Чтение 17–й страницы книги ~Тиунэла~

такую погоду, плавучую радиоантенну было рискованно. Да и к чему? Шторм как
быстро поднялся, так же быстро и стихнет... А я могу воспользоваться
вынужденным "отпуском" и совершить наконец давно задуманную подводную
прогулку вокруг острова.

Плыву вокруг Отунуи, зорко всматриваясь в экраны локаторов. Иногда справа
появляются голые подводные склоны острова, но я нажимаю на педаль руля
поворота, и скалы послушно отходят.

В какое-то мгновение ощущение одиночества оставляет меня.

Я еще не уверен, что увидел кого-то, но уже чувствую, что я не один, и
уже встревожен. Потом поворачиваюсь влево и вижу как совсем рядом, то
поднимаясь, то опускаясь, плывут два человека в водолазных костюмах. Весь
точно собираюсь в комок, но сразу же успокаиваюсь. Ведь всегда пугает
неизвестное а я теперь вижу, что один из плывущих - Мауки, и он в том же
самом водолазном костюме с прозрачным шлемом, в котором был при нашей первой
встрече в Белой долине.

Едва меня заметили мои невольные спутники, как тот, второй, ухватился за
ноги Мауки, и они стали от меня уходить.

Теперь я окончательно убедился, что в водолазном костюме Мауки -
портативный двигатель. Но сейчас Мауки тащит на буксире своего партнера, и
скорость его не так велика. Пытаюсь догнать. Некоторое время спустя мы все
трое вплываем в темную пещеру. Включаю фары. Метров двести или даже триста
мы плывем в огромной пещере, потом купол ее как бы обрывается, и вот над
головой у меня темно-фиолетовое небо.

Вдруг в каких-нибудь ста метрах перед собой я вижу узкую палубу подводной
лодки. Встреча с ее хозяевами не сулит, конечно, ничего хорошего, и я
устремляюсь к выходу.

Но плыву медленно: шторм, перемешивая верхние слои воды, так начинил ее
пузырьками воздуха, что местами она напоминала густой рисовый суп. В такой
среде звук проходит плохо и дальность действия локаторов уменьшается -
приходится быть осторожным, как в тумане. В глубину уйти тоже нельзя: рельеф
дна здесь мне неизвестен. И все же удалось скрыться.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

"Золотые слова, Роберт!"

Палату, в которой лежал парализованный профессор Кобрен, скорее можно
назвать физической лабораторией - так много здесь приборов и аппаратов.

- Как видите, мы делаем все возможное, чтобы вернуть профессору здоровье,
- участливо сказал Стоутмен. - Старик работал с такой нагрузкой... Не
мудрено, что надорвался.

Роберт посмотрел на больного.

Три года Роберт Гровер работал со знаменитым Кобреном, лучшим
невропатологом и радиологом страны. Пожалуй, это время - самое светлое в
жизни молодого ученого. Идеи и проекты учителя целиком завладели им. Ему и
сейчас едва ли больше тридцати, но его имя известно в медицинском мире и
многим кибернетикам. Больше всего на свете Гровер дорожил временем. "Время
следует превращать не в деньги, а в знания!" - эти его любимые слова
проникли даже в печать. Сам он никогда не отступал от своего правила, и,
когда поиски и эксперименты требовали бессонных ночей, Гровер совсем лишал
себя досуга: он научился отдыхать, размышляя.

Однажды он побоялся прыгнуть с парашютной вышки, но его проекты и опыты
отличались такой смелостью, что у многих его коллег старшего поколения
захватывало дух.

Они познакомились с Кобреном на международной научной конференции,
посвященной проблемам изучения мозга. В просторном фойе Московского
университета было шумно и людно. Роберт стоял у входа в актовый зал, когда к
нему подошел коренастый невысокий человек с крупной головой и седой
старомодной гривой длинных волос. Мохнатые седые брови нависали смешными
козырьками над живыми черными глазами. Толстый большой нос с черными
крапинками выглядел как-то грозно. Чувственный рот наводил на мысль о
чревоугодии.

В общем же его лицо казалось добродушным. Это и был знаменитый профессор
Кобрен, талантливый ученый, богач и старый, уже неисправимый холостяк.

- Я хочу пожать вам руку, коллега, - пробасил Кобрен. - Читал ваш доклад
и позволил себе расспросить о вас. Жалею, что не знал вас раньше, и радуюсь,
что есть такой город Москва, где толковые люди непременно встречаются, рано
или поздно. Как вы заметили, себя я также отношу к таковым...

- Благодарю вас, профессор, - поклонился Гровер. - До сих пор я смотрел
на вас только в телескоп.

- Мой юный друг, у меня есть деловое предложение: переходите ко мне в
клинику. Я вас обеспечу самыми увлекательными в мире идеями. Подумайте...

- Я готов это сделать хоть сейчас, - поспешно ответил Роберт.

- Рад, - коротко произнес Кобрен, точно ударил молотом по наковальне.

Три года длилось их совместное увлекательное путешествие в мир
человеческого сознания, в святая святых мышления, три года они изучали мозг
человека, этот, по словам В. И. Ленина, особенно сложный кусок материи.
Таинственность неизведанного подзадоривала их, а непредвиденные трудности
закаляли волю.

День за днем неустанно работали они в своей клинике, окруженные лишь
несколькими преданными сотрудниками. Ключом, которым они надеялись открыть
самый замысловатый в мире ларчик, были биотоки.

Но, по всей вероятности, когда речь идет о самом происхождении жизни, о
мышлении человека, биотоки многого не объясняют. Они лишь помогают в
исследованиях, экспериментах. Можно предположить, что существуют особые виды
или даже один вид энергии, нам еще неизвестный, и тогда понятны станут
величайшие трудности, стоящие перед наукой.

- Если есть особые лучи жизни, неизвестная нам форма полевого движения
материи, обеспечивающая мышление, - сказал Кобрен, - то наше дело дрянь.

Так это или нет, но им не везло в главном - ведь Кобрен хотел создать
принципиально новый тип компьютера. Идея заключала в себе что-то дерзкое,
необычное.

Вся программа состояла из двух разделов. Вот первый.

Мы знаем, как длителен пока процесс оформления задания в специальных
устройствах современных счетно-решающих машин. Нужен перевод с языка
человека, на язык машин, подготовка перфорированных карт. Не говоря уже о
дополнительных штатах кодировщиков, такая система ограничивает
производительность кибернетики: теряется немало времени.

Кобрен задался целью устранить это промежуточное звено и добиться, чтобы
машина сразу воспринимала мысленное задание человека и, выполнив его,
излучала бы в мозг полученный результат.

Раздел второй.

Начну издалека. Мир богат выдающимися людьми, чье творчество имеет
важнейшее значение и оставляет неизгладимый след в истории культуры.
Аристотель и Ломоносов, Лобачевский и Эйнштейн - примеров много.

Кроме печатных трудов, потомкам остаются жизнеописания таких людей, их
портреты, скульптуры, фотографии и киноленты, воспоминания современников. Но
глубокий внутренний мир таких людей, секреты их творчества, их мышление
навсегда ускользают - ведь невозможно получить фотографию того, что
происходит в глубине нашего "я".

Кобрен решил сделать это невозможное.

- Настанет время, - убежденно говорил он Гроверу, - и наши машины,
работая с гениальными учеными, не только изучат особенности их мышления, но
и запишут в своих запоминающих устройствах все ходы их рассуждений, логику,
проникнут в лабораторию открытий... Интеллект крупного ученого будет
"записан" и - даже после его смерти - останется на вооружении потомков.

- Вы имеете в виду особую кибернетическую библиотеку, учитель, - спросил
Роберт, - в которой будущие студенты смогут ознакомиться с интеллектом
великих предшественников, учиться у них мастерству исследований?

- Для начала - да. Но когда эти студенты станут учеными, они получат
возможность проверять, как бы решил новую трудную задачу тот или иной гений
прошлого, и даже решать такие задачи. Каждый истинно гениальный человек,
Роберт, - не просто игра природы, он обязан и всей культуре современного
общества. И разве плохо, если методика исследований выдающихся ученых и
после их смерти будет продолжать "участвовать" в завоевании природы?

- Вы можете рассчитывать на меня, учитель, до конца моих дней! - пылко
ответил Роберт и вслух повторил мысли Кобрена. - Как это заманчиво! Когда-то
потомкам доставались одни легенды о выдающихся людях прошлого. Затем -
скульптуры и портреты. Еще шаг - и мы научились записывать голоса и движения
их на киноленте. Мы должны сделать следующий шаг.

- Несколько шагов, Роберт!

- Пусть так, мы добьемся, учитель! Но добиться было трудно. Большую часть
своего состояния Кобрен израсходовал на эксперименты, и безуспешно.

- Машине чужда живая природа мозга, - вздыхал Роберт.

- Мы просто еще мало знаем, что такое мозг человека, - не сдавался
Кобрен.

- Павлов доказал, что организм и среда, его окружающая, - одно целое. Это
же должно относиться и к части организма, например, к мозгу. А в наших
клинических и лабораторных исканиях...

- Но великий Павлов не запретил нам создавать искусственную среду,
эквивалентную естественной.

- Не потому ли, что ему не приходила в голову такая постановка вопроса?

- Во-первых, такая постановка вопроса есть в его трудах: возможность
влиять на организм через среду. Что же касается мыслей, "не пришедших в
голову", как ты говоришь, то поверь мне: в эту группу входят и все будущие
открытия. Если что-то верное и нужное еще "не пришло" к нам, виноваты в этом
мы сами, а не те мысли, которых нам не хватает.

Когда мир облетела весть о находке на острове Пито-Као, Кобрен пришел в
чрезвычайное возбуждение.