в ней аппетит. Рот наполнился слюной; в животе стал выделяться желудочный
сок. Она пододвинулась к его ступне и притронулась к ней губами. И вот она
уже пожирала его, втягивая его тело в утробу своего голода, смыкая свое
сознание вокруг его блестящей кожи. Тело его затрепетало, и она ощутила его
наслаждение, как свое собственное. Он уже проглотил ее до самых бедер, но
она быстро нагнала его, втянув в себя его ноги, а потом и живот с прижатым к
нему возбужденным членом. Абсурдность, немыслимость происходящего возбуждала
ее - тела их опровергали законы физики и анатомии, а возможно, доказывали,
что и те и другие представляют собой единое целое и могут подвергаться
взаимному влиянию. Существовало ли когда-нибудь нечто, столь невозможное и
столь легко достижимое, как любовь? И разве их тела на простыни не были
воплощением этого парадокса? Он дал ей нагнать себя, и теперь, вдвоем, они
начали быстро затягивать петлю взаимного пожирания, пока тела их не
превратились в фикции, а уста их слились.
выбросил ее обратно в действительность, и она увидела корень, питавший
цветок их фантазии. Это было самое обычное соитие: ногами она обнимала его
поясницу, ощущая глубоко внутри его возбужденный член. Она не могла увидеть
его лица, но знала, что он не вернулся вместе с ней в действительность и до
сих пор грезил об их взаимном пожирании. Она заволновалась, охваченная
желанием вернуть видение, но не знала, как это сделать. Ее ноги крепче
обняли его тело, и тогда его бедра пришли в движение. Он стал наносить удар
за ударом, медленно - о, Боже, как медленно! - дыша ей в лицо. Она забыла о
своем волнении и снова задышала реже, подстраиваясь под его ритм. Реальный
мир растворился, и она вновь оказалась в месте, из которого ее так внезапно
вырвали, и обнаружила, что петля затягивается все туже с каждым мгновением,
а его сознание смыкается вокруг ее головы, в то время как она мысленно
поглощает его голову. Вдвоем они образовывали нечто вроде невозможной
луковицы, у которой каждый следующий слой был меньше того, что скрывался под
ним, - загадка, возможная только там, где материя рушилась в бездну того
самого сознания, которое вызвало ее к жизни.
свою чистоту, загрязненное звуками окружающего мира, и на этот раз она
почувствовала, что Миляга тоже постепенно отпускает от себя видение.
Возможно, когда они снова научатся быть любовниками, им удастся продлевать
это состояние на более долгий срок, проводя ночи и дни напролет, затерявшись
в хрупком промежутке между выдохом и вдохом. Но пока ей придется
удовлетвориться тем экстазом, который они пережили. С неохотой она позволила
той тропической ночи, в которой они пожирали друг друга, вновь перейти в
разряд самой обыкновенной темноты и, путаясь в границах между воображением,
реальностью и сном, забылась окончательно.
этом разочаровании, она чувствовала легкость и избыток сил. То, чем они
занимались, - товар куда более ценный, чем лекарство от простуды: подъем, за
которым не следует упадок. Она села и потянулась за простыней, чтобы
набросить ее себе на плечи, но прежде чем она успела встать, в
предрассветном сумраке раздался его голос. Он стоял у окна, слегка
придерживая занавеску между средним и указательным пальцем и прильнув глазом
к образовавшейся щелке.
обхватила руками его тело. Ей хотелось остаться с ним, купаясь в том
ощущении покоя, которое овладевало ею в его присутствии. Однако он проявил
большее благоразумие. Их обоих ожидали дела.
возражаешь, если я останусь здесь?
он.
живота. - Отныне я буду с тобой и днем и ночью.
Глава 46
1
могла припомнить, чтобы кто-то из них снимал трубку с телефона, и лишь в
девять тридцать утра, решив позвонить Клему, она обнаружила, что трубка
лежит рядом. Она положила ее на место, и через несколько секунд телефон
зазвонил. На другом конце линии зазвучал голос, который она почти уже и не
надеялась услышать. Это был голос Оскара. Сначала ей показалось, что он
никак не может отдышаться, но после нескольких корявых фраз она поняла, что
его судорожные вздохи представляют собой едва сдерживаемые рыдания.
получил твою записку. Я думал, ты погибла.
приехала. - В голосе его слышалась нарастающая паника, словно на каждый его
призыв она отвечала отказом. - У нас очень мало времени.
ответил, что уже сейчас отправляется высматривать ее появление. Отложив свой
звонок Клему и наложив на лицо немного косметики, она вышла на улицу. Хотя
утро еще не было в самом разгаре, солнце уже палило, и по дороге ей на
память пришел тот монолог, который им с Милягой пришлось выслушать во время
возвращения из Поместья. Прорицатель предсказывал муссоны и засухи, и какое
же удовольствие получал он от своих пророчеств! В тот момент его энтузиазм
показался ей гротескным - чего еще ждать от мелкого умишки, который тешит
свое самолюбие апокалиптическими пророчествами? Но теперь, после той
необычайной ночи, что она провела с Милягой, она оглядела эти нарядные улицы
новыми глазами и подумала о том, что с ними будет, если с ними произойдут
все чудеса миновавшей ночи: сначала всемогущий ливень смоет все машины, а
потом они размягчатся под лучами палящего солнца, так что твердое вещество
потечет, как теплая патока, и город, разделенный на общественные места и
частные жилища, на богатые районы и трущобы, сольется в единое целое.
Интересно, это ли имел в виду Миляга, когда говорил, что хочет, чтобы она
разделила его видения? Если да, то она готова и на большее.
на тротуарах, и, несмотря на то, что всего в двух улицах отсюда ей пришлось
потратить черт знает сколько времени, выбираясь из лабиринта машин, в
радиусе полумили от дома не было запарковано ни одного автомобиля. Дом
выглядел наглухо запертым - но не для нее. Не успела она ступить на крыльцо,
как дверь открылась, и в проеме возник Оскар, поманивший ее внутрь. Вид у
него был до крайности затравленный. Пока он возился с дверью, глаза его были
сухи, но как только она была закрыта, заперта на ключ и задвинута на засов,
он обнял Юдит, и слезы полились у него по щекам, а его массивное тело стало
сотрясаться от рыданий. Раз за разом он повторял ей, как он любит ее, как он
тосковал по ней и как она нужна ему. Она обняла его и постаралась успокоить.
Через некоторое время он взял себя в руки и провел ее на кухню. Повсюду был
включен свет, но после сияния дня он казался болезненно желтым и представлял
Оскара не в лучшем свете. Кожа лица его была бледной, за исключением
багровых кровоподтеков; его руки были распухшими и воспаленными. Под его
мятой одеждой наверняка скрывались и другие раны. Наблюдая за тем, как он
заваривает им ?Графа Грея? (?Граф Грей? - один из лучших торговых марок
английского чая, смешанного из различных сортов индийского с добавками
бергамота - прим. перев.), она заметила, как при слишком резких движениях
лицо его искажается от боли. Их разговор, разумеется, быстро перешел на то,
что произошло в Убежище.
перережет тебе горло...
прибыли, он был в слишком плохом состоянии. - Она помедлила. - Как ты.
вами, но убедился, что едва держусь на ногах. Тогда я вернулся, разыскал
револьвер, зализал немного свои раны и отправился в Изорддеррекс. Но к тому
времени вы уже ушли.
позволяла себе много сладкого, но в этот день она не завтракала и положила в
чай столько ложек, что он превратился в ароматный сироп.
пуст. На улицах повсюду шли перестрелки. Я не знал, откуда начинать поиски.
Это был какой-то кошмар.
заявлял: в этом году он сгинет, в этом году он сгинет. Кстати, что случилось
с Даудом?
ее губ.
это говорю тебе по собственному горькому опыту.