не Тбилиси, здесь горцев нет...
в двадцать втором?) прикоснулся к тому, чего так не любил Сталин - не
любил и страшился; ах, люди, бедные, слабые люди, надо бояться грядущего,
а мы несем в себе страх перед безвозвратно ушедшим прошлым...
волнения голову:
дорогим гостем мы сегодня по праву должны назвать замечательного русского
большевика Климента Ефремовича Ворошилова, героя гражданской войны,
соратника товарища Сталина по работе в Государственном комитете обороны в
годы Великой Отечественной, луганского рабочего, ставшего одним из
руководителей первого в мире многонационального государства рабочих и
крестьян... За Климента Ефремовича, товарищи, а в его лице - за великий
русский народ!
Ворошилова, поднял бокал, сделав легкий глоток. Было бы плохо, доведись
мне, москвичу, исправлять ошибку грузина Чарквиани, молодец, Мгеладзе...
поинтересовался:
грузинский, думаю, пригодится.
Подписывая назначение, Сталин заметил Маленкову:
к счастью, ошибся; Мгеладзе достойный человек, не боится постоять за себя,
такой наведет порядок...
Сталин отзывался о тех, кто был расстрелян по его указаниям; с особой
теплотою, однако, вспоминал эпизоды, связанные с Енукидзе, Бухариным и
Каменевым.)
потом и вовсе сошел на нет, "пенсионер республиканского значения".
когда ВКП(б) была переименована в КПСС, - большевизм как идейное течение
русской революционной мысли формально перестал существовать, сделался
достоянием истории.
три страницы, может, чуть больше. Напечатано было на специальной машинке с
большим шрифтом - генералиссимус не хотел надевать очки; разрушение
привычного образа вождя наверняка обыграют враги, да и советские люди
будут недовольны - они не любят перемен такого рода; каким был Сталин с
двадцать четвертого года, когда начали печатать его фотографии в газетах,
таким он должен оставаться навечно...
бы наслаждаясь той гнетущей тишиной, какая была в зале. На самом-то деле
сейчас ему это было совершенно безразлично, он давно привык к мертвенному
вниманию в любом помещении, как только начинал говорить. Однако поскольку
в зале сидели Мао, Торез, Энвер Ходжа, Тольятти, Готвальд, Берут, Ракоши,
Пик, Георгиу-Деж, Хо, Ким Ир Сен, Поллит, Долорес, он опасался, что они
заметят его старческую шепелявость, хрипящую одышку и то, как порою
заплетается язык; свои любым примут, Россия стариков чтит куда больше
молодых; дожить до старости - значит войти в вечность; молодых политиков
легко забывают, имя должно стать привычным, постоянно быть на слуху, как
"отче наш"...
расстреляли генерального секретаря ЦК компартии Рудольфа Сланского, а
вместе с ним большинство членов ЦК, евреев, воевавших в интербригадах,
прошедших антигитлеровское подполье, на Западе началась кампания,
организованная, конечно же, "Джойнтом", о том, что он, Сталин, стал
творцом качественно новой антисемитской политики.
агрессивных статей в крупнейших журналах и газетах Запада, особенно,
понятно, Европы.
почерк у него был летящий, четкий, почти без нажима; в девятнадцатом году,
убедившись, что все его резолюции, записки и пометки на документах навечно
останутся в архивах, сделавшись достоянием истории, которая есть не что
иное, как вечность, он несколько дней тренировался: раньше-то позволял
себе резкости в отзывах, порою даже ломал грифель, раздраженно подчеркивая
ту или иную фразу; во всем нужна самодисциплина, следование логике, не
чувству, - даже в том, как и что помечаешь на полях.
эпизод в мельчайших подробностях, цепенея от гнева. Особенно горько было
вспоминать, как в двадцатом году он предложил альянс Троцкому; сделал это
в своей обычной манере: намек, улыбка, приглашение к соразмышлению. Это
было после трагедии в Польше, когда Варшаву не удалось взять и он, Сталин,
ждал, что Троцкий не преминет оттереть его и опорочить, но тот был занят
ситуацией на Дальнем Востоке и Закавказье, по отношению к нему, Сталину,
вел себя на этот раз довольно корректно, не обвинив его ни в чем публично:
"на войне, как на войне". Сталин испытал нечто вроде чувства благодарности
Троцкому за это и после нескольких дней, ушедших на взвешивание
всевозможных прикидок, написал ему - во время заседания Политбюро -
записку, предлагая встретиться, чтобы исследовать комплекс причин
поражения, - урок на будущее.
что-то Ленину, а уж потом, усмехнувшись, начал что-то быстро писать в
своем блокноте.
заметил, сколь рассеянно пробежал Троцкий его предложение о заключении
пакта дружества, - новичок в политике не поймет, что значит такая записка,
а Троцкий дипломат тертый. Когда же Сталин увидел, что тот, низко
склонившись над столом, пишет свою записку, отошел, ибо понял: вот он,
ответ Предреввоенсовета. Троцкий, конечно же, прав, зачем обмениваться
взглядами, - и Зиновьев и Каменев наблюдают за каждым движением вождя
РККА, тяжко не любят его и завидуют. Они, ученики Ильича, работавшие с ним
бок о бок пятнадцать лет (эпизод двадцать четвертого октября не в счет),
оттерты на третье, а то и на четвертое место, а тот, кто постоянно воевал
против Ильича, стал "человеком номер два", и его портреты почти столь же
популярны в стране, как Ленина...
Лев Давыдович верно поймет его, их блок гарантирует несокрушимое единство
ЦК, ибо только они, два исполина, могут удержать страсти: в руках Троцкого
армия, без которой невозможно гарантировать порядок, у Сталина - не только
государственный контроль, инспекция всех наркоматов, но и окраины
республики, конгломерат национальностей, а это как-никак Украина,
Белоруссия, Кавказ и Туркестан...
Фрунзе, приглашенному на заседание в связи с предстоявшими боевыми
действиями, план которых был вчера утвержден.
почувствовал, как кровь пульсирующе прилила к щекам.
дел.
рогоподобный рычаг и подумал: "Жди! Не дождешься!"
обыгрывала тот факт, что среди расстрелянных руководителей компартий
восточной Европы - Ласло Райка в Венгрии, Анны Паукер в Румынии, Сланского
в Чехословакии - большинство были евреями, стояли у колыбели своих партий,
Сталин поначалу решил разыграть карту Ракоши, Кагановича и Мехлиса.
Действительно, руководителем Венгрии оставался еврей Матиас Ракоши
(усмехнулся, вспомнив соленую шутку одного из своих коллег: "Матиас твою в
ракоши"), здесь, в Москве, членом Политбюро является Каганович, а его
многолетний помощник, Мехлис, стал министром госконтроля; о каком
антисемитизме может идти речь?
Сталин понял, что такого рода ответ западноевропейским оппонентам будет
тактикой, а ему пристало думать лишь об отправных вопросах стратегического
плана - на многие годы вперед, на века, говоря точнее. Он понимал, что
запланированное им на будущий год (а он начал готовить это еще в тридцать
шестом, когда Каменев и Зиновьев признались в том, что служили шпиону
Троцкому; то, что было продолжено в кампании против космополитов в сорок
седьмом; то, что подтвердили процессы Райка и Сланского, рассказавших, что