мнения, что дядя задремал, ровно ни о чем не думая.
проснулся, протер глаза и в изумлении вскочил.
жизнь и поднялась суматоха. Дверцы старых карет снова висели на петлях,
появилась обивка, железные части блестели, как новые, краска вернулась
на свое место, фонари были зажжены, подушки и плащи лежали на козлах,
носильщики совали пакеты в ящики, кондуктора прятали почтовые сумки, ко-
нюхи поливали водой починенные колеса, какие-то люди суетились, прилажи-
вая дышла к каретам; появились пассажиры, привязывали чемоданы, впрягали
лошадей, - короче, было совершенно ясно, что все эти почтовые кареты
вот-вот тронутся в путь. Джентльмены, дядя так широко раскрыл глаза, что
до последней минуты своей жизни не переставал удивляться, как ему уда-
лось снова их закрыть.
чья-то рука опустилась ему на плечо. - Для вас оставлено одно место
внутри. Полезайте.
мым диковинным было то, что хотя Здесь собралась целая толпа и каждую
секунду появлялись новые лица, но немыслимо было сказать, откуда они
взялись. Казалось, они каким-то чудесным образом выскакивали из-под зем-
ли или возникали из воздуха и так же точно исчезали. Носильщик, положив
вещи в карету и получив плату, поворачивался и скрывался из виду, и не
успевал дядя поразмыслить о том, куда он делся, как уже появлялось с
полдюжины носильщиков, сгибавшихся под тяжестью тюков, которые, каза-
лось, вот-вот их раздавят. А как чудно были одеты пассажиры! В длинных
широкополых кафтанах с широкими манжетами и без воротничков, и в пари-
ках, джентльмены, в настоящих больших париках с бантом на косичках. Дядя
ровно ничего не понимал.
обращался к дяде. Он был в костюме кондуктора почтовой кареты, в парике
и в кафтане с большущими манжетами. В одной руке он держал фонарь, а в
другой - огромный мушкет, который - собирался спрятать в ящик. - Намере-
ны вы садиться, Джек Мартин? - повторил кондуктор, поднося фонарь к лицу
дяди.
ность?
роны незнакомою кондуктора дерзостью, которой не допустила бы почтовая
контора, если бы она была об этом осведомлена.
та?
Эдннбурр - Лондон со спущенной подножкой и открытой дверцей. - Постойте!
Еще пассажиры! Пропустите их.
вился молодой джентльмен в напудренном парике и небесно-голубом кафтане
с серебряными галунами и очень широкими фалдами на холщовой подкладке.
Тиггин и Уэллс, джентльмены, торговали набивными тканями и Жилетами, и,
стало быть, мой дядя сразу разобрался во всех этих материях. На нем были
короткие цианы, какие-то странные гамаши, подвернутые над шелковыми чул-
ками, туфли с пряжками, кружевные манжеты, на голове треуголка, а сбоку
длинная шпага, суживающаяся к концу. Жилет спускался ему на бедра, а
концы галстука доходили до пояса. Он торжественно приблизился к дверце
кареты, снял шляпу и держал ее над головой в вытянутой руке, оттопырив
мизинец, как это делают иные жеманные люди, поднося к губам чашку чаю;
затем он щелкнул каблуками, важно отвесил низкий поклон и протянул левую
руку. Дядя хотел было шагнуть вперед и крепко пожать ее, как вдруг Заме-
тил, что эти знаки внимания относились не к нему, а к молодой леди в
старомодном зеленом бархатном платье с длинной талией и корсажем, вне-
запно появившейся у подножки кареты. Вместо шляпы, джентльмены, ее голо-
ву покрывал черный шелковый капюшон. Собираясь сесть в карету, она на
секунду оглянулась, и такого красивого личика, как у нее, дядя никогда
не видывал даже на картинках. Она села в карету, придерживая одной рукой
платье; и, - как говаривал мой дядя, подкрепляя свои слова руга-
тельством, когда рассказывал Эту историю, - он ни за что бы не поверил,
что могут быть на свете такие прелестные ножки, если бы не видел их
собственными глазами.
молодая леди бросила на него умоляющий взгляд и казалась испуганной и
огорченной. Увидел он также, что молодой человек в напудренном парике,
несмотря на всю свою показную галантность, весьма утонченную и благород-
ную, крепко схватил молодую леди За руку, когда она садилась в карету, и
влез тотчас же вслед за ней. С ними отправлялся на редкость безобразный
человек в прилизанном коричневом парике, в лиловом костюме, в сапогах,
доходивших до бедер, и с очень большим палашом. А когда он уселся рядом
с молодой леди, которая забилась в угол, подальше от него, дядя утвер-
дился в первоначальной своей догадке, что тут происходит нечто мрачное и
таинственное, или, как он сам говаривал: тут что-то развинтилось. Оста-
ется только удивляться, с какой быстротой он принял решение в случае
опасности помочь молодой леди, если она будет нуждаться в помощи.
гу, когда дядя влез в карсту.
выпад против дяди. У дяди не было при себе оружия, но он очень ловко
сорвал с головы безобразного джентльмена треуголку и, насадив ее на кон-
чик его палаша, крепко зажал руками и не выпускал.
нику, пытаясь высвободить палаш.
го вышибу или голову ему проломлю, если мозгов у него нет.
и вышвырнул его в окно кареты, после чего джентльмен помоложе снова про-
возгласил: "Смерть и молния!" - и очень грозно опустил руку на Эфес шпа-
ги, однако не вытащил ее из ножен. Быть может, - как говорил с улыбкой
дядя, - быть может, он боялся испугать леди.
сутствии леди я не хочу никакой смерти, ни с молнией, ни без нее, а кро-
ви и грома хватит с нас на одно путешествие. Поэтому, если вам угодно,
будем сидеть на своих местах, как мирные путешественники. Эй" кондуктор,
подайте этому джентльмену его нож!
ты, держа в руке палаш. Он поднял фонарь, протягивая палаш, внимательно
посмотрел в лицо моему дяде, а дядя при свете фонаря увидел, к большому
своему удивлению, великое множество кондукторов, столпившихся у окна, -
и все до единого смотрели на него очень внимательно. Он отроду не виды-
вал такого количества бледных лиц, красных кафтанов и зорких глаз.
дя. - Разрешите вернуть вам вашу шляпу.
мотрел на продырявленную тулью и, наконец, водрузил ее на макушку своего
парика с большой торжественностью, хотя эффект был слегка испорчен тем,
что в этот момент он оглушительно чихнул, и шляпа снова слетела.
сиденье.
окно и увидел, что остальные кареты с кучерами, кондукторами, лошадьми и
пассажирами в полном составе разъезжают по кругу со скоростью примерно
пяти миль в час. Дядя пришел в бешенство, джентльмены. Как человек, за-
нимавшийся коммерцией, он Знал, что мешки с почтой - не игрушка, и решил
уведомить об этом почтамт, как только прибудет в Лондон.
сидела в дальнем углу кареты, надвинув на лицо капюшон. Джентльмен в не-
бесно-голубом кафтане сидел против нее, а человек в лиловом костюме -
рядом с ней, и оба не спускали с нее глаз. Стоило зашелестеть складкам
капюшона, и дядя слышал, как безобразный человек хватается за палаш, а
по громкому дыханию другого джентльмена угадывал (в темноте он не видел
его лица), как тот пыжится, словно хочет ее проглотить. Это раздражало
дядю все больше и больше, и будь что будет, а он решил разузнать, в чем
тут дело. Он был восторженным поклонником блестящих глаз, красивых лиц и
хорошеньких ножек, короче говоря - питал слабость к прекрасному полу.
Это у нас в роду, джентльмены, - я и сам таков.
бы завязать разговор с таинственными джентльменами. Все было тщетно:
джентльмены не желали разговаривать, а леди не осмеливалась. Он не раз
высовывался из окна кареты и кричал во всю глотку, осведомляясь, почему
они так медленно едут. Но он мог орать до хрипоты - никто не обращал на
него ни малейшего внимания. Тогда он откинулся на спинку сиденья и заду-
мался о красивом лице и хорошеньких ножках. Дело пошло на лад: он не за-
мечал, как летит время, и не задавал себе вопросов, куда он едет и каким
образом очутился в таком странном положении. Впрочем, это и не могло
особенно его беспокоить - он был широкой натурой, бродягой, бесшабашным