тебе спасибо.
расширился горизонт. Морская поверхность, по которой сверкающей рябью
рассыпался легкий ветер, стала похожа на синий шелк, расшитый золотом
солнечных бликов. Безбрежный простор наполнился блеском
красок. Появились чайки, обрадовав невольных скитальцев вестью о близости
земли. Но "Бодрый", укачивая команду, по-прежнему находился в своем жутком
дрейфе. Ничего не изменилось к лучшему. От недостатка пищи и пресной воды,
от бессонных ночей и горьких дум люди похудели, стали вялыми, словно
внезапно пришла к ним дряхлая старость. И все же они не переставали
провалившимися глазами следить за горизонтом.
выкрикнул один из матросов, показывая рукой в сияющую даль.
другими на разные голоса. На горизонте, приближаясь, вырастали два белых
бездымных пятна. Проходили напряженные минуты, высказывались всевозможные
предположения, пока, ясно, как на акварели, не увидели надутые паруса. Это
были две китайские джонки. Подгоняемые легким ветром, они, казалось, держали
курс прямо на миноносец, неся исстрадавшимся морякам избавление.
сигнал бедствия. С палубы, с грот-мачты, с мостика матросы взмахами рук и
фуражек старались подозвать их к себе, а они не обращали на это внимание.
это слово и, хоть не понимали, что оно значит, но как можно громче
выкрикивали его на все лады. Это было похоже на разноголосый вопль горя и
отчаяния, как будто в эту минуту у каждого человека на миноносце отнимали
жизнь. Но джонки на сигнал и крики не отзывались. Комендор Смолин обратился
к командиру с просьбой:
джонку захватим на дрова. Раз они не хотят помочь нам по чести, то и нам
нечего с ними церемониться.
выстрела из кормовой пушки. Не помогло в это. Джонки, удаляясь на вест,
медленно скрылись в просторе моря.
один за другим показались еще два парусника. Но и они, несмотря на сигналы,
крик и холостые выстрелы с застывшего на якоре миноносца, не приблизились к
нему и без ответа ушли своим путем. Русский андреевский флаг, очевидно,
устрашал китайцев. В предыдущие дни для камбуза, чтобы приготовить обед,
жгли изоляцию кочегарных переборок от нагревания и сдирали щепу с обшивки
бортов. Но теперь и это подобралось. Матросы взяли из кают-компании три
стула и передали их коку Назарову:
"Шавейшан" осталось шестьдесят пять миль.
благоприятных дней, чтобы преодолеть, пользуясь только приливным течением,
такое пространство. За это время многие из команды будут выброшены за борт.
Но может разразиться такая встречная буря, под напором которой миноносец не
удержится даже на двух якорях, - он будет отброшен от берега на несколько
десятков миль. Тогда в лучшем случае, получив о нем сведения от китайцев,
японцы разыщут и возьмут в плен оставшуюся в живых часть команды, в худшем -
мертвый корабль, с мертвым экипажем будет долго носиться в
просторах. Об этом теперь говорили матросы. Один из них сделал вывод:
тишине раздался громкий голос минера Осадченко:
всех офицеров он самый жирный. Его первого изрубим на котлеты.
еще кое-кто без всякого жребия!
кают-компанию.
канатом и едва удерживался на якоре. Команда была в отчаянии. Офицеры, боясь
нападения, заперлись в кают-компании и перестали выходить на верхнюю палубу.
Матросы были предоставлены самим себе и что хотели, то и делали.
чем-то отравленные, сонно сидели или валялись в помещениях, некоторые
бесцельно, как лунатики, бродили по кораблю. Иногда кто-нибудь спрашивал:
и богов, угрожали кают-компании. Но на длительную ярость у истощенных людей
не хватало энергии - злоба спадала и наступало затишье. И опять можно было
слышать мирный, как в деревенской церкви, возглас:
тяжело раненные.
военном корабле, а на эстраде и разыгрывали нелепый спектакль.
твердый и решительный человек. Он же выполнял роль и вахтенного начальника.
Теперь все распоряжения по кораблю исходили только от Фомина.
вахту он без ведома командира приказал поднять на мачте два красных фонаря.
Излучая красный свет, они бросали в бурную тьму сигнал, что корабль терпит
бедствие, они безмолвно взывали о помощи. Усиливался ветер, ревела ночь,
вселяя в душу безнадежность. Море обдавало миноносец потоками шипящей воды.
Но многие из матросов, не обращая внимания на это, не уходили с верхней
палубы и, промокшие, всматривались во все стороны горизонта. Прохаживаясь по
мостику, напрягал свое зрение и боцман Фомин.
погода успокоится, то он вместе с мичманом Ломаном или с мичманом Зубовым и
пятью гребцами отправится на вельботе в далекий и рискованный путь искать
спасение для корабля и для самого себя. К отплытию у него уже были
приготовлены бочка воды и мешок сухарей. Целый день он провозился над
запайкой банок из-под парафина и прилаживанием их под сиденья вельбота,
чтобы этим увеличить его плавучесть.
следующего дня, он в десять часов сдал свою вахту минному квартирмейстеру
Бугоркову, а сам здесь же, на мостике, завернувшись в брезент, улегся спать.
Но не успел он сомкнуть глаза, как услышал знакомый голос:
посмотрели вдаль, откуда приближался белый огонек. Увидели его и другие
матросы и с радостью оповещали об этом друг друга. Бугорков, спустившись в
кают-компанию, взбудоражил новостью офицеров. Командир Иванов, направляясь
вслед за мичманами к мостику, боязливо оглядывался - не обман ли это со
стороны матросов, замысливших его убить. Но когда увидел отличительные огни
неизвестного судна (изумрудный и рубиновый), он взволнованно откашлялся, как
артист, прочищающий свое горло. Все матросы, исключая тяжело раненных,
заполнили верхнюю палубу. Слышался глухой говор. Из него можно было понять
лишь одно - чей бы корабль ни приблизился к "Бодрому", но наступает конец
мучительной жизни. С мостика командир Иванов зычно командовал:
фальшфееры!
взвились ракеты, пущенные комендором Ключегорским; рассыпаясь искрами, они
прорезали тьму, как две огненные змеи.
радуясь, разглядели небольшой коммерческий пароход. Оттуда кто-то в мегафон
прокричал по-английски. Но из русских офицеров никто не знал английского
языка. Ответили по-русски:
впустую - люди не понимали друг друга. Что делать? Как скорее растолковать
англичанам, что спасение людей "Бодрого" зависит только от них? Офицеры
растерянно суетились на мостике и беспомощно хватались за головы, с палубы
доносился ропот встревоженной команды. Все боялись, что англичане могут
рассердиться и уйти.
"Руси" рулевой, странный эстонец. В предыдущие дни, когда команда так
волновалась, он один ни во что не вмешивался и держался особняком,
совершенно спокойно, словно попал к себе
разговаривать, но он отмалчивался и невозмутимо разгуливал по палубе, как
турист. От него узнали лишь одно, что до войны он много плавал на
иностранных коммерческих судах. А такие моряки обычно говорят по-английски.
Несколько человек обратились к эстонцу. Предположения их оправдались. Он
неторопливо поднялся на мостик и взял в руки мегафон.
произнесенные эстонцем. С парохода что-то ответили ему.