строгом секрете, чтобы затруднить
работу израильским спецслужбам. Да и клички время от времени менялись и
перетасовывались.
имени героя сказок, известного в нашей стране как Синдбад-мореход.)
палестинских инструкторов, но догадывался, что этот вопрос обсуждался на
самом-самом верху. Вспомнил он и о том, что Царьков предупреждал его о
скором появлении палестницев и даже прямо обозначил свой чрезвычайный к ним
интерес. Почему? Этого Обнорский также не понимал и не знал, но он уже
постепенно учился не мучить себя понапрасну теми вопросами, ответы на
которые может дать лишь время или случай...
подобрался действительно пестрый: двое русских и трое палестинцев были в ней
далеко не единственными иностранцами, одна рота из батальона коммандос,
например, полностью состояла из северян - эмигрантов из Северного Йемена,
которых в Сане давно заочно приговорили к смертной казни за подпольную
"революционную деятельность"; в других ротах и батальонах попадались иранцы,
индусы, пакистанцы, сомалийцы, эфиопы, афганцы, а также какие-то странные
типы неопределенной национальности. Правда, практически все офицеры были
все-таки гражданами НДРЙ, но они почти поровну делились на сторонников
президента Али Насера и приверженцев клана Абд эль-Фаттаха. Андрей с трудом
понимал, как такой взрывоопасный человеческий коктейль смог бы в случае
необходимости выполнять боевые задачи, но пока все умудрялись сосуществовать
довольно мирно - по крайней мере на первый, не очень глубокий, взгляд.
Капитан Сандибад начал преподавать личному составу рукопашный бой, Мастер
учил ставить и обезвреживать мины, взрывные устройства и разные ловушки, а
Профессор... С Профессором было сложнее. Угрюмый красивый майор, чье лицо
несколько портили странные белые пятнышки, занимался только с офицерами и
читал им какие-то лекции. О чем шла речь на этих занятиях, Андрей не знал -
под разными предлогами русских тактично, но достаточно твердо в аудиторию,
где работал Профессор, не пускали. Однажды Обнорский не выдержал и попросту,
в лоб спросил комбрига Абду Салиха: что за лекции читает Профессор?
Подполковник улыбнулся неподражаемой улыбкой, в которой одновременно таилось
с десяток оттенков, и ответил:
разговор на другую тему.
Дорошенко и Обнорскому весьма доброжелательно, и Андрею было нетрудно
сблизиться с ними, в основном, правда, с Мастером и Сандибадом. Помогло
этому то, что палестинский диалект Обнорский понимал гораздо лучше
йеменского, к тому же инструкторы были людьми достаточно образованными,
говоря с Андреем, учитывали, что он всего лишь практикант, и старались
произносить слова отчетливо и не так быстро, как йеменцы. Мастер не делал
секрета из своих занятий, Андрей ходил к нему каждый день и вскоре мог уже
не только навскидку различать типы мин и взрывчатых устройств, не только
устанавливать и снимать их, но и смастерить "бомбу" своими руками из
подручных средств - в руках Мастера взорваться могло, казалось, что угодно,
он показывал, как изготовить взрывчатку из мыла, стирального порошка,
жидкого газа для заправки зажигалок... Его пальцы казались пальцами
пианиста, но больше всего Андрея поражало невероятное спокойствие Мастера,
когда он держал в руках, разные штучки, способные разом уничтожить чуть ли
не треть бригады... Мастер видел любопытство Обнорского, и ему это было,
видимо, приятно - каждый профессионал нуждается в благодарном зрителе и
слушателе, йеменцы же занимались не очень хорошо, часто отвлекались, зевали
и на следующий день забывали половину из того, чему научил их инструктор. Но
Мастер был терпелив и повторял одно и то же десятки раз, вырабатывая у своих
учеников почти рефлекторный автоматизм...
руки, он взял за правило начинать каждый день в бригаде с прохождения "тропы
разведчика". Андрею нравилось ощущение растущей силы и ловкости, да и было у
него какое-то странное предчувствие, какое-то предощущение, что все
приобретаемые им в бригаде спецназа навыки очень скоро должны ему помочь...
палестинский капитан. Андрей смутился, как будто его поймали за игрой в
куличики в детской песочнице, однако в темных прищуренных глазах Сандибада
не было даже тени насмешки. Палестинец внимательно разглядывал Обнорского,
как будто решал для себя что-то. Потом он подошел к Андрею и абсолютно
серьезно сказал:
препятствия? Ты же живая мишень! Как ты перелезаешь через стенки? Хватаешься
за край, подтягиваешься, высовываешься из-за стены по пояс... Если с той
стороны идет стрельба, все пули - твои!
переживавшим замечания и критику, однако Сандибад говорил настолько спокойно
и доброжелательно, что гонор Андрея продолжал мирно спать. Сандибад молча
снял с головы берет, сунул его сзади за ремень и все так же молча, без паузы
и подготовки пошел по объектам. Он двигался не особенно быстро, но
удивительно плавно и в то же время - резко, уверенно, сильно... Его
движения, наверное, отличались от движений Обнорского в той же степени, в
какой отличался бы бег по лесу матерого волка и пусть сильного, но домашнего
городского пса. Для Андрея само прохождение "тропы" было в каком-то смысле
целью, для Сандибада - только средством, и не более того. Целью для
палестинца было - выжить, не позволить себе стать мишенью. У Обнорского по
спине побежали невольные мурашки, когда он попытался представить себе, какую
страшную школу пришлось пройти капитану, чтобы научиться так двигаться...
Сандибаду было, видимо, немногим больше тридцати, но его очень старила
густая проседь в черных, слегка вьющихся вопросах, поэтому при первом
знакомстве он показался Андрею чуть ли не стариком. Однако этот "старик",
легко пройдя "тропу", почти даже не вспотел и уж никак не качался, как
Обнорский после своего дебюта. Глянув на изумленное лицо Андрея, Сандибад
мягко улыбнулся в густые усы, а Обнорский неожиданно для себя попросил:
индивидуальные занятия с Андреем. Теперь Обнорскому приходилось не просто
бежать, ползти, прыгать и перекатываться по объектам "тропы", но и
уклоняться от мелких камешков, которые метал в него прячущийся за различными
укрытиями Сандибад. Надо сказать, что палестинец Андрея не жалел - камни
хоть и были мелкими, но летели с такой силой, что после их попадания на теле
оставались заметные синяки...
странного рукопашного стиля - эти приемы не были похожи ни на один из
известных Андрею видов единоборств, в них не было абсолютно никакой внешней
красивости, но они были действенны и опасны, как боевой нож.
капитан Обнорскому, и Андрей даже не пытался с ним спорить - в самом начале
он однажды попробовал потягаться с палестинцем (все-таки Обнорский был
мастером спорта по дзюдо, а на тренировках в сборной "Буревестника" ребята
показывали друг другу и кое-какие штучки, никак не относящиеся к спортивной
борьбе). Сандибад, казалось, даже не сопротивлялся, - Андрей легко поймал
Никитин Юрий
Белов Вольф
Круз Андрей
Прозоров Александр
Шилова Юлия
Роллинс Джеймс