read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com


- Чего же проще, - сказал Бах, - пригоните его ко мне.
Но, оказывается, в первой половине дня Петенкофер, выполняя задание
командования, пал смертью храбрых.
- Так что ж вы от меня хотите? - сказал Бах. - Вообще между немецким и
русским народом давно велась торговля.
Но Айзенауг не был склонен к шутке, - с незаживающим ранением,
полученным во Франции в мае сорокового года, его два месяца назад
доставили в Сталинград на самолете из Южной Германии, где он служил в
полицейском батальоне. Всегда голодный, промерзший, съедаемый вшами и
страхом, он был лишен юмора.
Вот там, где едва белело расплывчатое, трудно различимое во мраке
каменное кружево городских домов, Бах начал свою сталинградскую жизнь.
Черное сентябрьское небо в крупных звездах, мутная волжская вода,
раскаленные после пожара стены домов, а дальше степи русского юго-востока,
граница азиатской пустыни.
В темноте тонули дома западных предместий города, выступали развалины,
покрытые снегом, - его жизнь...
Зачем он написал из госпиталя это письмо маме? Вероятно, мама показала
его Губерту! Зачем он вел разговоры с Ленардом?
Зачем у людей есть память, иногда хочется умереть, перестать помнить.
Надо же ему было перед самым окружением принять пьяное безумие за истину
жизни, совершить то, чего он не совершал в трудные долгие годы.
Он не убивал детей и женщин, никого не арестовывал. Но он сломал
хрупкую плотину, отделявшую чистоту его души от мглы, клокотавшей вокруг.
И кровь лагерей и гетто хлынула на него, подхватила, понесла, и уж не
стало грани между ним и тьмой, он стал частью этой тьмы.
Что же это произошло с ним, - бессмысленность, случай или то законы его
души?



36
В ротном блиндаже было тепло. Одни сидели, другие лежали, задрав ноги к
низкому потолку, некоторые спали, натянув на головы шинели и выставив
босые желтые ступни.
- А помните, - сказал особо худой солдат, оттягивая на груди рубашку и
оглядывая шов внимательным и недобрым глазом, которым все солдаты мира
оглядывают швы своих рубах и подштанников, - сентябрь, подвальчик, в
котором мы устроились?
Второй, лежавший на спине, сказал:
- Я уже вас застал здесь.
Несколько человек ответили:
- Можешь поверить, подвал был хорош... Там кроватки были, как в лучших
домах...
- Под Москвой тоже люди отчаивались. А оказалось, мы махнули до Волги.
Солдат, рубивший штыком доску, в это время открыл дверцу печки, чтобы
сунуть в огонь несколько полешек. Пламя осветило его большое небритое
лицо, и оно из серого, каменного стало медным, красным.
- Ну, знаешь, - сказал он, - радоваться тому, что из подмосковной ямы
мы попали в более вонючую.
Из темного угла, где были сложены ранцы, раздался веселый голос:
- Теперь-то ясно, лучшего Рождества и не придумаешь: конина!
Разговор коснулся еды, и все оживились. Заспорили о том, как лучше
отбить запах пота у вареного лошадиного мяса. Одни говорили, что надо
снимать с кипящего бульона черную пену. Другие советовали не доводить
варево до бурного кипения, третьи советовали вырубать мясо из задней части
туши и не класть мерзлое мясо в холодную воду, а кидать его сразу в
кипяток.
- Живут хорошо разведчики, - сказал молодой солдат, - они захватывают
продукты у русских и подкармливают ими своих русских баб в подвалах, а тут
какой-то дурак удивлялся, почему разведчикам дают молодые и красивые.
- Вот уж о чем я теперь не думаю, - сказал топивший печь, - не то
настроение, не то питание. Детей бы повидать перед смертью. Хоть на
часок...
- Офицеры зато думают! Я встретил в подвале, где живет население,
командира роты. Он там свой человек, семьянин.
- А сам что ты делал в этом подвале?
- Ну, я, я носил белье стирать.
- Я одно время охранял лагерь. Насмотрелся, как военнопленные подбирают
картофельные очистки, дерутся из-за гнилых капустных листьев. Я думал, -
ну, это, действительно, не люди. Но, оказывается, и мы такие же свиньи.
Голос из полутьмы, где были сложены ранцы, певуче произнес:
- Начали с кур!
Резко распахнулась дверь, и вместе с круглыми сырыми клубами пара
возник одновременно густой и звонкий голос:
- Встать! Смирно!
Это слово прозвучало по-старому, - спокойно и неторопливо.
Смирно относилось к горечи, к страданиям, к тоске, к злым мыслям...
Смирно.
В тумане мелькнуло лицо Баха, заскрипели по-чужому, непривычно чьи-то
сапоги, и жители блиндажа увидели светло-голубую шинель командира дивизии,
его близоруко сощуренные глаза, старческую белую руку с золотым
обручальным кольцом, протиравшую замшевой тряпочкой монокль.
Голос, привыкший, не напрягаясь, доходить на военном плацу и до
командиров полков, и до рядовых, стоявших на левом фланге, произнес:
- Здравствуйте. Вольно.
Нестройно ответили солдаты.
Генерал сел на деревянный ящик, и печной желтый свет пробежал по
черному железному кресту на его груди.
- Поздравляю вас с наступающим Сочельником, - сказал старик.
Солдаты, сопровождавшие его, подтащили к печке ящик и, подняв штыками
крышку, стали вынимать завернутые в целлофан рождественские, величиной с
ладонь елочки. Каждая елочка была украшена золотистой канителью, бусинами,
горошинами-леденцами.
Генерал наблюдал, как солдаты разбирали целлофановые пакетики, поманил
обер-лейтенанта, сказал ему несколько невнятных слов, и Бах громко
произнес:
- Генерал-лейтенант велел передать вам, что этот рождественский подарок
из Германии доставил летчик, смертельно раненный над Сталинградом. Он
приземлился в Питомнике, его вынули мертвым из кабины.



37
Люди держали на ладонях карликовые елочки. Елки, отогретые в теплом
воздухе, покрылись мелкой росой, наполнили подвал запахом хвои, забившим
тяжелый дух морга и кузницы - запах переднего края.
Казалось, от седой головы старика, сидевшего у печки, шел запах
Рождества.
Чувствительное сердце Баха ощутило печаль и прелесть этой минуты. Люди,
презиравшие силу русской тяжелой артиллерии, ожесточенные, грубые,
измученные голодом, вшами, задерганные недостачей патронов, молча поняли
все сразу, - не бинты, не хлеб, не толовые шашки, а эти еловые ветки,
опутанные бесполезной паутинкой, бомбошки из сиротского дома нужны были
им.
Солдаты окружили старика, сидевшего на ящике. Это он летом вел головную
моторизованную дивизию к Волге. Всю жизнь, везде и всюду, он был актером.
Он актерствовал не только перед строем и в разговорах с командующим. Он
был актером и дома с женой, и когда гулял по саду, и с невесткой, и с
внуком. Он был актером, когда ночью, один, лежал в постели, а рядом на
кресле лежали его генеральские брюки. И, конечно, он был актером перед
солдатами, он был актером, когда спрашивал их о матерях, когда хмурился,
когда грубовато шутил по поводу солдатских любовных развлечений, и когда
интересовался содержимым солдатского котла и преувеличенно серьезно снимал
пробу с супа, и когда склонял суровую голову перед незасыпанными
солдатскими могилами, и когда произносил преувеличенно сердечные,
отеческие слова перед шеренгой новобранцев. Это актерство не приходило
извне, оно являлось изнутри, оно было растворено в его мыслях, в нем. Он
не знал о нем, актерство немыслимо было отделить от него, как нельзя
отфильтровать соль из соленой воды. Это актерство вошло с ним в ротный
блиндаж, оно было в том, как он распахнул шинель, сел на ящик перед
печкой, в том, как спокойно, печально посмотрел на солдат и поздравил их.
Старик никогда не чувствовал своей актерской игры, и вдруг он понял ее, и
она ушла, выпала из его существа - вымороженная соль из замерзшей воды.
Пришла пресность, стариковская жалость к голодным, замученным людям.
Беспомощный, слабый и старый человек сидел среди беспомощных и несчастных.
Один из солдат тихо затянул песенку:
O, Tannenbaum, o, Tannenbaum,
wie griin sind deine Blatter...
[О, елочка, о, елочка,
Как зелены твои иголочки... (нем.)]
Два-три голоса подтянули. А запах хвои сводил с ума, и слова детской
песенки звучали, как раскаты божественных труб:
O, Tannenbaum, o, Tannenbaum...



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 [ 164 ] 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.