собой и не мучьте себя из-за меня теперь, когда я все знаю.
недоумением, не оставлявшими места для каких-нибудь других чувств. Потом он
схватил эту ручку, с такой любовью коснувшуюся его руки, и удержал ее.
я так страдал, борясь с чувством долга и сознанием своих обязанностей по
отношению к вам, я заставил и вас страдать, о чем узнаю из ваших слов!
Никогда, никогда, клянусь богом, не думал я о вас дурно, и всегда вы были
для меня самым светлым, чистым и святым воспоминанием моего детства и
юности. Всегда, с первого дня, я считал и до последнего дня буду считать ту
роль, какую вы играли в моей жизни, чем-то священным. О ней нельзя думать
иначе, как с величайшей серьезностью и почтением, и забыть о ней нельзя до
конца жизни. Снова видеть ваши глаза и слышать ваш голос, как в тот вечер,
когда мы расстались, - для меня это невыразимое счастье. А пользоваться на
правах брата вашей любовью и доверием было для меня величайшим и бесценным
даром!
лице, - почему чувство долга и сознание обязанностей по отношению ко мне
заставляет вас жертвовать всем этим?
руку, но по-прежнему смотрела на него пристально.
права брата. Я оставил здесь ребенка. И нашел женщину.
замолчать, и закрыла лицо руками.
меня оторваться от него, хотя бы это разбило мое сердце, - сказал Уолтер. -
Как бы посмел я сказать, что для меня вы - сестра?
всем, что делает завидным положение, для которого вы были рождены, -
продолжал Уолтер,- и если бы вы тогда в память дорогого прошлого назвали
меня братом, я, отделенный от вас большим расстоянием, мог бы отозваться на
это слово с полной уверенностью, что не оскорблю вашего невинного чувства.
Но здесь... и теперь!..
так несправедлива. Мне не с кем было посоветоваться. Я так одинока.
вам то, о чем никакие силы не заставили бы меня заговорить несколько минут
назад. Если бы я преуспевал, если бы у меня была возможность или надежда
вернуть вам положение, близкое к тому, какое вы занимали, я бы сказал вам,
что есть одно имя, которым вы могли бы меня назвать, вручив мне высшее право
защищать вас и беречь. Я бы сказал, что достоин этого имени только в силу
моей любви и уважения к вам и в силу того, что мое сердце отдано вам. Я бы
сказал вам, что только одно это право я могу принять от вас, и только оно
позволит мне охранять вас и лелеять... И будь у меня это право, я бы почитал
его столь великим и бесценным даром, что вся моя жизнь, полная безграничной
преданности и любви, была бы лишь скудной благодарностью за него.
вздымалась от рыданий.
чем понял, как это самонадеянно и безрассудно. Позвольте мне в последний раз
назвать вас этим именем, которое мне так дорого, и коснуться этой нежной
руки в доказательство того, что вы по-сестрински забудете о том, что я
сейчас сказал.
ласковый взгляд, улыбаясь ему сквозь слезы такой спокойной, ясной, тихой
улыбкой, заговорила с такой нежностью, что самые сокровенные струны его
сердца задрожали и взор затуманился.
хотела бы я это забыть. Вы... вы очень бедны?
чтобы заработать себе на жизнь. Теперь это мое призвание.
руку.
вас. Если вы позволите мне поехать с вами, Уолтер, я без всякого страха
поеду на край света. Мне нечем пожертвовать ради вас... мне не от чего
отказываться и некого покидать. Но вся моя любовь и вся моя жизнь будут
отданы вам, и если, умирая, я сохраню сознание и память, вместе с последним
вздохом с губ моих слетит ваше имя.
отвергнутая и не покинутая, она могла плакать на груди своего возлюбленного.
зачарованного слуха! Благословенны воскресные мир и тишина, сливающиеся с
покоем, охватившим их души, и освящающие воздух вокруг них! Благословенны
сумерки, подкрадывающиеся незаметно и окутывающие ее так ласково и
торжественно, когда она засыпает, словно убаюканное дитя, на груди, к
которой прильнула!
и нежностью на эти закрытые глаза, ибо во всем необъятном мире они ищут
теперь только тебя - только тебя!
уселся на стул, на котором до него сидел Уолтер, и смотрел вверх, на окно
под потолком, пока не угас день и не замерцали звезды. Он зажег свечу,
раскурил трубку, выкурил ее и с недоумением размышлял о том, что же это
происходит наверху и почему его не зовут пить чай.
достигло высшей степени.
разговор, моя красавица!
на его фраке и сказала, засматривая ему в лицо:
благодаря этому более отчетливо лицо Флоренс, он отодвинул свой стул и себя
вместе с ним, насколько это было возможно.
верно?
к окну под потолком.
напялив ее на голову, продел руку Флоренс под свою и снова повел ее наверх,
где почувствовал, что именно сейчас надлежит пошутить наилучшим образом.
причем его физиономия напоминала раскаленную сковороду. - Так, стало быть,
не может быть никаких других прав, не правда ли?
повторил за чаем по крайней мере раз сорок, полируя свою сияющую физиономию
рукавом фрака, а в промежутках вытирая голову носовым платком. Но при таком
положении дел он обрел еще более серьезный источник удовольствия, ибо без
конца повторял вполголоса, глядя с неизъяснимой радостью на Уолтера и
Флоренс:
имущество в совместное владение!
ГЛАВА LI
когда-нибудь о своей дочери и задает ли себе вопрос, куда она ушла? Полагает
ли он, что она вернулась домой и ведет прежний образ жизни в скучном доме?
Никто не может ответить за него. С тех пор он ни разу не произнес ее имени.
Домочадцы слишком боятся его, чтобы заговаривать о том, чего он решил не
касаться; а ту единственную особу, которая дерзает расспрашивать его, он
немедленно заставляет умолкнуть.
проскальзывая в комнату. - Ваша жена! Эта выскочка! Может ли быть, что
дошедшие до меня слухи справедливы? Вот как отблагодарила она вас за
беспримерную преданность ей, простиравшуюся, в чем я уверена, до того, что
ее капризам и высокомерию вы принесли в жертву даже своих родственников!
Бедный мой брат!
пригласили на званый обед, миссис Чик прибегает к услугам носового платка и
бросается на шею мистеру Домби. Но мистер Домби холодно отводит ее руки и
усаживает ее на стул.
расположения, но я хочу, чтобы в нашей беседе мы касались других предметов.
Когда я буду оплакивать свою судьбу, Луиза, или заявлю о том, что нуждаюсь в
утешении, вы можете предложить мне его, если вам угодно.
платком и покачивая головою, - мне известна ваша сила духа, и больше я ни
слова не скажу по поводу этого события, столь тягостного и возмутительного.