пыталась было воспротивиться, она ведь давным-давно выучила все наизусть, но
ей показалось, что ежели Морврин и не влепит ей оплеуху, то лишь потому, что
ее опередят Беонин или Карлиния. Но и взгляды, что они бросали из-под
сдвинутых бровей, были под стать шлепкам. Шириам смотрела на Эгвейн так,
словно та вновь превратилась в непонятливую послушницу. Эгвейн вздохнула и
начала все заново:
привлекая внимания редких прохожих. Шесть Айз Седай, ведущие куда-то
одну-единственную Принятую, может, и не совсем обычное зрелище, но и не
столь удивительное, чтобы сделаться предметом толков. Уже почти все окна
погасли, и над городком повисла тишина, в которой были отчетливо слышны
звуки шагов. Эгвейн непроизвольно нащупала вновь надетое на левую руку
кольцо Великого Змея. Колени ее дрожали. Отправляясь в Салидар, она готовила
себя к чему угодно, но такое в ее понятие о "чем угодно" никак не входило.
постоялый двор. Карлиния, Беонин и Анайя должны были остаться здесь, у
входа, и, хотя не роптали, восторга по этому поводу явно не испытывали. Во
всяком случае, Беонин и Карлиния - они без нужды разглаживали юбки и
старались не смотреть на Эгвейн.
Эгвейн, когда все закончится.
подпрыгнула. Наступила минутная тишина, затем из дома вновь донесся
бронзовый зов. Мирелле машинально разгладила платье. Снова последовала
тишина, а затем еще три удара.
Мирелле позади. Не иначе как стерегут, чтоб не сбежала, подумалось девушке.
было темно; повсюду были расставлены лампы и подсвечники с зажженными
свечами - на каминных полках, на лестнице, на перилах, - но весь свет
оставался внутри помещения, ибо оконные проемы наглухо завесили одеялами.
тройками кресел. Их занимали члены Совета; Восседающие от всех шести
представленных в Салидаре Айя были облачены в платья и шали своих цветов.
Завидя Эгвейн, они лишь повернулись в ее сторону - на их строгих лицах
ничего не отразилось.
темно- желтый цвет, что, видимо, должно было означать позолоту, массивное
кресло с резными ножками и подлокотниками. На сиденье этого кресла лежал
семицветный палантин Амерлин. Эгвейн казалось, что от этого кресла ее
отделяют несчетные мили.
вопросила Романда. Она сидела рядом с золотисто-желтым креслом, напротив
трех Голубых сестер.
Восседающих.
в следующий миг это заседание превратится в судилище над ней. Хотя в таком
случае они прежде всего отгородили бы ее щитом от Истинного Источника и...
Романды.
покорностью принять волю Совета Башни.
Квамеза. Как младшей из Восседающих, ей подобало задать ритуальный вопрос,
восходящий к эпохе Разлома Мира.
поднялась Романда. Старшая из присутствующих, она должна была отвечать
первой. Расстегнув платье и спустив с плеч сорочку, она обнажилась до талии:
повозиться с узким лифом чужого платья и даже прибегнуть к помощи Мирелле,
чтобы расстегнуть пуговицы, но в конце концов обнажила грудь и она, как и ее
сопровождающие:
изучая ее пристальным, чуть ли не оскорбительным взглядом, после чего
вернулась к своему креслу и объявила:
застегивать платья. По правде сказать, они не спешили, хотя особо и не
медлили. Эгвейн не последовала их примеру, ибо знала, что до определенного
момента ее грудь должна оставаться обнаженной. Хорошо, что ныне не принято
следовать древним правилам, согласно которым на подобных церемониях
следовало присутствовать "облаченными в Свет", иными словами - в чем мать
родила. А что бы они сказали об айильской палатке-парильне или шайнарской
бане? Но размышлять о таких вещах было некогда.
выпрямившись и по- королевски величественно; ее пышная грудь оставалась
обнаженной. - Кто поручится сердцем за ее сердце, душою за ее душу, жизнью
за ее жизнь?
оцепеневшей.
вопросов, но выученные ответы сами слетали с ее языка.
имя Света. Где ты желаешь служить, Эгвейн ал'Вир?
безумие. Невозможно, чтобы ее на самом деле сделали...
поздно было еще в Сердце Твердыни.
Восседающие поднялись со своих кресел в знак согласия. Но не все. Романда,
например, осталась сидеть. Девять из восемнадцати. Эгвейн знала, что такого
рода решения должны приниматься единогласно, а не большинством голосов. Как
правило, так и случалось, но это не значило, что единодушие достигалось само
собой. Порой, чтобы добиться его, приходилось тратить немало времени на
уговоры. Шириам и прочие, разумеется, втолковали Эгвейн, что означает
нежелание встать и как следует склонять Восседающих к согласию.
Предположение, будто Совет откажет ей в избрании, они просто-напросто
высмеяли - такие вещи обсуждаются и согласовываются заранее, - но вполне
допускали, что некоторые из членов Совета останутся в своих креслах. По
мнению Шириам, такой поступок следовало воспринимать как жест, вызванный
желанием подчеркнуть важность происходящего. К тому же Эгвейн говорили, что
таких, скорей всего, будет трое или четверо.
на свои места. Все молчали, но Эгвейн и без того знала, что надо делать.
Оцепенение спало.
остролицей Зеленой сестре по имени Самалин. Как только Эгвейн преклонила
колени, рядом с ней опустилась на колени и Шириам, с широким тазом в руках.
Поверхность воды была подернута рябью. В отличие от Эгвейн, лицо которой
блестело от пота, кожа Шириам была совершенно сухой - но руки ее дрожали.
Морврин встала на колени с другой стороны и вручила Эгвейн мокрую тряпицу.
Мирелле ждала рядом с перекинутыми через руку полотенцами. Почему-то она
выглядела сердитой.
босы. Омыв их с помощью влажной тряпицы и насухо вытерев полотенцем, Эгвейн
перешла к следующей Зеленой, пухленькой женщине по имени Майлинд. Шириам с
компанией заставили Эгвейн выучить наизусть имена всех Восседающих.
сейчас она не улыбалась. Хотя Майлинд и вставала, ноги ее тоже были босы.
Как и у других Восседающих.
сколько из них останется сидеть. Наверное, догадывались - если не обо всех,
то о некоторых, и во всяком случае предвидели, что от Эгвейн потребуется эта
услуга. О деятельности Совета Башни Эгвейн знала немногим больше, чем
рассказывалось на занятиях для послушниц, и вовсе ничего такого, что могло
бы пригодиться на практике. Единственное, что ей оставалось делать, -
продолжать начатое.
раздумье о чем- то постороннем, - она, во всяком случае, вставала, - Эгвейн
уронила тряпицу в таз, отступила на свое место и вновь преклонила колени.