мрака забвения отдельные слова, жесты, черты лица, фигуры, образы людей
или только их тени, но и этого уже так много в нашем упорном и безнадежном
споре с вечностью.
орудием, как элемент познания в произведение о современности. История в
привычном для нас понимании стала известной древним грекам в творениях
милетских ученых Анаксимена и Анаксимандра. Осмысливать историю, прошлое,
человек стал только тогда, когда осознал себя существом общественным, то
есть научился судить о том, что произойдет в будущем.
идеологических битвах дня современного - он имеет огромное практическое
значение для тех способов и масштабов, при помощи которых опыт и культура
эпох прошлых помогают нам творить современную жизнь. Маркс замечает по
этому поводу:
новейшая форма рассматривает предыдущие как ступени к самой себе> (К.
Маркс к Ф. Энгельс. Соч., т. 12, с. 732). Ленин прямо говорил: <...только
точным знанием культуры, созданной всем развитием человечества, только
переработкой ее можно строить пролетарскую культуру> (В. И. Ленин. Полн.
собр. соч., т. 41, с. 304).
кого-нибудь из титанов Возрождения, а слабую женщину? В самом деле:
Леонардо да Винчи, Микеланджело, Тициан, Дюрер, Эразм Роттердамский,
Лютер, Торквемада, Карл V, Иван Грозный, Сулейман Великолепный - сколько
имен, и каких! И внезапно прорывается сквозь их чашу имя женское,
поднимается на борьбу с самой Историей, одерживает даже некоторые победы,
завоевывает славу, но в дальнейшем становится добычей легенды, мифа.
захватила в плен татарская орда, девушку продали в рабство, она попала в
гарем турецкого султана Сулеймана, уже за год выбилась из простых
рабынь-одалисок в султанские жены (их не могло быть в соответствии с
Кораном более четырех), стала любимой женой султана, баш-кадуной, почти
сорок лет потрясала безбрежную Османскую империю и всю Европу.
Венецианские послы-баилы в своих донесениях из Стамбула называли ее
Роксоланой (потому что так по-латыни называли тогда всех русских людей),
под этим именем она осталась в истории. Но осталась лишь тенью и легендой,
- так зачем же воскрешать тени прошлого? Не для того ли, чтобы пополнить
пантеон украинского народа еще и женским именем? Дескать, у греков была
Таис, у римлян Лукреция, у египтян Клеопатра, у французов Жанна д'Арк, у
русских боярыня Морозова, а у нас Роксолана? А может, следует наконец
соединить историю этой женщины с историей ее народа, соединить то, что
было так жестоко и несправедливо разъединено, ибо судьба отдельного
человека, объединенная с судьбой всего народа, обретает новое измерение?
нечто еще более значительное. До сих пор Роксолана принадлежала
преимущественно легенде, мифологии - в романе предпринята попытка
возвратить ее психологии.
жертвой псевдоисторических увлечений, использовалась десятками авторов как
своеобразный рупор для их собственных умствований, - здесь же она, как по
крайней мере кажется автору, обретает те необходимые измерения и качества,
которые делают ее личностью. Собственно, роман - это история борьбы никому
не известной девушки и женщины за свою личность, за то, чтобы уцелеть,
сохранить и уберечь себя, а затем вознестись над окружением, быть может, и
над всем миром. Ибо, как сказал еще Г"те:
размышлений над абстрактными проблемами, она ставит перед человеком только
самые конкретные вопросы, только <да> или <нет>, только <быть> или <не
быть>. Такой оказалась вся жизнь Роксоланы. Даже у каторжников на турецких
галерах, кажется, было больше свободного времени, чем у этой женщины,
невыносимо одинокой, изнуренной борьбой за свою жизнь, за свою
индивидуальность. Тем ценнее и поучительнее ее победа над самой собой.
Значение такой победы не утрачивается и в наше время, к сожалению, столь
богатое в странах так называемого свободного мира, попытками уничтожить
человеческую личность, нивелировать ее, лишить неповторимости, затоптать,
не останавливаясь для этого ни перед какими средствами.
главные вещи: человека и представления его души>.
они представляются автору? Если снять с них все наслоения, все социальные
оболочки, они предстают перед автором просто людьми, но людьми
неодинаковыми, потому что над Роксоланой тяготеет археология знания: <Что
я могу знать?>, а Сулейман пребывает под гнетом генеалогии власти: <На что
я могу надеяться?> Только третий вопрос из известной кантианской триады
объединяет их: <Что я должен делать?> Но и здесь их пути расходятся:
Роксолана следует велению разума, Сулейман - силы.
мысль, разум возвышают нас, а не пространство и время, которых нам никогда
не удастся ни одолеть, ни заполнить. В этом отношении Роксолана стоит выше
Сулеймана, который состязался с пространством и временем, тогда как она
состязалась только со своими страданиями и единственным оружием для этого
у нее были мысль, разум!
истину, даже вздыхая.
и <Мона Лиза> Леонардо да Винчи, Реформация и Крестьянская война в
Германии и <Утопия> Томаса Мора, великие географические открытия и
бесчисленное множество технических изобретений, знаменовавших приход эры
прогресса. Однако нельзя забывать, что автора <Утопии> английский король
Генрих VIII казнил за то, что тот стал препятствием в его очередной
женитьбе, немецкая Реформация закончилась тем, что Лютер предал простой
люд, отступив от него в решительную минуту, а рядом с могучими, полными
жизни творениями Микеланджело, Леонардо, Тициана и Дюрера тогда же
появились мрачные видения Иеронима Босха, которые смогли растревожить даже
черствую душу Филиппа Испанского, а Брейгель Старший, или Мужицкий, в
своих удивительных картинах откровенно издевался над бессмысленной суетой
окружающей жизни, высмеивал ничтожную мелочность, но даже этому уходящему
корнями в простую жизнь фламандцу становилось жутко в те жестокие времена
безысходности и безнадежности, и тогда он писал такие картины, как
<Слепые>, где в нескольких фигурах, охваченных отчаянием, изображено
словно бы все человечество, которое вслепую мчится, спотыкаясь, неизвестно
куда и зачем.
вынуждены признать, что титанизм этот проявлялся, к сожалению, не только в
свершениях полезных и плодотворных, но и в преступных. Шекспиру, который
своим гением призван был завершить эпоху Возрождения, не нужно было
выдумывать ни кровавых королей, ни королев, которые не могли отмыть рук от
человеческой крови, - для этого достаточно было оглянуться вокруг. Скажем,
прототипом леди Макбет могла стать любая из тогдашних королев Англии или
Шотландии - Елизавета, Мария Тюдор или Мария Стюарт.
становились слишком легковерными, когда речь шла о преступлениях и
убийствах. Не имея точных свидетельств, не надеясь на установление истины,
иностранные послы, путешественники, летописцы, полемисты лихорадочно
хватались за любые слухи, становились жертвами малозначительных и не очень
достоверных пересудов. Так из неопределенности, таинственности, сплетен и
поклепов, которыми очень плотно была окружена фигура Роксоланы во время ее
жизни, уже для современников, в особенности же для потомков, эта женщина
предстала не только всемогущей, мудрой и необычной в своей судьбе, но и
преступной, этакой леди Макбет с Украины. Этому способствовали
непроверенные, а порой и просто выдуманные донесения из Царьграда
венецианских послов Наваджеро и Тревизано, письма австрийского посла
Бусбега, сообщения французского посла в Венеции де Сельва, лишенная какого
бы то ни было научного значения компиляция бургундца Николая Моффанского,
изданная во Франкфурте-на-Майне в 1584 году, и иллюстрированный труд
Буасарда <Жизнь и портреты турецких султанов> (Франкфурт-на-Майне, 1596).
Солак-заде (XVII ст.), которые свободно и пространно пересказывают
непроверенные слухи о коварстве Роксоланы, потому что не в традициях
мусульманских компиляторов было доискиваться истины тогда, когда речь шла
о женщине, да еще и чужестранке. Известно же, что когда складывается
какая-нибудь традиция, ломать ее уже никто не хочет. Уже в 1979 году в
Корнев Павел
Свержин Владимир
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Белов Вольф
Глуховский Дмитрий