резким прострелом. Душно здесь, хватит пыль глотать... И в этот миг
Почуваев прозрел, как пронзило: не знает Васька про дверь ни черта, на
пушку берет, и облегчение тут же вышло, и сердце-мотор треклятый -
отпустило, и даже воздух посвежел.
Вась, наши владения, - и уж совсем по-деловому, - в директорском холе одна
дурья башка запачкала непотребно диван, не шибко, но видно, возьми у меня
голландский баллон, обработай обивку, все же общегосударственная
собственность, требует уважительного отношения. Э-э, ма! Жмут, валтузят
задами кому не лень! - Почуваев поскреб за ухом. - Двинули, Вась, мне
домой пора.
отставник ощутил немалую силу этих, на вид не устрашающих, даже цыплячьих
рук.
чужие лапы с плеч. Чего задергался. Помреж малый смирный и ладят они на
пять с плюсом.
Плоский тощий зад Помрежа обтягивали вытертые до белизны джинсы с кожаными
заплатками в промежности.
поморщился, мало кто из приходящих в институт по утрам в будни, слепо
скользя по незаметным фигурам Почуваева и Васьки Помрежа, мог бы подумать
не то, что о достатке, а о крупных деньжищах. Ваську, преображенного, Эм
Эм видел на юбилейном торжестве Фердуевой по итогам года. Граф, да и
только! Изумился тогда Почуваев, глянул на Помрежа с оторопью, не признал
сменщика попервости, и только, когда граф вытянул лошадиную морду, да
обнажил зубари - только тогда Почуваев признал напарника.
то, что Васька по-своему экономит, не транжирит деньги попусту, объединяло
его с отставником, рождало в груди Почуваева чувство сродни отцовскому,
тем паче, что сыновьями Бог обделил, а единственная дочь маялась с мужем
по военным городкам, и Почуваев, хоть и скрытно от жены, не одобрял выбор
дочери, а при редких свиданиях с родной кровинкой намекал: "Брось его,
ежели невтерпеж. Батяня прокормит, не боись!"
отомкнул щеколду, оперся об остекление:
едва не угодив пальцами в глаз. Ишь, ушел навык, подводит рука, так вот
незаметно к старости скок-поскок, дела... Уж и в метро место уступают, а
давно ли Почуваев молодцевал?.. Вскакивал, подставляя плавным жестом
локоть сгорбленным старушкам.
пятидесятых годов, работая советником в северо-восточных провинциях Китая.
Эм Эм.
ней:
искал в подвале мне разлюбезном? Это ж я о нем думу имел первым!
кровью от с трудом сдерживаемого гнева.
помидорно краснеть, особенно, если не удавалось гнев выплеснуть в лицо
обидчику. Попал в точку, подвел итог Помреж, финтит напарник, чего бродил
в подвале...
мозги Почуваева, отставник собрался, ткнул Ваську в грудь, по-дружески,
еще тяжелым кулаком и двинул к черной "волге"-фургону, купленному
хлопотами Фердуевой почти новым у могущественной организации.
подруге - ненадежной в переговорах, умеющей без смущения изменить данному
ранее обещанию за час, а то и за полчаса до его исполнения. Сейчас подруга
колебалась касательно субботнего похода в баню, и Наташка Дрын, как
отвечающая за поставку услады для Дурасникова, напирала и долбила подругу
неотразимыми резонами: квартиру пробьет, поняла?.. При деньге кабан, не
сомневайся!.. Вовсе не старый, толстый - другое дело, так тебе в балете с
ним не вальсировать, зато поддержит финансово... мужики, когда стареют,
будто прозревают - надо платить, если стесняются впрямую, дарами разными
компенсируют перепад возрастной... плохого тебе, дурища, не желаю.
рассвирепеет и отыграется целиком на ней; у Пачкуна свои заморочки с
Дурасниковым, Наташке неведомые, и по усердию Пачкуна видно - нужен ему
Дурасников позарез, и срывы в умасливании зампреда недопустимы.
зная любовь к еде необычной, дожимала, - жор отменный, выпивка - класс,
хванчкара грузразлива, тетра, киндзмараули, - а еще, припоминая, что
подруга, как многие жрицы любви, помешана на сохранении здоровья, давила и
давила, - красное вино кровь обновляет... не знаешь? Темная! Подводники
ведрами потребляют...
субботу у подруги есть параллельные предложения и сейчас та взвешивает на
тончайших весах, какое принять.
Парфентьевна Дрын - упрекала себя за бессеребрие и неумение постоять за
свои интересы.
все слишком очевидно: не уйдет Пачкун из семьи, не переломает быт
налаженный о колено. Наташка ему удобна, молода, хороша, всегда под рукой,
исполнительна, ничего не требует, понимая, что только при покровительстве
Пачкуна - асса совторговли - обделывает свои дела без последствий, Наташка
давно уяснила, что безоблачное небо над головой такое - только молитвами
Пачкуна, читанными перед алтарями Дурасникова и прочих районных
начальников, к коим Наташка доступа не имела. Любовь любовью, но дон
Агильяр мог одним движением перекрыть Наташке кислород, и тогда прощай
флаконы духов без счета; прощай возможность не мусолить каждую купюру,
обливаться потом перед оплатой в кассе; прощай любимые одеяния, привозимые
доблестными спортсменами; прощай компании Мишки Шурфа и разудалые загулы в
дорогих злачных местах.
стесняющимся Наташкиных денег, в недурной двухкомнатке. К дяде относилась
грубовато, и волны нелюбви сменялись валами пронзительной жалости, еще и
потому, что дядя доводился братом горячо любимой мамы, сгоревшей в раковом
пламени в три месяца и посвятившей всю жизнь единственной дочери.
приводила к себе кавалеров, страдая более всего из-за того, что дядя,
боясь нарушить покой племянницы, испортить часы, отведенные для ласк,
опасался выходить в туалет, сидел скорчившись в каморке, и Наташка и
думать страшилась, как корчит деда необходимость мочеиспускания. Сколько
раз повторяла: плевать! Что ж теперь, не мочиться? Дядя терпел, и тогда
Наташка купила горшок и впервые увидела сквозь краску позора, испятнавшую
высушенное лицо родственника, еще и мужское негодование и жуть от
осознания человеком положения, в коем оказался в старости.
скрипнул порожек и комнату заполнил дон Агильяр.
свидетельствовали о готовности сменить милость на гнев.
представив, что будет, если Светка вечером после контрольного созванивания
откажет.
пальцы женщины нырнули в серебро густой пачкуновской гривы.
желать большего? Не мальчик, чай, и цену привязаностям калькулирует, дай
Бог, и все же с головой, упокоенной на пухлых коленях, с ощущением
ласковых пальцев, бегающих по вискам, по лбу, почесывающих за ухом, как
обильно оттрапезничавшего кота, хотелось думать о добром в людях, и себя
представлять вовсе не сплетенным из железных тросов, не знающим жалости,
не ведающим сострадания, а растерянным перед могуществом жизни человечком,
которому свойственно плутать и желать единственно понимания и поддержки
женщины, отогревающей в осенние месяцы твоего пути.
Володьки Ремиза.
коридор, рявкнул беззлобно:
пировали; выбрось на прилавок хоть пару-тройку путных кусков!
возлюбленную, ткнул нос в пенно восходящие потоки золотистых волос и
совсем по-доброму повторил:
сразу не понравился. Дрыниха в сердцах матюгнула дядю, тенью проползшего
вдоль стены коридора, будто тот отвечал за скользкое поведение подруги.