позвонить -- для этого существовала такая ручка, которую вы дергали.
Беда заключалась в том, что если вы дергали эту ручку второй раз, то
звонок уже не звонил. Но в психушке гораздо хуже, потому что вас там
колют всяческой дурью и заталкивают в вас какие-то таблетки.
[Волков:]
[Бродский:]
серу. Тогда даже движение мизинца причиняет невероятную физическую
боль. Это делается для того, чтобы вас затормозить, остановить, чтобы
вы абсолютно ничего не могли делать, не могли пошевелиться. Обычно серу
колют буйным, когда они начинают метаться и скандалить. Но кроме того
санитарки и медбратья таким образом просто развлекаются. Я помню, в
этой психушке были молодые ребята с заскоками, попросту -- дебилы. И
санитарки начинали их дразнить. То есть заводили их, что называется,
эротическим образом. И как только у этих ребят начинало вставать, сразу
же появлялись медбратья и начинали их скручивать и колоть серой. Ну
каждый развлекается как может. А там, в психушке, служить скучно, в
конце концов.
[Волков:]
[Бродский:]
Буссенара -- вдруг входят два медбрата, вынимают вас из станка,
заворачивают в простынь и начинают топить в ванной. Потом они из ванной
вас вынимают, но простыни не разворачивают. И эти простыни начинают
ссыхаться на вас. Это называется "укрутка". Вообще было довольно
противно. Довольно противно... Русский человек совершает жуткую ошибку,
когда считает, что дурдом лучше, чем тюрьма. Между прочим, "от сумы да
от тюрьмы не зарекайся", да? Ну это было в другое время...
[Волков:]
лучше тюрьмы?
[Бродский:]
кормежка лучше. Действительно, кормежка в дурдоме лучше: иногда белый
хлеб дают, масло, даже мясо.
[Волков:]
[Бродский:]
ожидает. У вас срок -- от звонка до звонка. Конечно, могут навесить еще
один срок. Но могут и не навесить. И в принципе ты знаешь, что рано или
поздно тебя все-таки выпустят, да? В то время как в сумасшедшем доме ты
полностью зависишь от произвола врачей.
[Волков:]
[Бродский:]
чрезвычайно низкий. Средства, которыми она пользуется,-- весьма
приблизительные. На самом деле у этих людей нет никакого представления
о подлинных процессах, происходящих в мозгу и в нервной системе. Я, к
примеру, знаю, что самолет летает, но каким именно образом это
происходит, представляю себе довольно слабо. В психиатрии схожая
ситуация. И поэтому они подвергают вас совершенно чудовищным
экспериментам. Это все равно, что вскрывать часовой механизм колуном,
да? То есть вас действительно могут бесповоротно изуродовать. В то
время как тюрьма -- ну что это такое, в конце концов? Недостаток
пространства, возмещенный избытком времени. Всего лишь.
[Волков:]
психушке.
[Бродский:]
особенно с вами там не происходит: вас не учат никого ненавидеть, не
делают вам уколов. Конечно, в тюрьме вам могут дать по морде или
посадить в шизо...
[Волков:]
[Бродский:]
как сумдом... Помню, когда я переступил порог этого заведения, первое,
что мне сказали: "главный признак здоровья -- это нормальный крепкий
сон". Я себя считал абсолютно нормальным. Но я не мог уснуть! Просто не
мог уснуть! Начинаешь следить за собою, думать о себе. И в итоге
появляются комплексы, которые совершенно не должны иметь места. Ну это
неважно...
[Волков:]
петербургско-ленинградского фольклора, как и Большой дом.
[Бродский:]
не внутренний двор, потому что он довольно банальный. Да я его и видел,
работая в морге. А вот вид изнутри! Потому что эту тюрьму построили в
конце XIX века. И это не то чтобы арт нуво, но все-таки: все эти
галереи, пружины, проволока...
[Волков:]
[Бродский:]
а с немецким уклоном. Похоже на Путиловский завод. Красный кирпич
везде. В общем, довольно приятно. Но потом было уже менее интересно,
потому что меня поместили в общую камеру, где нас было четыре человека.
Это уже сложнее, ибо начинается общение. А в одиночке всегда гораздо
лучше.
[Волков:]
[Бродский:]
состоянии, близком к истерике. Но я как бы ничем этой паники не
продемонстрировал, не выдал себя. Во второй раз уже никаких особых
эмоций не было, просто я узнавал знакомые места. Ну а в третий раз это
уж была абсолютная инерция. Все-таки самое неприятное -- это арест.
Точнее, сам процесс ареста, когда вас берут. То время, пока вас
обыскивают. Потому что вы еще ни там, ни сям. Вам кажется, что вы еще
можете вырваться. А когда вы уже оказываетесь внутри тюрьмы, тогда уж
все неважно. В конце концов, это та же система, что и на воле.
[Волков:]
[Бродский:]
тюрьма -- это не столь уж альтернативная реальность, чтобы так ее
опасаться. Жить тихо, держать язык за зубами -- и все это из-за боязни
тюрьмы? Бояться-то особенно нечего. Может быть, мы этого ничего уже не
видели потому, что были другим поколением? Может быть, у нас порог
страха был немножечко ниже, да?
[Волков:]
[Бродский:]
можешь больше. И потому перспектива потери свободы не так уж сводит
тебя с ума.
[Волков:]
Каменистый Артем
Никитин Юрий
Володихин Дмитрий
Мичурин Артем
Доставалов Александр
Мороз Александра