говорит: "А у меня ракушка, дочка рыбака!" Дело в том, видите ли, что
раньше, по обычаю той страны, Эмли называли "прекрасная леди", но она
просила называть ее "дочка рыбака". Так, значит, девочка и говорит: "А у
меня ракушка, дочка рыбака!" И вдруг Эмли поняла эти слова! Залилась слезами
и ответила на тамошнем языке. И сразу все вспомнила!
паузы, - она задумала покинуть эту добрую женщину и вернуться на родину. К
тому времени муж этой женщины возвратился, и вдвоем они усадили ее на
небольшое торговое судно, шедшее в Ливорно, а оттуда во Францию. У Эмли были
кое-какие деньги, но эти люди согласились взять у нее лишь сущие пустяки за
все, что сделали. И я почти этому рад, хотя они были бедняки! То, что они
сделали, хранится там, где нет ни ржавчины, ни червей и куда не проберется
никакой вор. Это дороже всех сокровищ в мире, мистер Дэви.
поступила в гостиницу прислуживать путешествующим леди. И вдруг неожиданно
появился там этот гад. Лучше бы ему не попадаться мне на глаза... Не знаю,
что я с ним сделаю! Он-то ее не видел, но когда она его увидела, у нее
словно в голове помутилось от ужаса, и она сейчас же оттуда исчезла.
Направилась она в Англию и высадилась в Дувре.
изменять храбрость, но всю дорогу, пока она ехала в Англию, она думала
только о том, чтобы вернуться в родной дом. Как только она сошла на берег,
она отправилась в путь. Но страх, что ее не простят, страх, что на нее будут
показывать пальцами, страх, что она свела в могилу кого-то из нас, - словом,
разные страхи мешали ей идти дальше. "Дядя, мой дорогой дядя, - сказала она
мне, - больше всего я боялась, что недостойна совершить то, чего так
страстно желало мое истерзанное сердце! Я повернула назад, а мое сердце
молило о том, чтобы я прокралась ночью к родному порогу, поцеловала его,
приклонила здесь свою скверную голову, а утром нашли бы меня мертвой".
шепота. - Одинокая... никогда не бывала там... без гроша... молодая....
такая красивая... очутилась в Лондоне. И сразу ей удалось (так она думала)
найти друга. Какая-то скромная на вид женщина заговорила с ней и сказала,
что может достать ей сколько угодно портняжной работы, которая хорошо была
ей знакома, да кроме того, может приютить ее на ночь, а утром-де разузнает
обо мне и о том, как обстоят дела у нее дома. И вот... когда мое дитя, -
продолжал он громко, и чувство благодарности, охватившее его, так было
глубоко, что он задрожал, - стояла на самом краю пропасти, о чем я и думать
не могу спокойно, - в этот самый миг Марта - да благословит ее господь! -
спасла ее!
вы первый напомнили мне о ней. Благодарю вас, сэр! Она не отступилась. У нее
был горький опыт, и она звала, где искать и что делать. И она сделала все.
Господь ей помог. Бледная, запыхавшаяся, она пришла к Эмли, когда та спала.
И она сказала ей: "Вставай! То, что может случиться, хуже смерти. Идем со
мной!" Те, кто был в доме, пытались ее остановить, но с таким же успехом они
могли бы остановить море. "Прочь! Я - призрак! Я отвожу ее от края
разверстой могилы!" Она рассказала Эмли о встречах со мной и о том, что я
люблю ее и простил ее. Она помогла ей поскорей одеться. Она взяла ее под
руку, дрожащую, почти лишившуюся чувств. Она не обращала внимания на все,
что ей говорили, словно была глуха. Она прошла среди них вместе с моим
ребенком и думала только о ней и благополучно вывела ее поздней ночью
оттуда, со дна этой страшной, погибельной пропасти!
берясь рукой за грудь, которая высоко вздымалась. - Она ухаживала за моей
Эмли до вечера следующего дня, а та была без сознания и бредила. Потом она
пошла разыскивать меня, потом пошла разыскивать вас, мистер Дэви. Она не
сказала Эмли, куда идет, боясь, что мужество может ей изменить и она
попытается скрыться от нас. Не знаю, откуда стало известно этой жестокой
леди, где она находится. Может быть, человек, о котором я столько говорил,
случайно увидел, куда Марта привела Эмли, а может (верно так оно и было) он
сам узнал от той женщины, - об этом я не задумывался. Но племянницу я нашел!
Мало она говорила, хотя времени прошло много, и слезы ее надрывали мне
сердце, а я не мог наглядеться на дорогое мне лицо, лицо той, которая
выросла под моим кровом. Но всю ночь ее руки обвивали мою шею, а ее голова
покоилась вот здесь... И мы оба знали, что можем верить друг в друга до
конца жизни.
в ней такая сила, которая укрощает львов.
решила стать крестной матерью твоей сестры Бетси Тротвуд, которая меня
обманула... Но теперь я была бы рада больше всего, если бы стала крестной
матерью ребенка этой славной молодой женщины!
бабушки, но сам ничего не сказал о той, кого бабушка восхваляла. Мы все
сидели молча, погрузившись в размышления (бабушка вытирала глаза, и
всхлипывала, и смеялась, и называла себя дурой), пока я не прервал молчания.
мистера Пегготи. - Впрочем, едва ли об этом нужно спрашивать.
страны далеко отсюда. Мы будем жить за океаном.
лицо. - В Австралии никто не бросит упрека моей любимой девочке. Там мы
начнем новую жизнь.
о кораблях. Месяца через полтора или два отойдет парусное судно, - утром я
его видел и был на борту, - мы отправимся на нем.
всех ваших и так привязана к своей родине, что было бы нехорошо брать ее с
собой. А кроме того, остается человек на ее попечении, и этого нельзя
забывать.
сударыня, - обратился мистер Пегготи к бабушке, желая ей получше все
объяснить. - С ней ему легко и покойно, с ней он разговаривает охотно, а с
кем другим и рта не раскроет. У него так мало на свете осталось, нельзя его
лишать того, что еще есть...
Пегготи с озабоченным видом, но, по мере того как он говорил, лицо его
постепенно прояснялось. - Видите ли, когда миссис Гаммидж приходит на ум
вспоминать о старике, она не очень-то годится для компании. Между нами
говоря, мистер Дэви, и вы, сударыня, когда миссис Гаммидж начинает пускать
слезу, - Это по-нашему, по-простому, значит плакать, - ее могут назвать
брюзгой те, кто не знал старика. Но я-то ведь его знал, я-то знал, какой он
был хороший человек, и потому я ее понимаю, а с другими, видите ли, это не
так.
наверняка, но так может случиться, - немного... как бы сказать... ей
надоедает. Потому-то я не хочу, чтобы миссис Гаммидж жила с ними, ей
следовало бы найти "покрышку над головой", чтобы она уж там рыбачила сама
для себя ("покрышка над головой" означало на местном диалекте "дом", а
"рыбачить" - "заботиться"), а для этого я перед отъездом оставлю ей
маленькую пенсию, чтобы она ни в чем не нуждалась. Какой это преданный
человек - славная старушка, да к тому же совсем одинокая! В ее годы ей уже
не под силу выносить качку на корабле и скитаться по дремучим лесам в
далекой, необжитой стране. Вот как я собираюсь поступить с ней.
себе самом.
покое! - покуда мы не уедем, - продолжал он. - Ей ведь надо что-нибудь сшить
себе на дорогу. И я надеюсь, что она позабудет перенесенные мучения, если
снова очутится у своего дяди, который, хоть и грубоват, но так любит ее...
что разделяет эту надежду.
нагрудный карман, вытащил оттуда знакомый мне бумажный пакетик и разложил на
столе его содержимое. - Вот эти банковые билеты - в пятьдесят фунтов и в
десять. К ним я хочу приложить деньги, которые были у нее, когда она оттуда
ушла. Я ее спросил, сколько она с собою взяла (но не сказал, зачем
спрашиваю), и эти деньги добавил. Я не больно учен. Будьте добры, взгляните,
все ли правильно.
внимательно следил за мной, пока я просматривал запись. Все было совершенно
правильно.
возражаете, мистер Дэви, эти деньги я вложу перед отъездом в конверт и
надпишу его имя, а потом вложу этот конверт в другой, с адресом его матери.
Ей я напишу так же коротко, как сейчас говорю вам, что это за деньги, а
также о своем отъезде, так что вернуть их мне ей не придется.
уверен, что так надо сделать, раз он считает это правильным.
грустной улыбкой пряча пакетик в карман, - а их не одно, а два. Когда я