озадачили бы добрую леди, не говоря уже о его веселой красной физионо-
мии. Как бы там ни было, а он свалился у столба, и я не раз слыхал от
дяди, что, по словам человека, который его подобрал, он и тут улыбался
так весело, словно упал для собственного удовольствия, а когда ему пус-
тили кровь и у него обнаружились слабые проблески сознания, он первым
делом уселся в постели, захохотал во все горло, поцеловал молодую женщи-
ну, державшую таз, и потребовал баранью котлету с маринованными грецкими
орехами. Джентльмены, он был большим любителем маринованных грецких оре-
хов. Всегда говорил, что они придают вкус пиву, если поданы без уксуса.
и принимая заказы на севере: из Лондона он ездил в Эдинбург, из Эдинбур-
га в Глазго, из Глазго опять в Эдинбург, а оттуда на рыболовном судне в
Лондон. Да будет вам известно, что вторую поездку в Эдинбург он совершал
для собственного удовольствия. Бывало, отправлялся туда на неделю пови-
дать старых друзей; позавтракает с одним, закусит с другим, пообедает с
третьим, а поужинает с четвертым, и, стало быть, всю неделю занят. Не
знаю, случалось ли кому из вас, джентльмены, отведать настоящий сытный
шотландский завтрак, а потом среди дня закусить бушелем устриц и выпить
этак дюжину бутылок эля и один-два стаканчика виски. Если случалось, то
вы согласитесь со мной, что нужна очень крепкая голова, чтобы после это-
го еще пообедать и поужинать.
себя так приучил, что для него это была детская забава. Я слыхал от пе-
го, что в любой день он мог перепить уроженцев Данди и вернуться после
того домой, даже не шатаясь; однако же, джентльмены, у дандийцев такие
крепкие головы и такой крепкий пунш, что крепче вряд ли вы найдете между
двумя полюсами. Я слыхал, как житель Глазго и житель Данди старались пе-
репить друг друга и пили пятнадцать часов, не вставая с места. Оба за-
дохлись в один и тот же момент, насколько это удалось установить, и
все-таки, джентльмены, если не считать этого, они были в полном порядке.
мой дядя ужинал у своего старого друга, члена городского сонета Мак -
имярек и еще четыре слога, - который проживал в старом Эдинбурге. Тут
была жена члена городского совета, и три дочки члена городского совета,
и взрослый сын члена городского совета, и трое-четверо дюжих хитрых ста-
рых шотландцев с косматыми бровями - член городского совета позвал их,
чтобы почтить моего дядю и повеселиться. Ужин был превосходный. Подали
копченую лососину, копченую треску, баранью голову, фаршированный бара-
ний желудок - знаменитое шотландское блюдо, джентльмены, - о нем мой дя-
дя говаривал, что, поданное на стол, оно всегда напоминает ему живот ку-
пидона, - и еще много разных вещей, очень вкусных, хотя я и позабыл, как
они называются. Девицы были хорошенькие и симпатичные, жена члена го-
родского совета - чудеснейшее создание в мире, а мой дядя был в прекрас-
нейшем расположении духа. И вот весь вечер молодые леди хихикали и виз-
жали, старая леди громко смеялась, а член городского совета и другие
старики непрерывно хохотали так, что даже побагровели. Что-то не припо-
минаю, сколько стаканов тодди выпил каждый после ужина, но мне известно,
что около часу ночи взрослый сын члена городского совета затянул было
первый куплет "Вот Эмилли пива наварил", но впал в беспамятство, а так
как За последние полчаса только он да дядя были видны над столом красно-
го дерева, то дяде моему пришло в голову, что пора подумать и об уходе -
ведь пить-то начали с семи часов вечера, чтобы дядя мог вовремя попасть
домой. Но, рассудив, что невежливо будет уйти внезапно, дядя сам себя
выбрал в председатели, приготовил еще стаканчик тодди, встал, чтобы про-
изнести тост за свое собственное здоровье, обратился к самому себе с
блестящей хвалебной речью и выпил с большим энтузиазмом. Однако никто не
проснулся. Тогда мой дядя пропустил еще стаканчик, на этот раз не раз-
бавляя водой, чтоб тодди ему не повредило, и, схватив шляпу, вышел на
улицу.
чил шляпу, чтобы не сорвало ветром, засунул руки в карманы и воззрился
на небо, желая определить, какова погода. Облака неслись с головокружи-
тельной быстротой, то застилая луну, то позволяя ей красоваться во всем
великолепии и заливать светом окрестности, то с возрастающей быстротой
заволакивая ее снова и окутывая мраком все вокруг. "Этак не годится, -
сказал мой дядя, обращаясь к непогоде, словно она нанесла ему личное ос-
корбление. - Такая погода не годится для моего путешествия. Никак не го-
дится", - внушительно сказал дядя. Повторив это несколько раз, он не без
труда восстановил равновесие - так долго он глазел на небо, что у него
голова закружилась, - и весело тронулся в путь.
дальний конец Лит-уока, за милю с лишним. До обеим сторонам дороги были
разбросаны поднимавшиеся к темному небу высокие хмурые дома, с потемнев-
шими фасадами и окнами, которые как будто разделяли участь человеческих
глаз и, казалось, потускнели и запали от старости. Дома были в шесть,
семь, восемь этажей этаж громоздился на этаж, - так дети строят карточ-
ные домики, - отбрасывая темные тени на неровную мостовую и сгущая мрак
черной ночи. Несколько фонарей горело на большом расстоянии друг от дру-
га, но они служили только для того, чтобы освещать грязный проход в ка-
кой-нибудь узкий тупик или общую лестницу с крытыми и извилистыми пово-
ротами, ведущую в верхние этажи. Равнодушно посматривая вокруг, как че-
ловек, который не раз все это видел и не считает достойным особого вни-
мания, дядя шагал посреди улицы, засунув большие пальцы в карманы жиле-
та, и, услаждая себя обрывками разных песен, распевал с таким жаром и
воодушевлением, что мирные честные обыватели пробуждались от первого сна
и дрожали в своих постелях, пока звуки не замирали вдали. Зятем, решив,
что это какой-нибудь пьяный бездельник возвращается домой, они укутыва-
лись потеплее и снова погружались в сон.
вал посреди улицы, засунув пальцы в жилетные карманы, ибо, как он сам
частенько говаривал (и не без оснований), в этой истории нет ничего по-
разительного, если вы сразу не усвоите, что дядя отнюдь не был в мечта-
тельном или романтическом расположении духа.
цы, распевая то любовную, то застольную песню, а когда это ему надоеда-
ло, он мелодически насвистывал, пока не дошел до Северного моста, кото-
рый соединяет старый Эдинбург с новым. Тут он на минуту остановился,
чтобы полюбоваться странными, беспорядочными скоплениями огоньков, наг-
роможденных друг на друга и мерцавших высоко в воздухе, словно Звезды,
со стен замка с одной стороны и с высот Колтон-хилла - с другой, как
будто они освещали подлинные воздушные замки. Внизу, в глубоком мраке,
спал тяжелым сном старый живописный город, Холйрудский дворец и часовня,
охраняемые днем и ночью, как говаривал один приятель дяди, Троном старо-
го Артура, мрачным и темным, вздымающимся, как хмурый гений, над древним
городом, который он так долго сторожит. Повторяю, джентльмены, дядя ос-
тановился здесь на минуту, чтобы осмотреться, а затем, отпустив компли-
мент погоде, которая начала проясняться, хотя луна уже заходила, продол-
жал путь все так же величественно: держался с большим достоинством сере-
дины дороги и, казалось, весьма не прочь был встретить кого-нибудь, кто
бы вздумал оспаривать его права на эту дорогу. Однако случилось так, что
никто не расположен был затевать спор, и дядя, Засунув пальцы в жилетные
карманы, шел мирно, как ягненок.
делявший его от переулка, куда ему предстояло свернуть, чтобы добраться
до дому. В ту пору этот пустырь был огорожен и принадлежал какому-то ко-
лесному мастеру, который заключил контракт с почтовым ведомством на по-
купку старых, поломанных почтовых карет. Дяде моему - большому любителю
карет старых, молодых и среднего возраста - вдруг взбрело в голову свер-
нуть с дороги только для того, чтобы поглазеть на эти кареты сквозь щель
в заборе. Он помнил, что их там было штук десять - двенадцать, ветхих и
разваливающихся. Джентльмены, мой дядя был человек восторженный и впе-
чатлительный; убедившись, что в щель плохо видно, он перелез через забор
и, преспокойно усевшись на старую ось, начал задумчиво разглядывать поч-
товые кареты.
называл точной цифры, ибо был он на редкость аккуратен по части цифр.
Как бы там ни было, но они стояли тут, сбитые в кучу, и находились в са-
мом жалком состоянии. Дверцы были сняты с петель и унесены; обивка сод-
рана, лишь кое-где сохранились обрывки, державшиеся на ржавых гвоздях;
фонарей не было, дышла давным-давно исчезли, железо заржавело, краска
облезла; ветер свистел сквозь щели в деревянных остовах, а вода, скопив-
шаяся на крышах, стекал внутрь, и капли падали с глухим меланхолическим
стуком. Это были гниющие скелеты умерших карет, и в безлюдном месте, в
ночное время, они производили тяжелое, гнетущее впечатление.
шихся куда-то людях, которые в былые времена разъезжали в этих старых
каретах, а теперь изменились так же, как они. Думал о тех, кому эти
дряхлые, разрушающиеся экипажи привозили в течение многих лет изо дня в
день, во всякую погоду ожидаемую весточку, желанный денежный перевод,
сведения о Здоровье и благополучии, нежданное сообщение о болезни и
смерти. Купец, влюбленный, жена, вдова, мать, школьник, даже маленький
ребенок, бежавший к двери на стук почтальона, - с каким нетерпением жда-
ли они прибытия старой кареты! А где они теперь?
но я подозреваю, что он это вычитал позднее из какой-нибудь книжки. Он
сам говорил, что задремал, сидя на старой колесной оси и глядя на разва-
лившиеся почтовые кареты, а проснулся, когда церковный колокол глухо
ударил два раза. А ведь дядя всегда был тугодумом, и если б он успел обо
всем поразмыслить, я не сомневаюсь, он думал бы по меньшей мере до поло-
вины третьего. Вот почему, джентльмены, я решительно придерживаюсь того
Корнев Павел
Афанасьев Роман
Махров Алексей
Посняков Андрей
Орлов Алекс
Майер Стефани