Чтение 164–й страницы книги ~Горение~

- Пани Микульска взяла маленький чемодан сама.

- Какой именно?

- Вот этот, черный.

- Покажите его. Притроньтесь рукой.

Бах подошел к стулу, тронул чемодан.

- Распишитесь в протоколе, - сказал Попов. - Вы, понятые, тоже. И
можете идти, спасибо, вы больше мне не потребуетесь... Хотя...

Попов вопросительно посмотрел на офицера, писавшего протокол.

- Она уже опознала, - ответил тот, поняв молчаливый вопрос полковника.
- Протокол есть.

- Да, не понадобитесь, - подтвердил Попов понятым, - благодарю.

Когда в комнате остались жандармы и Бах, Попов подвинул себе стул, сел
и, потянувшись с хрустом, сказал:

- А теперь, конспиратор несчастный, подойдите к чемодану, который несла
сама Микульска.

Бах подошел к окну, возле которого на стульях лежали чемоданы.

- Очень хорошо, - сказал Попов. - Вспомните, что вам говорила Микульска
об этом чемодане?

- Ничего.

- Вы помогали ей нести этот чемодан?

- Нет.

- Павел Робертович, - обратился Попов к офицеру, - покажите Баху
показания носильщика Ловиньского.

Офицер подошел к Баху, протянул ему протокол допроса: "Я принял из рук
неизвестного, сопровождавшего неизвестную мне даму, предъявленный мне к
опознанию чемодан фирмы "Брулей и сын", когда извозчик разгружал пролетку.

В
этот момент неизвестный господин взял у меня из рук чемодан фирмы "Брулей
и сын", сказав, что поклажу понесет сам, ее осторожно надобно нести".

- Ну как? - спросил Попов. - Отвергаете показания носильщика?

- Может быть, он прав, я запамятовал, вероятно...

- Распишитесь в таком случае, что с показаниями носильщика Ловиньского
согласны... Или не согласны?

- Да какое это имеет значение? - Бах пожал плечами. - Если он так
говорит, значит, так и было.

- Прекрасно. Теперь откройте чемодан.

Бах открыл крышку и отступил: там, рядком уложенные, лежали оболочки
бомб.

- Что, испугались? Железки и есть железки. Или сапожнику известно, как
выглядят бомбы-самоделки? Откуда? Где видал?

- Вы сами это подложили! Здесь подложили! - крикнул Бах. - Почему
убрали понятых?!

- Ну вот и заговорили, - удовлетворенно протянул Попов. - Просто как
адвокат...

Извольте занести протест арестованного в протокол, господа. Распишитесь
под вашим протестом, Бах.

- Рученьки трясутся, - рассмеялся Павел Робертович. - Раньше еще куда
ни шло, легкий мандраже, а теперь колотун, Игорь Васильевич, словно
пациент попал в охрану после большого похмелья-с!

- Он трезвенник. Господа революционеры почитают хлебное вино средством
для бесстыдного оглупления трудового люда. Так, бедолага? Так, так, я ж
ваши речи знаю, слушал... Дайте ему, Павел Робертович, показания
Микульской.

- Читай, Бах, - сказал Павел Робертович, подвинув арестованному
протокол.

-
Читай сам, а то решишь - обманываем...

Бах не сразу понял те слова, которые были занесены в протокол опознания
вещей, подписанный Микульской. Он зажмурился на какое-то мгновение, потом
прочитал снова: "То, что в кожаном маленьком чемодане фирмы "Брулей и сын"

находятся три бомбы-самоделки, мне было неизвестно, потому что этот
чемодан мне был передан незнакомым человеком, сказавшим, что за ним
гонятся. Он просил сохранить чемодан в моей квартире. Записано по моему
утверждению верно. Микульска".

Бах хотел было перевернуть страницу, но Павел Робертович папочку у него
из рук легко выхватил:

- Хорошенького понемножку! Попов докурил папиросу и сказал:

- Подписывайте, Бах, подписывайте свое показание: "То, что в чемодане
бомбы, не знал". Не вывернешься, загнали в угол, господа
социал-демократы...

- Я не буду подписывать ни строчки, - ответил Бах. - Пусть мне устроят
встречу с Микульской.

- Придет время - устроим, - с готовностью пообещал Попов. - Можете,
конечно, не подписывать. Тогда нам снова придется пригласить понятых, и
они в вашем присутствии подпишут то, что отказались подписать вы.

В голове Баха тяжело ворочался страшный глагол "подпишите". Попов
произносил его ласкающе, будто гурман осматривал кусок мяса, прежде чем
отправить в рот.

"Она подписала страшное признание, - думал Бах лихорадочно. - Она
напутала так, что не выпутается! Какой человек? Почему подошел к ней?
Откуда он знал ее?

Наши бы сказали мне про бомбы! Какие бомбы? Уншлихт не мог не сказать:
он же доверяет мне!"

- Я могу написать только одно, - сказал наконец Бах. - Я могу написать,
что бомбы мне предъявили в отсутствие понятых...

- Пожалуйста, - сразу же согласился Попов. - Это правда, не смею
возражать.

- А почему вы так сразу и согласились? - спросил Бах растерянно.

- Да потому, что ваш резон справедлив. Что ж мне - драться с вами?

Бах написал объяснение. Попов внимательно прочитал его вслух:

- "Бомбы в чемодане я увидел в то время, когда понятых в комнате уже не
было".

Прекрасно. Только справедливости ради добавьте и следующее: "При мне
сотрудники охраны бомб в чемодан "Брулей и сын" черного цвета, малого
формата, новый, не прятали". Это правда или нет? Мы при вас бомбы не
прятали?

- Нет, не прятали.

- Правду написать можете?

- Разве так непонятно? И так все понятно...

- С меня форму спрашивают, Бах! Мы ж порядка хотим достичь в империи! А
порядок без тщательного оформления документа невозможен.

- Я иначе напишу.

- Пожалуйста, - равнодушно согласился Попов, но п о д б р о с и л: -
Только чтоб ясно было, о чем идет речь.

Бах написал: "После того, как понятые ушли, мне предложили открыть
чемодан, и там я увидел бомбы".

- Ну-ка, вслух, - попросил Попов. - Как это на слух, в военно-полевом
суде будет звучать?

Бах почувствовал, как его начало трясти: военно-полевой суд означает
виселицу.

Расстрел в лучшем случае.

- Ну-ну, смелей, Бах! - усмехнулся Попов. - Что вы кадыком елозите?

Читайте!

Имейте в виду: от того, как э т о ваше показание будет звучать, многое
зависит, о-о-очень многое! Я могу вынести на суд показание носильщика про
то, что вы, именно вы несли чемодан с бомбами, а могу это показание
ошельмовать другим, которое опровергнет первое: нес чемодан сам носильщик.
А могу и вовсе это показание обойти молчанием. Коли я докажу, что вы несли
чемодан, - веревка вам обеспечена, в крае военное положение, Бах, нам не
до шуток.

- Показанию одного извозчика не поверят!

- Носильщика, носильщика - ишь как разволновался, - заметил Павел
Робертович. - Извозчик против тебя не показывал.

- Против вас Микульска показала, - лениво заключил Попов, - прочитайте
ему то место.

- Нет, я сам хочу прочитать, - возразил Бах, откашлявшись, голос сел,
звучал глухо.

- Пожалуйста, - согласился Попов. - Пусть он прочтет, Павел Робертович.

Дайте ему листок.

"В о п р о с: Кто нес опознанный вами чемодан, принадлежавший
неизвестному вам господину?

О т в е т: Мне помогал его нести мой спутник.

В о п р о с. Как зовут вашего спутника?

О т в е т: Его зовут Ян Бах.

В о п р о с: Что вы о нем можете сказать?"

Ответа на этот вопрос Баху не показали, и он понял, что тонет, тонет.

- Итак, - подстегнул его Попов. - Написали? "В моем присутствии бомбы в
чемодан сотрудники охраны не клали". Что-нибудь мешает? Хотите заменить
слово?

Бах написал фразу, продиктованную Поповым, расписался, посмотрел на
полковника затравленно.

Попов поднялся, пошел к двери, там задержался, пальцами обхватив
медную, начищенную до блеска ручку.

- Слушайте, Бах... Слушайте меня и верьте. Коли вы не дадите слово
написать все о тех людях, которые направили вас к Микульской; что они
говорили о ней; когда они заметили за нею филерское наблюдение; почему
верили, что Микульска решится принять ваше предложение и уйти с вами, -
если вы не напишете обо всем этом самым подробным образом, вас вздернут.
Материала у меня хватит. Микульска, как понимаете, все расскажет, она
человек во всем этом деле случайный. Ваша судьба - в ваших руках. Решайте,