поймать взгляд экскурсовода. И не мог. Глаза Иваницкого перебегали по
лицам слушателей, не останавливаясь надолго ни на одном. Все лица для него
сливались в одно, абстрактное, без выражения и эмоций, и он говорил ровно,
законченными, округлыми фразами: давно знал, где следует чуть помолчать,
на каком слове сделать ударение, а где - эффектный жест.
за ним. Иногда это внимание толпы возвышало его в собственных глазах...
Тогда он сам казался себе значительно умнее и талантливее. Он начинал
говорить с пафосом, не понимая, что становится в такие моменты смешным.
из него оратора. Он просто был на службе с ее размеренным ритмом, скукой и
будничностью.
наслаждаться бездумной и легкой жизнью. Ведь давно мог это себе позволить.
Но для вида ему, конечно, придется работать еще долгие годы. С нетерпением
ждал отпуска. Вот тогда он наверстает упущенное - потешится на
черноморском курорте всласть...
рассказывал что-то казенно-холодное.
слушателей. Наконец ему удалось заглянуть в глаза экскурсовода, но тот
быстро отвел взгляд, и все же это секундное скрещение взглядов вывело
Иваницкого из равновесия - посмотрел на Козюренко внимательнее.
это и забеспокоился, стараясь не смотреть на Козюренко, но непроизвольно
поглядывал украдкой.
Иваницкого, то ли между ним и посетителем с настойчивым взглядом
установился какой-то контакт, то ли просто он пересилил себя, но обращался
только к Козюренко.
мертвыми глазами. Иваницкий, рассказывая о мастерстве художника, спросил:
кончается? Вот вы, товарищ? - злорадно посмотрел на Козюренко. Хотел
отплатить незнакомцу за наглые взгляды, поставить его на место.
воззрелись на Козюренко. А тот, не ожидая такого выпада, немного
растерялся. Но конечно, следователь подсознательно был готов к любому
вопросу. Неторопливо ответил:
и греховной, и теперь он не то что раскаивается и сожалеет о сделанном, а
боится расплаты. Этот человек уже мертв, ибо страх убил в нем человека...
улыбнуться Иваницкий. - Но в основном вы правильно поняли художника...
он ошибся, потому что, кроме равнодушия, в глазах Иваницкого он ничего не
заметил...
припомнить все обстоятельства, связанные с посещением американскими
туристами квартиры профессора Стаха, пояснив, что это имеет важное
значение для расследования убийства.
доброжелательно-грустным взглядом близорукого человека, - вы не
подозреваете в этом злодеянии наших искусствоведов? Ибо там, я слышал,
было применено оружие, а оружие и искусство несовместимы.
выясняем факты, и ни одна мелочь не должна пройти мимо нашего внимания.
пристально. Пояснил, что среди американцев был один достаточно известный
коллекционер. Он, бесспорно, не мог не слышать о собрании профессора
Стаха, и поэтому его просьба о возможности ознакомления с этой коллекцией
не вызвала ни у кого возражения, наоборот, администрация музея отнеслась к
нему с пониманием, связалась с профессором, и тот разрешил осмотреть свою
коллекцию икон. Кстати, обо всем этом он, директор, уже рассказал
работнику милиции, и ему странно, что следователь снова затронул этот
вопрос.
отказываться тщетно.
белоснежным платком.
свое дело и свободно владеет английским. Иваницкий, как правило, работает
у нас с иностранцами.
коллекцией Стаха?
Берри - коллекционер, о котором я вам говорил.
июля? С утра между десятью и двенадцатью часами?
командировке в Москве. С двадцатого по двадцать седьмое июля включительно.
И вернулся, как и полагалось!
следователя. Козюренко понимал это, но он знал чуть больше, чем директор
музея, - ведь алиби Иваницкого, хотя само по себе действительно много
значило, все же не ставило окончательно точку на его непричастности к
убийству профессора.
договориться с администрацией нескольких московских музеев. Я сам
предложил товарищу Иваницкому поехать в командировку.
Иванович перед этим звонил знакомому московскому искусствоведу. Они
поговорили несколько минут, Омельян намекнул, что хотел бы побывать в
Москве, провести вечер где-нибудь в "Метрополе". Знакомый обещал позвонить
начальству Омельяна, организовать командировку и сдержал свое слово.
Иваницкого, и все же Козюренко попросил директора устроить ему встречу с
глазу на глаз с Омельяном Ивановичем. Тот предложил ему свой кабинет.
сказал ему о том, кто именно хочет поговорить с ним, и Иваницкий
приготовился к встрече, но все же не ожидал увидеть здесь своего
экскурсанта - растерянно остановился на пороге.
Это было невежливо, но очень необходимо. И Иваницкий сразу понял всю
неопределенность своего положения: переступил порог, доброжелательно
улыбнулся и приветливо сказал:
Хотя, - улыбнулся еще приветливее, - почему прокуратура не может
поинтересоваться искусством? А вы еще так красиво сказали о портрете Ганса
Гольбейна Младшего!
его глазах Козюренко заметил глубоко спрятанный страх. Это придавало лицу
Иваницкого странное выражение - он как бы надел маску клоуна, который
должен веселить публику в минуты своего душевного смятения.
официально, - начал Козюренко. - Собственно, вы не можете быть даже
свидетелем по этому делу, но все же нам интересно знать ваше мнение, вот я
и осмелился побеспокоить вас...
мелькнула в его глазах. - Чем могу быть полезен?
голову. - Такой человек, и у кого-то поднялась рука! Но, - он бросил
взгляд на следователя, - какое я имею отношение?..
интересует ваше мнение как специалиста. Незадолго до убийства вы были в
доме профессора, и Василь Федотович показывал вам свою коллекцию...
гидом-переводчиком, если хотите, но профессор чудесно владеет... простите,
владел английским, и мои функции свелись фактически к наблюдению.
решил выглядеть этаким простачком. - Недавно в какой-то газете я читал о
любителях-коллекционерах икон, и точка зрения автора статьи...
Но коллекция Стаха - не дилетантское собрание мазни посредственных
иконописцев, у него в собрании есть даже Рублев!
невозможно.
Русанов Владислав
Ларссон Стиг
Никитин Юрий
Свержин Владимир
Херберт Фрэнк
Распопов Дмитрий