палкой на случай, если непредвиденные обстоятельства заставят его прибегнуть
к оружию.
прошел вместе с нею каких-нибудь двести или триста ярдов, все время зорко
посматривая вокруг и привлекая внимание прохожих своею чрезвычайною
бдительностью и многочисленными мерами предосторожности. По прибытии в лавку
капитан из деликатности счел необходимым удалиться на время, так как Флоренс
предстояло купить принадлежности туалета; но предварительно он поставил на
прилавок свою жестяную чайницу и, сообщив молодой леди, служащей в лавке,
что в чайнице находится четырнадцать фунтов два шиллинга, попросил ее, в
случае если этих денег не хватит на покрытие расходов по обмундированию его
племянницы - при слове "племянница" он бросил многозначительный взгляд на
Флоренс, сопровождая его пантомимой, исполненной лукавства и таинственности,
- попросил ее окликнуть его, и он уплатит недостающую сумму из своего
кармана. Взглянув как бы невзначай на огромные свои часы с целью поразить
продавцов и внушить им мысль о богатстве владельца этих часов, капитан
поцеловал затем свой крючок, приветствуя племянницу, и, выйдя из магазина,
расположился перед витриной; истинным удовольствием было созерцать его
широкую физиономию, появлявшуюся время от времени среди шелков и лент, так
как он явно опасался, что Флоренс может улетучиться через заднюю дверь.
размеры коего весьма огорчили капитана, надеявшегося увидеть носильщика,
следующего за нею с тюком товаров, - право же, мне не нужны эти деньги. Я
ничего из них не истратила. У меня есть деньги.
перед собой вдоль улицы, - будьте так добры, поберегите их для меня, пока я
их у вас не попрошу.
- и хранить их там?
ответил:
знали, где их найти. Мне они совсем не нужны, - сказал капитан. - Удивляюсь,
как это я их до сих пор не спустил!
почувствовав прикосновение руки Флоренс, и они вернулись домой с теми же
предосторожностями, с какими ушли; капитан открыл дверь каюты Маленького
Мичмана и нырнул туда с быстротою, которую можно было объяснить только
долгой практикой. Утром, пока Флоренс спала, он нанял дочь некоей пожилой
леди, обычно восседавшей под синим зонтом на Леднхоллском рынке и
торговавшей птицей, и договорился, чтобы она приходила убирать комнату
Флоренс и оказывать ей разные мелкие услуги. Теперь эта девица явилась, и
Флоренс нашла свою комнату такой же удобной и опрятной, если и не такой же
красивой, как в том старинном призрачном доме, который она когда-то называла
своим.
поела гренков и выпила стакан негуса * (приготовляемого им безупречно), и,
подбодрив ее всеми ласковыми словами и бессвязными изречениями, какие только
мог придумать, повел наверх, в спальню. Но и у него было что-то на душе, и
он казался смущенным.
спальни.
благодарности; правда, он и сейчас не оставался к нему нечувствительным,
однако он посмотрел ей в лицо с еще большим смущением, чем раньше, и как
будто не хотел от нее уходить.
вздохнула.
протягивая ей руку.
уходил.
которую, принимая во внимание ее состояние, нетрудно было встревожить. - Вы
хотите мне что-то сказать?
замешательстве встретив ее взгляд. - Ничуть не бывало. Ну, что бы я мог вам
сказать, красавица? Ведь вы, конечно, не надеетесь, что я мог бы сказать вам
что-нибудь хорошее?
двери и все еще пребывая в смущении.
тебя. Племянник старого Соля Джилса! Любимый всеми, как цветы в мае! Где ты
теперь, мой храбрый мальчик! Утонул, не правда ли?
пожелал ей спокойной ночи и спустился вниз, а Флоренс со свечой осталась на
площадке лестницы, чтобы посветить ему. Он скрылся во мраке и, судя по звуку
удаляющихся шагов, собирался войти в маленькую гостиную, как вдруг голова
его и плечи снова вынырнули, словно из пучины, по-видимому, с единственной
целью повторить еще раз: "Он утонул, не правда ли, красавица?" Ибо,
произнеся эти слова нежным и сострадательным тоном, он скрылся из виду.
пробудила эти воспоминания у своего покровителя, что, впрочем, было вполне
естественно. Сидя за маленьким столиком, на котором капитан поместил
подзорную трубу, песенник и прочие диковинки, она думала об Уолтере и обо
всем с ним связанном в прошлом, пока не захотелось ей лечь в постель,
заснуть и не проснуться. Но в то время, как она с тоскою вспоминала об
умерших, которых любила, у нее ни разу не мелькнула мысль о родном доме, о
возможности туда вернуться, о том, что он еще существует и под его кровом
живет ее отец. Она видела, как совершено было убийство. Тот последний,
неугасавший образ отца, который она долгие годы лелеяла, несмотря ни на что,
был исторгнут из ее сердца, искажен, уничтожен. Мысль о нем казалась ей
столь страшной, что она закрыла глаза и с содроганием оттолкнула от себя
малейшее воспоминание о содеянном и о жестокой руке, в этом повинной. Если
бы после случившегося образ его мог сохраниться в ее любящем сердце, оно бы
разбилось. Но это было невозможно, и пустоту заполнил безумный страх,
который заставлял бежать от всего, что было связано с обломками этого
образа, - страх, который могла породить только такая глубокая любовь, столь
жестоко оскорбленная.
внушало ей страх перед самою собой, словно на ней было какое-то клеймо. В
темноте она торопливо прикрыла его дрожащей рукой и, плача, опустила усталую
голову на подушку.
вперед по магазину и по маленькой гостиной и, по-видимому, успокоенный этой
прогулкой, уселся с серьезной и глубокомысленной миной и прочитал по
молитвеннику те молитвы, какие полагается читать на море. С ними не так-то
легко было покончить: капитан был чрезвычайно медлительным чтецом и
частенько запинался перед трудным словом, подбадривая себя восклицаниями,
вроде: "Ну, смелей, приятель!" или "Держись, Эдуард Катль, держись!",
которые очень помогали ему преодолевать все препятствия. Вдобавок очки в
значительной степени ухудшали его зрение. Но, невзирая на это капитан,
всерьез принявшись за дело, прочитал все молитвы до последней строки, и
притом с глубоким чувством; весьма одобрив их, он с легким сердцем и с
благодушнейшей физиономией улегся спать под прилавком (побывав
предварительно наверху и послушав, что делается за дверью Флоренс).
его питомица, а на рассвете обнаружил, что она проснулась, так как Флоренс,
услышав шаги у своей двери, спросила, он ли это.
ли вы себя чувствуете, мой алмаз?
замочной скважине и произнес голосом, звучавшим, как хриплое завывание
ветра:
Флоренс, занимаясь шитьем в маленькой гостиной, была оживленнее, чем
накануне. Чуть ли не каждый раз, когда ей случалось поднимать глаза от
работы, она замечала, что капитан смотрит на нее и задумчиво поглаживает
подбородок; и он так часто придвигал к ней свое кресло, словно намереваясь
сообщить нечто весьма конфиденциальное, и так часто отодвигал его снова, как
бы не зная, с чего начать, что в течение дня он на этом утлом суденышке
совершил рейс вокруг гостиной и не раз, в весьма плачевном состоянии,
садился на мель, налетев на стену или дверь чулана.
начал говорить более или менее связно. Когда отблески огня, пылавшего в
камине, упали на стены и потолок маленькой комнаты, на чайный поднос, чашки
и блюдца,, расставленные на столе, и на спокойное лицо Флоренс, обращенное к
пламени, отражавшемуся в ее полных слез глазах, капитан прервал долгое
молчание такими словами:
Много чудес в пучине морской, моя красавица! Подумайте о море, когда веет