Скажите мне правду.
последнего слова, а если бы и было правдой, никому этого не следует знать.
Ради создателя, мальчик, забудь об этом.
из зависти, что мы с Эдом так хорошо живем.
призраков прошлого, и Нийл отступил, но не сумел смягчить тон своей
прощальной реплики:
Томаса Нелсона Пейджа! Белый хозяин на старой плантации - белый хозяин в
холодной конторе - шпаги и розы и дай чертову ниггеру в зубы. Если я негр
- ладно, буду негром.
заказать даже один коктейль. Он уже думал, не навсегда ли с ними
расстался, хотя до сих пор был с коктейлями в ладах. Он смотрел на
оживленных мужчин у стойки и представлял себе, как они обернулись бы
волками и гиенами, если бы он спьяна сказал вслух то, что мог бы сказать.
хотелось буркнуть: "Да бросьте, я же свой". Он вскипал, слыша, как Мак
подобострастно смеется плоским шуткам жителя Гранд-Рипаблик Орло Вэя,
который был симпатичным человеком, когда подбирал вам стекла для очков, но
только тогда.
пустобреха? Наш народ должен вести себя достойно".
часов обучения - пожалуй, слишком короткий срок, чтобы усвоить все повадки
негров.
никакими потугами на веселость, но когда он ввалился в дом с возгласом:
"Твой муж скупил все банки Миннеаполиса и Сент-Пола!" - расцеловал ее,
взъерошил Бидди волосы, как заправский счастливый супруг и отец, она
ничего не заподозрила и сказала только:
как, в настроении сегодня вечером сразиться в бридж у Кертиса?
вопрос: обнародует ли он свою тайну, откроет ли ее хотя бы Вестл?
Эдгар ничего не скажут - это ясно. Доктору Вервейсу и в голову не придет
связать Пика и семью Пезо с Кингсбладами.
обвинитель отличался таким упорством, что порой он слышал, как у него
срываются слова: "Да, во мне есть негритянская кровь. Что я, Иуда, чтобы
отречься от племени моей матери?"
решительный шаг, раздавался язвительный голос его второго, более трезвого
"я":
терпится тебе попасть в лапы к южным шерифам с бычьим взглядом и красными
кулаками, когда в этом нет нужды, когда это бесцельно, когда никто тебя об
этом не просит? Тоже, самозваный мученик сыскался!"
устройством Консультации для ветеранов. Пыхтя и покашливая, к нему
подплывал мистер Джон Уильям Пратт, а за ним на буксире - миссис Джон
Уильям Пратт - дама с кисло-сладким лицом, но с бюстом, который можно было
бы назвать соблазнительным, не будь это бюст примерной христианки.
такие строгие тона. Вы знаете, я никогда не вмешиваюсь в дела банка, - я
знаю, сколько браков это погубило, даже когда женой руководили самые
лучшие побуждения, - но я чувствую, что у меня есть призвание к убранству
помещений; я знаю, многие женщины это утверждают, а сами только и умеют,
что прощебетать: "Ах, как выгодно занавески оттеняют бледно-лиловый шелк
тахты!" - но я чувствую, что у меня оно действительно есть - а ведь многие
ветераны будут приходить сюда со своими невестами, или женами, или... ну,
словом, не одни, и тех особенно может привлечь какое-нибудь умело
брошенное красочное пятно - ну, скажем, ярко-желтая подушка на диване -
так мило и напоминает о весне. Мне кажется, это очень важно, понимаете - о
таких вещах часто забывают, но, право же, это важно!
прониклись убеждением, что это важно?
толкало на признание, когда он встречался с Уилбуром Федерингом, южанином,
который вполне примирился с северными кассовыми аппаратами и пел "Убираем
снопы золотые" на мотив "Дикси". Или когда в Теннисном клубе
лесопромышленник У.С.Вандер, специалист по коврам и антисемитизму Седрик
Стаубермейер и оптик-политик Орло Вэй дружно утверждали между играми, что
нашим американским свободам, включающим право жевать табак и драть с
потребителя сколько вздумается, грозит серьезная опасность.
или бутылку виски, солидные клиенты банка, хорошо отзывавшиеся о вежливом
обращении и порядочности Нийла, и это были линчеватели - северной,
неактивной породы, которые "своим умом и энергией, без посторонней помощи,
нажили себе состояние, и никакие, черт возьми, сантименты по отношению к
этим лодырям-рабочим не заставят их поступиться своей собственностью".
ерзал в плетеном кресле и пытался читать статью об "Использовании
коносаментов в международном кредите в условиях послевоенной финансовой
конъюнктуры". Статья была превосходно написана и иллюстрирована снимком
парижской биржи, но он отложил ее, он решительно отложил ее в сторону и
погрузился в тишину уснувшего пригорода.
маленьком зеленом холодильнике. Мысленно он увидел безмятежный профиль
Вестл на подушке, Бидди, свернувшуюся в кровати золотым клубочком. В июне
Бидди исполнялось пять лет, и она допытывалась, почему ей еще нельзя будет
голосовать. Она заявляла, что хочет выбрать своего отца в президенты, и не
давала матери сбить себя с толку шутливым возражением: "Ну что ты,
маленькая, папе нельзя быть президентом, он слишком красивый".
подхватит его; он будет опозорен, пойдет прахом это скромное благополучие,
этот дом - воплощение их любви. Мысленно он уже видел: бесчувственные
торговцы старой мебелью и любопытные соседи ввалились сюда покупать его
вещи - по дешевке, - а Вестл и Бидди стоят и плачут, кутаясь в шаль, как
вдова и сиротка из викторианского романа.
мелодраме".
защитить этот дом своей смертью. Из глубины могилы он не скажет
опрометчивого слова. Его жизнь, как уважающего себя обитателя
Сильван-парка, застрахована на большую сумму. Вероятно, можно совершить
самоубийство так, что никто не догадается - например, пустить автомобиль
под откос и сгореть в его обломках?
мира Праттов, изнемог от видений того, что могло с ним случиться. Если б
незаметно уйти со сцены, обеспечив будущее Бидди...
которые выбрасывались из окна во время прошлого кризиса - несчастные белые
пиявки не мыслили себе жизни без двух шоферов, - не из кого будет кровь
сосать. Мы, негры, так не поступаем".
услаждения собственного слуха.
приятелем Уилбура Федеринга - того, что родился в Стоуте, штат Миссисипи,