разрезали ее спальню. Она слышала голос садовника Карла - он уже давно
подстригал газоны в парке; наверное, он начал подстригать их вскоре после
того, как Ингрид вернулась с приема у шведского посла. Только раньше Карл
старался работать тихо, чтобы не будить дочь графа, а теперь, по его
разумению, спать было грешно, потому что солнце уже в зените и горничная
(кажется, это был голос Эммы) звала садовника на второй завтрак.
фонд обороны империи медные ворота рейхсканцелярии. По всей Германии
проходит кампания, провозглашенная рейхсмаршалом Герингом: сбор металла
для победы над англо-еврейскими банкирами. Укрепляются экономические связи
с Россией. Премьер Франции Пьер Лаваль принял германского посла и имел с
ним дружескую и откровенную беседу по вопросам дальнейшего развития
отношений между рейхом и Францией. Выступая на митинге в Загребе,
поглавник "независимой державы Хорватской" Анте Павелич заявил, что новый
порядок в Европе несет всем народам истинную свободу, которую гарантируют
гений фюрера и дуче, мощь их великих армий, доказавших свое мужество и
несокрушимую силу в боях против плутократов. Температура в Берлине плюс
двадцать три градуса, ветер юго-западный, умеренный, к вечеру возможна
гроза.
вмонтированном в стену спальни: когда была жива мама, к девочке приглашали
балетмейстеров из Берлинского театра оперы, и только два года назад Ингрид
попросила шофера снять шедший вдоль зеркала станок, за который она
держалась, отрабатывая балетные позиции.
Ингрид пошутила: "Папа, я чувствую себя в моем бассейне, будто в нашем
фамильном склепе".
цвета, Ингрид налила хвойного экстракта; вода потемнела, сделалась
темно-желтой, и запахло лесом, далеким, не здешним, а баварским, куда
семья Боден-Граузе уезжала на все лето. Но после того как под Варшавой
погибли два сына графа, младшие братья Ингрид, а мать, не перенеся горя,
умерла, дочь и отец ни разу не покидали Берлин.
ефрейтора, против него надо было сражаться. Я повинен во всем. Мне нет
прощения.
Ингрид больше всего испугало это оцепенелое спокойствие отца. Она любила
его больше всех в семье, и она не ошиблась, почувствовав нечто
к о н е ч н о е в словах отца. Он действительно решил уйти к сыновьям и
даже наметил точную дату: сразу же после того, как закончит необходимые
формальности, вызовет управляющих из померанских и баварских имений,
составит завещание и встретится с теми своими друзьями, которые смогут
оказывать покровительство жене и дочери в том случае, если им придется
сталкиваться с представителями власти безумного ефрейтора.
мальчиков, граф - так же методически и рационально - отменил свое решение
о самоубийстве до той поры, пока Ингрид не выйдет замуж. Пригласив дочь,
он сказал ей:
очевидное: только нуворишам, дорвавшимся до богатств, кажется, что им все
дозволено. Ты воспитывалась в роскоши с детства, это было привычным, но я
всегда старался внушить тебе, что истинному аристократу дозволено очень
немногое. Мальчикам можно было остаться в Берлине, но закон нашей родовой
чести не позволил им сделать этого, и они пошли на фронт и погибли, как
другие немцы. Я бы не гневил господа, если бы они умерли во имя торжества
Германии. Но они умерли во имя гибели Германии, и поэтому я хочу
поделиться с тобой кое-какими соображениями.
было угадать лишь по тому, как он то и дело ровнял длинными своими
пальцами листки бумаги, сложенные в стопку.
все должны пройти через это. Считать себя, то есть субъект, первоосновой
бытия, который фактом своего появления на свет порождает этот мир,
замечательно и мудро. Но время Канта кончилось. Во всяком случае, на тот
период, пока на нашей родине безумствует ефрейтор. Всем будет навязан
кошмар. Каждому немцу, - повторил старый граф, - уготован кошмар, какого
еще не было в истории человечества. Если бы я считал этот кошмар
преходящим, если бы он был подобен инквизиции - добрые цели при вандализме
их достижения, - я бы смирился, Ингрид. Государством можно управлять
только в том случае - особенно в век аэропланов, танкеток, метрополитенов,
- если человек, взявший на себя б р е м я управления, подготовлен к этому
сложному, мучительному, испепеляющему творчеству. Извини, что я говорю так
длинно, я несколько взволнован.
теплую ладонь на его длинные пальцы, и губы отца на какое-то мгновение
дрогнули, что-то сделалось с лицом, но это было только на миг. Он
продолжал обычным, скрипучим, размеренным голосом:
безвинная смерть принесет пользу делу соплеменников. Легко смириться с
лишениями, которые обрушились на тебя и твою семью, если ты убежден, что
лишения эти продиктованы целесообразностью и логикой. Но если ты видишь,
что страной правит банда, лишенная знаний, лишенная понимания истории,
лишенная моральных устоев, правит по законам бандитской шайки, тогда
терпение становится актом подлости. Нам, Боден-Граузе, дозволено немногое,
ибо наше состояние позволяет нам всё. Так вот, нам более не дозволено
т е р п е т ь. Кажущаяся сила ефрейтора, кажущееся его торжество чреваты
таким страшным отмщением, которое уничтожит не его - государство; не их
шайку - германский народ. К сожалению, единственная сила, которая сможет
противостоять ефрейтору, находится не на западе, а на востоке. Год назад
умные люди говорили со мной о действиях. Это было до начала польской
кампании, но я тогда верил, что запад сломит выскочку. Я отказался
продолжать разговор, потому что вели его люди иной идеи. Нет, нет, они
нашего круга, это немцы, - пояснил граф, заметив в глазах дочери испуг. -
Сейчас я исправил свою прежнюю ошибку... Нет, не ошибку... Я сейчас
пытаюсь искупить свою вину... Хотя вина перед прошлым не может быть
искуплена. Это подобно тавру, это навечно. Словом, если со мной что-нибудь
случится, я хочу, чтобы ты знала те мотивы, которые подвели меня к
д е й с т в и я м.
предстоит порвать со мной: сейчас дети часто рвут с родителями. Предлог я
тебе подскажу, посоветовавшись с моими новыми коллегами.
нам, людям нашего круга, дозволено слишком мало, чтобы я могла
н а б л ю д а т ь твою борьбу и всеобщую покорную тупость.
под собой темно-бурую воду, и пена была похожа на ту, которая крутится над
водоворотами в их речке в Баварии, только там иногда в такую же пену
попадала ветка или распластанный лист бука, и они вдруг начинали вертеться
и исчезали, затянутые в таинственную пучину незримой, страшной силой.
над тем, почему сила истинная; могучая обычно не видна, не фиксируется
глазом, являясь одной из высших тайн бытия.
таких же, как и она, фамилий. Они казались ей лишенными истинной силы. В
них все было внешним: ловкость, достоинство, юмор, снисходительность. Но в
них не было того, что, как казалось Ингрид, отличает истинного мужчину: в
них не было двух чувств - вины и постоянного сострадания к окружающим, что
и составляет в конечном счете силу. Считая себя дворянами, продолжателями
истинно аристократического прусского духа, мужчины ее круга старались во
всем походить друг на друга и не понимали, что этим самым они невольно
разрушали свое личностное начало. С детства - видимо, под влиянием отца -
Ингрид отстаивала свое право быть именно Ингрид Боден-Граузе, и никем
другим она быть не желала. Она не хотела брать, ей, наоборот, хотелось
отдавать частичку своего "я" окружающим, но это должна быть она, только
она, а не какая-то часть обезличенного кастового "мы".
мещанских фильмах гитлеровского кинематографа, она пришла в холостой,
неряшливый дом Томаса Шарре, испытателя самолетов на заводе "Фокке-Вульф",
и осталась у него, и потом часто оставалась у него - это было ее право
распоряжаться собой, и она никому этого права отдать не хотела. Когда
Томас предложил обручиться, она отказалась.
быть счастливыми. И потом я терпеть не могу слово "супружество". Оно
противно слову "любовь".
неравенству надо противопоставлять личное равенство, надо чувствовать себя
свободным, только тогда мы сможем любить друг друга.
устойчивость нового истребителя в условиях горной местности. Ингрид тогда
впервые напилась: она пила рюмку за рюмкой и перед тем, как упасть,
ощутила тепло и увидела над собой доброе лицо Томаса. Она почему-то
услыхала его слова, он сказал их за неделю до гибели:
Флинт Эрик
Суворов Виктор
Максимов Альберт
Буркатовский Сергей
Шилова Юлия
Контровский Владимир