- Я уверена, что это несчастное создание ни в чем не виновато.
- Я два месяца гною ее в тюрьме. Ее мать обвинила ее в воровстве,
которое на самом деле устроил я, чтобы заполучить девицу. Ловушка была хитро
задумана и сработала безупречно. Корнелия жива и здорова, хотя и сидит за
решеткой, стоит вам сказать только слово, и я заставлю ее выделывать такие
танцы на канате, какие и не снились ни одному акробату. После чего я распущу
слух, что похитил ее из сочувствия, чтобы спасти от наказания, и, запятнав
себя тем, что глупцы называют преступлением, я заслужу репутацию
справедливого человека.
- Прекрасно, - сказала я, - однако вы оставляете в живых ее мать, и я
боюсь, как бы она не узнала правду и не причинила вам больших неприятностей.
Надежнее будет, если убедить, что она - соучастница дочери, или что-нибудь в
этом духе.
- А вдруг в семье есть и другие члены? - предположил граф.
- Будь их даже двадцать человек, - заявила Олимпия, - мне кажется,
личное спокойствие синьора Киджи стоит того, чтобы уничтожить их всех.
- Как вы ненасытны, люди, - вздохнул блюститель закона, - но я прошу
вас не беспокоиться о моем благополучии, которое проистекает, из вашей
похоти и вашего коварства. Между прочим, кроме матери у Корнелии есть брат,
и я обещаю вам, что все трое умрут на ваших глазах, под пыткой, которую граф
соблаговолил назвать источником моего удовольствия.
- Это как раз то, чего мы хотели, - кивнула Олимпия, - если уж вы зашли
так далеко в своих кровожадных проказах, надо довести их до конца, ведь нет
ничего хуже, чем остановиться на полпути. О, черт меня возьми, - застонала
вдруг блудница, растирая себе влагалище прямо через платье, - я уже истекаю
от восторга.
Киджи немедленно поднялся и пошел сделать необходимые распоряжения.
Местом казни был избран маленький сад, окруженный густыми кипарисами и
примыкавший к будуару Олимпии, и мы начали ласкать и возбуждать друг друга в
ожидании необычного зрелища. Киджи и Олимпия были хорошо и давно знакомы, а
Браччиани до этого дня не имел никаких дел с моей подругой, мне же были
незнакомы оба мужчины. Поэтому княгиня взяла на себя труд сделать первые
шаги: она сама раздела меня и, обнаженную, начала так и эдак поворачивать
перед восхищенными поклонниками, потом они набросились на меня, но чисто в
итальянском духе, то есть единственным объектом их внимания стал мой зад
они целовали и облизывали его, нежно щекотали и обсасывали отверстие, это
продолжалось довольно долго, но они все никак не могли насытиться и вели
себя так, будто забыли, что перед ними женщина. Только четверть часа спустя
установилось некое подобие порядка. Браччиани слился с Олимпией, которая к
этому времени также разделась, а я сделалась добычей Киджи.
- Не торопитесь, прелестное создание, - сказал мне гнусный развратник,
прильнув лицом к моим ягодицам, - дело в том, что мои чувства от долгой
привычки несколько притупились, и мне придется потрудиться, чтобы
почувствовать твердость в чреслах. Это потребует времени и, возможно, утомит
вас, в конце концов у меня может ничего не получиться, но в любом случае вы
доставите мне удовольствие, а это, по-моему, все, о чем может мечтать любая
женщина.
Произнося эти слова, развратник изо всех сил теребил и тискал свой
инструмент и продолжал лобзать мой зад.
- Мадам, - обратился он к Олимпии, к заднему проходу которой уже
примеривался Браччиани, - мне не очень нравится заниматься этим делом в
одиночестве, думаю, графу также не помешает посторонняя помощь. У вас
наверняка наготове есть девчонки или мальчишки, которые смогут возбуждать,
сосать и сократировать нас, и мы доберемся до алтарей Каллипигийской Венеры
бодрыми и сильными.
Олимпия дернула за сонетку, и в комнату в тот же миг вошли две
пятнадцатилетние девочки - блудница всегда держала помощниц под рукой.
- Ага, очень хорошо, - заметил вельможа, - пусть немедленно приступают
к своим обязанностям.
Они повиновались с полуслова, и в их детские руки Киджи вложил
бесславные остатки своей мужественности, не переставая покрывать поцелуями
мои ягодицы скоро язык его проник в норку, но никаких признаков успеха я не
ощутила. Более удачливый Браччиани тем временем уже проник в анус княгини, а
ее служанка, стоя на коленях, сосала ее отверстие. Киджи несколько мгновений
смотрел на них, потом рассвирепел, раздвинул мои ягодицы, вложил между ними
свой полуотвердевший член и велел девочке пороть себя, но, увы, негодяи
только опозорил мои прелести: ему недоставало стойкости, и он отступил. А
вину за свое поражение возложил на бедную девочку.
- Если бы ты постаралась, - взревел он, - этого бы не произошло. - И
мощным пинком отшвырнул ребенка далеко в сторону.
- В чем дело, монсиньор, в чем дело! - воскликнула Олимпия. - Накажите
эту тварь построже, выпорите ее, я никогда с ними не церемонюсь.
- Вы правы, мадам, - сказал Киджи, хватая хлыст.
И несмотря на трогательную грацию и нежность юного создания, несмотря
на обольстительное тело, варвар с такой яростью накинулся на него, что
шестым ударом вырвал большой кусок плоти. Я заметила, что его дикий взгляд
блуждает по моим ягодицам, а рука крепко сжимает хлыст и подбодрила его:
- Бейте, не бойтесь и бейте сильнее. Я догадываюсь, чего вам хочется и
готова принять ваши удары. Давайте же, дорогой, и не щадите меня.
Киджи не заставил просить себя дважды и выпорол меня так основательно,
что его вялый орган обрел силу и достаточную стойкость, чтобы пронзить меня.
Я поспешно приняла нужную позу, он овладел мною, и тела наши возликовали.
- Что вы думаете насчет оргазма? - поинтересовался Браччиани,
пристраиваясь сзади к моему партнеру.
- Думаю, пока не стоит, - отвечал Киджи. - Впереди у нас серьезное
дело, поэтому лучше сохранить силы: мы можем позволить себе пролить сперму
только во время агонии Корнелии и ее семейства.
На том и порешили, и, не обращая никакого внимания на наши ощущения,
оба распутника в тот же момент, сошли с боевых коней, и на смену
удовольствиям похоти пришли застольные наслаждения. Посреди трапезы Киджи,
почти совершенно пьяный, предложил положить на стол одну из - девочек, ту,
которую он не порол, и полакомиться с ее ягодиц горячим душистым омлетом.
Так и было сделано, и бедный ребенок зашелся в крике от невыносимой боли,
что нисколько не помешало пирующим хладнокровно втыкать вилки в кусочки
яичницы, лежавшей на подносе из ободранной и окровавленной плоти.
- Было бы забавно запить все это соком из ее грудей, - заметил
Браччиани.
- Я согласен, - сказал Киджи, - только прежде я вставлю ей клистир из
кипящей воды.
- Я тоже хочу сделать ей клистир: влить во влагалище-порцию уксуса, -
подхватила Олимпия хриплым голосом, который обычно появлялся у нее в те
моменты, когда ее голову посещала особенно гнусная идея.
- Раз уж и мне надо высказаться, - сказала я, оглядев собравшихся, - я
предлагаю съесть еще по омлету с личика этого милого создания, чтобы
ненароком выколоть ей глаза, а потом насадить ее на вертел и оставить в
центре стола для украшения.
Все эти предложения были осуществлены под жуткий надсадный вой, и мы
продолжали пить, есть и беседовать, любуясь восхитительным зрелищем жутких
мучений медленно умиравшей жертвы.
- Как вы нашли мой обед? - спросила княгиня Боргезе, когда мы
приступили к десерту.
- Это великолепно, - последовал наш дружный ответ. И на самом деле обед
был не только вкусен, но и роскошен.
- Тогда прошу вас испробовать вот этот напиток.
Это был ликер, который немедленно осадил все, чем мы набили желудок, и
три минуты спустя мы почувствовали аппетит не меньший, чем перед тем, как
сели за стол. В это время подали новые яства, на которые мы набросились как
стая голодных волков.
- А теперь глоточек другого ликера, - сказала Олимпия, - и посмотрите,
что будет.
Не успели мы выпить этот волшебный напиток, как вновь почувствовали
приятные приступы голода. На столе появились новые блюда, еще более сытные,
чем предыдущие.
- На этот раз обойдемся без обычных вин, - продолжала удивлять нас
Олимпия, - начнем с алеатского, закончим фалернским, а после сыра подадут
горячительные напитки.
- А что будем делать с жертвой?
- Клянусь потрохами, она еще дышит, - возвестил Киджи с удивлением в
голосе.
- Неважно, давайте уберем ее отсюда и закопаем, все равно - мертвую,
или живую. А на ее место положим свеженькую.
Сказано - сделано: первую девочку сняли с кола и убрали со стола, тот
же самый толстый вертел воткнули в задний проход второй жертвы, которая нам
служила развлечением в продолжение третьей трапезы. Непривыкшая к таким
застольным излишествам, я испугалась, что не выдержу более, однако же
ошиблась, чем была приятно удивлена: чудодейственный эликсир прочистил и
умиротворил желудок, и хотя мы проглотили несметное количество пищи, каждый
из нас чувствовал себя превосходно. Вторая жертва еще дышала, когда подали
третий десерт наши блудодеи вооружились молотком и щипцами, и вся компания,
кипя от похоти и обезумев от опьянения, с удвоенной силой принялась терзать
забрызганное кровью тело, и должна признать, что я была вдохновительницей
этого натиска. Браччиани проделал над девочкой несколько, физических
экспериментов, причем последний заключался в получении искусственной молнии,
которая спалила ее. Мы жадно наблюдали, как жизнь вытекает из сосуда,
бывшего когда-то ее телом, когда привели Корнелию вместе с матерью и братом,
и их появление пробудило в нас желание новых, еще более извращенных
злодейств.
Если красота Корнелии была безупречна, то ее несчастная мать, тридцати
пяти лет от роду, отличалась несравненным великолепием и изяществом форм и
линий. Леонардо, пятнадцатилетний брат Корнелии, ни в чем не уступал сестре
Мурич Виктор
Акунин Борис
Посняков Андрей
Орлов Алекс
Круз Андрей
Самойлова Елена