Чтение 17–й страницы книги ~Кто дерзнет сказать, что солнце лживо?~

Сколько им приходится платить за учебу! Никто им не помогает, нет
общежитии, никто не гарантирует им работу. А мы ведь - только сдавай
экзамен - сразу же берем на работу, платим большие деньги, даем огромное
поле деятельности. У нас отчаянный голод в кадрах технической
интеллигенции. ...На аэродроме в Пунта-Аренас к Нольберто бросился
красивый высокий парнишка в костюме хиппи.

Нольберто похлопал мальчишку по плечу, мальчишка похлопал по плечу
Нольберто.

- Это мой сын, - горделиво пояснил Нольберто. - Он кончил девять
классов и летит поработать на Огненную Землю. Пусть приобщается к рабочему
классу, это поможет ему в дальнейшем.

Когда мы ехали с аэродрома, "международный шеф ЭНАП" Виктор, дремавший
в углу машины, вдруг открыл глаза, закурил, грустно посмотрел на меня и
спросил:

- Хулиан, что такое брак?

- Удачный брак - это затянувшийся диалог счастливых собеседников.

- Ничего подобного, - сказал Виктор, - брак - это вынужденное
объединение, для того чтобы вместе, изрядно поднадоев друг другу,
готовиться к смерти, не страшась одиночества.

- Что так безнадежно?

- Э, - он махнул рукой, - она ушла от меня, и я, чтобы не сойти с ума,
залез с головой в работу. Ненавижу поездки с аэродрома: в это время - себя
не обманешь - лезут в голову всякие мысли. Сейчас засяду в кабинете,
приглашу людей, начну работу, и все отойдет.

На углу авениды Колон я попрощался с Виктором и Нольберто. Минут десять
ждал машину - за мной обещал приехать один из руководителей производства
ЭНАП, сеньор Акилес. Я посмотрел на указатели: проспект Колумба и улица
Магеллана; по-испански звучит: "Авенида Колон" и "Калье Магальянес".

"Запомни это, - сказал я себе, - запомни это, бородатый дурак: на
Огненной Земле ты стоял между Колумбом и Магелланом. Загадай на новую
книгу - должно получиться..."

Акилес сразу же напомнил мне Испанию: он был одет по-испански модно; он
говорил по-английски, но с испанским шиком; роскошный итальянский
автомобиль он вел с испанской смелостью, обгоняя другие машины со
скоростью, приближавшейся к космической.

- Ты похож на сибирского бандита, - сказал мне Акилес, улыбнувшись. -
Такой же бородатый.

- А ты похож на томного испанского гранда, - ответил я, - такой же
модный.

- А я и есть гранд. Вернее, из породы грандов.

- Кто же тогда сеньор по партийной принадлежности? - сдержанно спросил
Хосе.

- Чтобы по-настоящему быть полезным родине, сейчас нужно быть с
Народным единством.

Мы заехали в дом Акилеса. И в Испании, и здесь, в Чили, я подметил, что
иберийцы и их потомки не очень-то любят показывать то, что находится за
стенами их дома.

Видимо, это пришло к испанцам от арабов. (В Испании и по сей день
популярен мавританский стиль. От арабов - через испанцев - к индейцам, -
вот она, общность и диффузность мировой культуры!)

С виду домик Акилеса совсем крохотный. Он открыл дверь, пропустил нас
вперед. Мы поднялись по сосновой, пахучей лестнице на второй этаж и попали
в громадный пятидесятиметровый холл, отделанный черным дубом. Жена Акилеса
- толстенькая, смешливая хорватка, спросила, смотрел ли я сегодняшнюю
газету:

- Там напечатана статья о вашем приезде в Пунта-Аренас.

Я ответил, что газету еще не видел.

- А сколько газет в Москве? - спросила она. Я ответил, что газет в
Москве что-то около двадцати, если считать и ведомственные.

- А какой тираж?

- Наверное, миллионов тридцать.

- В год?

- В день.

Женщина прыснула со смеху, не поверив мне, и ушла на кухню готовить
сандвичи.

- Странная реакция сеньоры, - заметил Хосе. - Неужели она не верит
Хулиану?

- Женщина должна оставаться женщиной, иначе мы целиком станем
"подкаблучниками".

Помните Маркса: "Более всего я ценю в женщине ее слабость".

- Тем не менее, - сказал Хосе, - Хулиан был прав, тираж газет в Москве
действительно немыслимый.

- Простим сеньору и подкрепимся, - сказал Акилес. - Все-таки дорога на
Рио-Верде не близкая, и нам предстоит отмахать километров восемьдесят.
Значит, вернемся поздно ночью, все рестораны будут уже закрыты.

Подкрепившись, мы выехали в Рио-Верде - после победы Народного единства
здесь был организован первый в Патагонии агрокооператив. Бывший хозяин
латифундии англичанин Бернардо де Брюни здесь почти никогда не бывал.
Управляющий перечислял ему в Лондон и Биарриц миллионные прибыли - этим
кончалась связь де Брюни с "родиной".

Вице-президент кооператива Мануэль Варгас повел нас осматривать
хозяйство.

"Повел" - это относительно: на двух машинах мы проехали по длинным
узеньким дорожкам между полями.

Варгас давал пояснения:

- У нас семнадцать тысяч гектаров земли, но обработанной и вспаханной -
всего две тысячи семьсот гектаров. Собираемся вспахать еще две тысячи.
Нужны тракторы.

С тракторами пока трудновато. Главное наше богатство - это овцы. У нас
их двадцать тысяч голов, шестьдесят лошадей и шестьсот коров. В этом году
с каждой овцы мы взяли по четыре с половиной килограмма шерсти, всего
получили восемьдесят тысяч килограммов, которые отправили в Лондон на
"шерстяную" биржу.

Это - золото, реальное золото... Раньше заработная плата крестьян
составляла тысячу шестьсот эскудо, теперь - две двести. Зарплату мы
повысили за счет продажи большого количества овец. Раньше у нас было
двадцать две тысячи овец, но мы решили, что, повысив зарплату, мы создадим
материальный стимул и к следующему году сумеем перевыполнить все наши
планы.

- У вас есть агроном, ветеринар?

- Нет, КОРА (Организация по проведению земельной реформы) хотела
прислать нам администратора, чтобы он управлял производством. Но мы на
общем собрании членов нашего кооператива решили от администратора
отказаться.

- А трактористы у вас есть?

- Нет.

- Допустим, вам дадут тракторы. Кто же будет на них работать?

- Пригласим тракториста.

- Как вы будете оплачивать его работу?

- Это решит ассамблея. Вообще-то, тракторы решат будущее нашего
кооператива. Так считает ассамблея.

(Чилийцы, как и испанцы, очень любят титулы и термины. "Ассамблея" -
это общее собрание из двадцати пяти человек, работающих в кооперативе.)

- Почему вы считаете, что главное для вас сейчас тракторы?

- Теперь мы с гектара имеем одну овцу, а со вспаханного гектара можем
иметь пять голов. Вот и считайте: через год мы сможем иметь с двух тысяч
заново вспаханных гектаров дополнительно десять тысяч овец.

Затем мы поехали смотреть дом, раньше принадлежавший латифундисту
Бернардо де Брюни. Огромный барский особняк в английском стиле; аккуратно
подстриженные газоны, круглые, диковинные кустарники. Дом стоит на самом
берегу Магелланова пролива. Красота окрест неописуемая.

Я спросил Акилеса, какова, с его точки зрения, главная проблема нового
кооператива. Он задумчиво ответил:

- По вашим вопросам я понял, куда вы гнули. Вы правы, Хулиан, главная
проблема заключается в том, кто будет руководить работой. Нужна не только
любовь к земле, нужны знания. Основной вопрос сейчас в том, чтобы
кооператив смог сохранить такое количество шерсти, которое и в будущем
устроит рынок в Лондоне. Кооператив ведь отправляет шерсть непосредственно
на Лондонскую биржу, в "Кампо-204". Это их "биржевой код". Лондонская
биржа прежде никогда не проверяла качество шерсти Бернардо де Брюни - оно
было гарантировано столетиями. Рынок состоит из поставщиков и
потребителей, давно знающих друг друга. Отношения складывались в течение
веков. Упаси бог обмануть покупателя - ворота биржи навсегда закроются
перед Рио-Верде. Тогда кооператив лишится прибылей, а республика - золота,
на которое можно купить тракторы.

...Зашли в огромный дом латифундиста. Сейчас здесь живут члены
кооператива. В двух больших комнатах с камином, выложенным молочного цвета
изразцами, поселился крестьянин Лауренсио с женой и тремя детишками.
Раньше Лауренсио жил в шалаше. В прихожей он поставил маленькую печурку -
жена готовит на ней обед.

- Почему не топите камин? - спросил я.

- А жарко, - улыбчиво ответил громадноростый Лауренсио.

Было холодно, свистел штормовой ветер, но Лауренсио привык к холоду -
всю жизнь он прожил или в шалашике или в бараке. А здесь, защищенный
каменными стенами, он впервые в жизни испытал горделивую уверенность - он
теперь на равных с природой Огненной Земли. Ему сейчас тепло. (Через
полтора года, сразу же после путча, латифундист де Брюни пришлет в
Сантьяго своему "абогадо" телеграмму - с требованием возврата ему всех
национализированных земель и выселения крестьян из его дома.)

...Распрощавшись с хозяевами, мы заехали в остерию "Рио-Верде" -