Чтение 164–й страницы книги ~Жюльетта~

и матери.
- Ого, - обрадовался Браччиани, привлекая мальчика к себе, - давненько
я не видел такого херувимчика.
Но злосчастное семейство настолько было подавлено пережитыми
страданиями и горестями, что мы все невольно притихли, не спуская глаз с
прибывших вы же знаете, друзья, что злодею всегда доставляет неизъяснимое
наслаждение видеть горе, которое его порочность принесла безвинному
человеку.
- Ого, в твоих глазах загорелся огонек, - шепнула мне Олимпия.
- Вполне возможно, - так же тихо ответила я, - только каменное сердце
может остаться равнодушным при виде такого спектакля.
- Я тоже не знаю ничего более восхитительного, - согласилась княгиня, -
ничто на свете так не будоражит мне кровь и не бросает в жар мою куночку.
Между тем представитель закона заговорил торжественным и угрожающим
голосом:
- Надеюсь, вы полностью признаете свои преступления?
- Мы не совершили ничего дурного, - с достоинством отвечала Корнелия.
- В какой-то момент я думала, что моя дочь виновна в воровстве, -
добавила ее мать, - но ваше поведение объяснило мне все, и я поняла ваши
черные замыслы.
- Скоро вы увидите их еще лучше, мадам.
Мы вывели пленников в небольшой сад, избранный местом казни, где Киджи
подверг их строгому допросу, а я в это время возбуждала его дремлющие
мужские атрибуты. Вы не представляете себе, с каким искусством он заманивал
их в ловушки, какие хитрые уловки он употребил для этого, и несмотря на их
честные и наивные ответы, Киджи признал их всех троих виновными и тут же
вынес приговор. Олимпия связала мать, я схватила дочь, а граф и судья
занялись мальчиком.
Согласно правилам, прежде чем перейти к главной пытке, которая должна
завершать эту церемонию, приговоренных подвергли, так сказать,
предварительным мучениям. Олимпия взяла хлыст и исхлестала в кровь живот
Корнелии, Браччиани и Киджи розгами выпороли Леонардо, превратив в месиво
прекрасные юношеские ягодицы, а я истерзала грудь матери. Затем мы связали
несчастным руки за спиной, привязали к ним перекинутые через ветки дерева
роковые веревки и начали поднимать и снова опускать их тела почти до самой
земли пятнадцать таких акробатических упражнений вывернули им плечи из
суставов, поломали руки, раздробили грудные кости и порвали связки и
сухожилия, а на десятом из чрева Корнелии вывалился плод и упал прямо на
чресла Киджи, которому я в это время энергично растирала член. При виде
этого необыкновенного зрелища мы все, даже Браччиани, который крутил
лебедку, не могли удержаться от извержения, словом, все произошло в полном
соответствии с ритуалом. Хотя сперма пролилась, и мы несколько успокоились,
никто не подумал о том, чтобы сделать передышку, и лебедка продолжала
работать до тех пор, пока не вытрясла всю душу из несчастных. Вот так
злодейство поступает с невинностью, когда оно обладает богатством и влиянием
и когда ему ничего не остается, кроме как обрушиться на несчастье и
бедность.
Ужасный план, назначенный на следующий день, был приведен в исполнение
в самом лучшем виде. Мы с Олимпией наблюдали катастрофу с террасы и неистово
ласкали друг друга, глядя, как разгораются пожарища. К вечеру все тридцать
семь приютов были охвачены пламенем, и количество погибших превысило
двадцать тысяч.
- Какое блаженство, черт меня побери! - восклицала я, извергаясь при
виде необыкновенного спектакля, ставшего плодом преступления Олимпии и ее
единомышленников. - Как приятно совершать подобные злодейства! О, непонятная
и загадочная Природа, если и вправду оскорбляют тебя такие чудовищные дела,
зачем ты заставляешь меня наслаждаться ими? Ах потаскуха, быть может, ты
меня обманула, внушив когда-то мысль об отвратительной божественной химере,
которой, как говорят, ты служишь и что если мы являемся твоими рабами еще в
меньшей степени, чем божьими? Быть может, никаких причин не требуется для
следствия, и мы все, подчиняясь слепой, заложенной в нас силе, сами
становимся силой, иррациональной и самодостаточной, и представляем собой
лишь неразумные элементы некоей неподвластной нашему разуму жизни, чьи
тайные замыслы объясняют причину не только всеобщего движения, но и причину
всех поступков и людей и животных.
Пожар бушевал восемь дней и ночей, и все это время наши друзья не
показывались они появились только на девятое утро.
- Все кончено, - сказал судья, - и папа перестал стенать и ломать себе
руки я получил то, что хотел, поэтому соблаговолите принять свое
вознаграждение. Ваше чувствительное сердце, Олимпия, наверняка бы тронули
эти грандиозные пожары если бы вы только видели тех девочек, охваченных
паникой, голеньких, метавшихся в поисках спасения от адского пламени, и эту
орду головорезов, которых я расставил у дверей, с вилами в руках, якобы для
того, чтобы спасать несчастных, и которые заталкивали их обратно в огонь,
хотя, разумеется, некоторых, самых симпатичных, они спасли, и теперь эти
юные красотки будут служить моей деспотичной похоти... Ах, Олимпия, если бы
вы видели все это, вы умерли бы от удовольствия.
- Верю, верю, негодник, - улыбнулась мадам Боргезе, - и сколько же душ
вы спасли?
- Около двухсот они покамест находятся под охраной в одном из моих
дворцов, а потом я их распределю по своим загородным поместьям. Самые
красивые образчики я подарю вам, а вместо благодарности я прошу только
одного: чтобы время от времени вы приводили ко мне вот такие очаровательные
создания. - И монсиньор указал на меня.
- Я хорошо знаю ваши взгляды относительно нашего пола, и тем более мне
удивительно, что вы до сих пор думаете о ней, - заметила Олимпия.
- Признаться, мои симпатии в данном случае нисколько не связаны с моим
членом вам хорошо известно, что как только женщина начинает отвечать
любовью на плотские утехи, которыми мы с ней занимаемся, я перестаю платить
ей иной монетой, кроме презрения и ненависти. Я очень часто испытывал оба
эти чувства к предмету своих страстей, и от этого мои удовольствия
возрастали многократно. Точно так же я отношусь к тому, что касается
благодарности, и не люблю, когда женщина воображает, будто я чем-то ей
обязан, коль скоро запятнал себя связью с ней от женщины я не требую
ничего, кроме покорности и бесстрастия, отличающих тот известный вам
предмет, на который я сажусь каждый день, чтобы справить естественные
надобности. Я никогда не считал, что слияние двух тел может или должно вести
к слиянию двух сердец на мой взгляд, физическая связь скорее чревата
возникновением таких чувств, как отвращение, презрение, ненависть, но только
не чувства любви я не знаю другого такого чувства, которое способно
настолько подавить удовольствие и которое было бы так чуждо моему сердцу,
как любовь. Однако, мадам, - продолжал Киджи, взяв меня за руку, - смею
уверить вас, что образ ваших мыслей, чему я был свидетелем, ставит вас в
совершенно другое положение, и вы всегда будете пользоваться уважением
любого свободомыслящего философа.
От лести, которой я, впрочем, не придавала никакого значения, он
перешел к вещам более серьезным и захотел еще раз увидеть мой зад, заявив,
что никогда не насытится таким зрелищем. Поэтому все четверо зашли в тайное
святилище наслаждений княгини, где продолжили мерзкие оргии, и к своей чести
я должна признать, что не могу описать их без некоторого стыда. Эта
дьяволица Боргезе обладала поистине неистощимой и дьявольской фантазией, и
по ее приказанию дуэнья предоставила в наше распоряжение совсем уж необычные
предметы похоти: евнуха, гермафродита, карлика, восьмидесятилетнюю старуху,
индюшку, маленькую обезьянку, громадного мастиффа, козу и четырехлетнего
мальчика, внука старухи.
- Боже мой, - не удержалась я, созерцая весь этот гарем, - какой ужас!
- Никакого ужаса, это самая обычная вещь на свете, - с важностью
заметил Браччиани, - когда вам надоедает одно удовольствие, вас тянет к
другому, и предела этому нет. Вам делается скучно от банальных вещей, вам
хочется чего-нибудь необычного, и в конечном счете последним прибежищем
сладострастия становится преступление. Я не знаю, Жюльетта, какой смысл вы
усматриваете в этих странных предметах, но можете быть уверены, что и
княгиня, и мой друг монсиньор Киджи, и я сам, мы получаем от них величайшее
удовольствие.
- Мне просто надо привыкнуть к ним, - поправилась я, - так что вы
никогда не увидите мое смущение там, где речь идет о распутстве или
извращениях.
Я еще не закончила фразу, а мастифф, без сомнения приученный к таким
делам, уже тыкался носом мне под юбки.
- Ха, ха! Люцифер идет по следу, - развеселилась Олимпия. - Раздевайся,
Жюльетта, покажи свои прелести этому прекрасному зверюге, который знает толк
в плотских утехах.
Нет нужды говорить, что я согласилась без колебаний: разве могло
что-нибудь ужаснуть меня, меня, которая каждый день посвящала поиску все
новых отвратительных ужасов? Я опустилась на четвереньки посреди комнаты,
пес обошел вокруг меня, обнюхал и облизал мое тело и закончил тем, что
овладел мною и сбросил семя в мое чрево. И вот здесь произошло нечто
необычное: член животного разбух до таких размеров, что его попытки
вырваться причиняли мне немалую боль. Очевидно, он скоро сообразил, что
самое разумное в этом случае - возобновить акт, и мы предоставили ему такую
возможность наконец, после второго извержения, он сумел вытащить свой все
еще огромный, кусок плоти, дважды оросив мое влагалище горячей спермой.
- Ах ты умница, - растроганно проговорил Киджи. - Сейчас вы увидите,
что мой Люцифер сделает со мной то же самое, что он сделал с Жюльеттой. У
него очень развратные вкусы, и он готов отдать должное красоте, где бы ее ни
встретил. Хотите пари, что он прочистит мою задницу с тем же удовольствием,
с каким почтил вагину Жюльетты. Но я предлагаю усовершенствовать этот трюк:
подайте мне карлика, я буду содомировать его, пока Люцифер делает свое дело.
Я ни разу в жизни не видела ничего подобного. Киджи, бережно
относившийся к своему семени, оргазма не испытал, но тем не менее получил