Сильвия когда-нибудь позаботиться оправдать такую фамилию!
рассудок, то есть выгода. Кокий шел в гору и благодаря некоторым жерт-
вам, которые он благоразумно принес одному из заправил влиятельной прес-
сы, без всякого труда смог украсить свою петлицу ленточкой, что сразу
подняло на пятьдесят процентов цену его флаконов.
рока лет придавала ей пышное великолепие нимф Иорданса; кровь слишком
бурно приливала ко лбу и груди, но Сильвия ничего не делала, чтобы охла-
дить ее пыл: в этом была одна из ее прелестей. От всего ее существа, как
и от платоядных глаз, исходило сладострастие, - она точно купалась в
нем, блистательно обнаженная. Сильвия рассматривала себя в зеркало - и
тут никакого тумана во взгляде!
ленького капрала", производящего смотр солдатам, мерили ее всю с головы
до ног; она не без иронии вспоминала прежнюю безгрудую Сильвию, худую
двадцатилетнюю кошечку, и пыталась найти ее формы в этих пышных плечах,
во фруктовом саду этой груди, - прекрасный сбор, полноватые корзины; она
выставляла плоды напоказ, не стараясь прикрыть их горделивую полноту.
Создавая моду, которая требовала, чтобы женщины отказались от округлос-
тей спереди и сзади, Сильвия была, однако, достаточно уверена в самой
себе и бросала этой моде вызов. Другие как хотят! Пусть Венеры будут
беззадыми! "Тебе снимут, дорогая моя, что хочешь". Только не даром! Са-
мое скромное из дезабилье, которыми она торговала, стоило столько, что
на эти деньги можно было одеть целую семью. Аннета помогала ей украшать
модели платьев знаменитыми именами, позаимствованными у красавиц Прима-
тиччо в Фонтенбло (цена от этого повышалась). Забавы ради Аннета даже
иногда по памяти рисовала их портреты. Сильвия рассыпалась в преувели-
ченных похвалах; она утверждала, что истинное призвание Аннеты - стоять
во главе художественной мастерской или же - при ее организованности, при
ее умении поддерживать порядок - замещать Сильвию в новых отделениях,
которые фирма, расширяясь, предполагала открыть в разных районах Парижа.
бы ни были пленительны ароматы созвездия, все же этот караван-сарай туа-
летов и сладострастия издавал запах, слишком крепкий для Аннеты. Она не
осуждала Сильвию за ее способ сколачивать себе состояние. Но ей не хоте-
лось иметь свою долю в этих деньгах; для ее гордости было достаточно
чувствительно уже то, что ей все же пришлось принять коекакие крохи: она
не будет знать покоя до тех пор, пока не вернет их.
ром в коридоре магазина флаконный Наполеон позволил "себе с ней некото-
рые вольности. " Правда, он не смог зайти далеко, потому что его сразу
же заставили бить отбой. Презрение вычеркнуло этот случай из памяти Ан-
неты, но оскорбленное тело не прощало. У женщины, которая никогда не от-
дается наполовину, тело гордо и злопамятнее рассудка.
сыну она предоставила свободу. Она считала себя не вправе мешать ему,
если бы он захотел принять помощь от Сильвии. В его возрасте он сам дол-
жен отвечать за себя. Так Аннета ему и сказала, стараясь не бросать тени
на сестру, чтобы не повлиять на решение Марка. Но проницательный Марк
угадывал мысли матери: они были ему близки. Он понимал, он одобрял в
глубине души эту спокойную непримиримость. Однако он был не расположен
подражать ей. Во всяком случае, не сейчас. Марк не представлял себе, по-
чему он должен отказаться, когда ему предлагают яблоко, почему нельзя
вонзить в него зубы, почему не познать этот мир, полный приключений. Он
прекрасно понимал, что разок укусить - это ни к чему не обязывает. Но
недоверчивый мальчик (он не хуже матери знал захватчицу Сильвию, знал,
на какие хитрости она бывает способна, когда ей надо завладеть кем-ни-
будь) заранее взял себе за правило принимать от нее как можно меньше:
ведь его тетка никогда не забывала о деньгах, даже если давала их тем,
кого любила... О, конечно, она дорожила не деньгами, а возможностью кое-
что получить за них! Ей приятно было думать, что благодаря долгу ей при-
надлежат те, кого она любит, те, кто ей нужен. Никогда в жизни она бы им
о долгах не напомнила, но она рассчитывала, что они сами помнят. Это бы-
ло как бы тайным соглашением, подписанным с нею; пусть они признают дол-
ги хотя бы молча, - ничего больше она и не хотела. И в то же время она
хотела слишком многого. Именно это меньше всего мог стерпеть мальчик,
тяготившийся всякой уздой. В стойло он не пойдет.
покинет стремление к независимости. И ее подвижной рот заранее лукаво
улыбался невидимой кинокартине, которую она развертывала перед своим
мысленным взором: подобрав юбки, Сильвия ловит рыбу; она закидывает
удочку, а маленькая рыбка, любопытная, но подозрительная, трется пастью
о крючок, а затем с презрением уплывает прочь. Поплавок вздрагивает.
Леска натягивается. Настороженная рука резким движением подсекает. Крю-
чок пуст. Наживка пропала. Рыбка тоже пропала. Аннета смеется, представ-
ляя себе сморщенный нос Сильвии: она знает гримасу раздражения и досады,
которая появляется у сестры, когда кто-нибудь противится ее желаниям.
ет:
ченное, хмурое, вечно настороженное, точно весь мир только о том и дума-
ет, как бы его проглотить, и говорит:
лях Парижа. А ведь она уезжает, это решено. Подвернулся неожиданный слу-
чай, и она за него ухватилась. Испробовав разные способы заработать
деньги - переписку, беготню по поручениям, этикетки для магазинов, вы-
писки в библиотеках для одного писателя, который изготовлял биографичес-
кие романы (она приносила ему документы, и он их искажал, чтобы развлечь
публику за счет героя, распутника с расшатанными нервами, смешного шута
из шекспировского цирка, ибо новый класс потребителей - невежественные и
праздные сплетники - представлял себе историю именно в таком виде: как
сборник бабьих сплетен), Аннета зря избегала Париж и натерла себе мозо-
ли, - вот и весь толк. Но несколько недель назад она получила, наконец,
место секретарши и кассирши в гостинице, в районе площади Звезды. Долго
она бы там не продержалась: к стыду своему, она убедилась, что всего ее
образования недостаточно, чтобы разобраться в путанице бухгалтерских
книг. Но в конторе она познакомилась с одной румынской семьей, которая в
нее влюбилась. Едва обменявшись с Аннетой несколькими словами, все три
барышни воспылали к ней страстью; они тотчас поверили ей все тайны своих
сердечек. Мать тоже не скрывала своих тайн, а кроме того, советовалась с
ней насчет магазинов, туалетов и косметики, - это было царство Сильвии,
в которое Аннета и ввела их (подобное родство прибавило немало блеска к
обаянию Аннеты). И даже отец посвятил ее в свои любовные похождения и
спрашивал у нее совета насчет искусства нравиться парижанкам. Довольно
видный мужчина, с круглым черепом, с кожей цвета ореховой кожуры, подк-
рашенной охрой и желчью, с глазами, непроницаемыми, как черная топь, в
которой можно увязнуть, с низким лбом, коротким подбородком и мощной ше-
ей, он отличался жеманством манер и страшно твердо выговаривал "р". Это
был крупный помещик из Валахии, принадлежавший к одному из кланов фео-
дальной буржуазии, эксплуатировавшей страну. Он был делегирован своей
бандой в Репарационную комиссию. Но произошли внезапные колебания в по-
литике, и места у кормушки заняли другие. Фердинанд Ботилеску, изрядно
подкормившись, еще с соломой на губах, возвращался с семьей в Бухарест.
Внезапно им пришло в голову вместе с чемоданами тряпок, которые они уво-
зили из Парижа, прихватить и Аннету. Ее ум, ее непререкаемый вкус пари-
жанки, ее разносторонний жизненный опыт, ее прелестная, свободная манера
держаться, прирожденное уменье вести беседу - все это было предметом их
тайного восхищения и зависти. Меньше чем за неделю они пришли к убежде-
нию, что Аннета является для них приобретением, без которого они не мо-
гут обойтись. Однажды вечером барышни с шумом бросились ей на шею, сме-
ясь и плача одновременно, звонко целуя ее и щебеча, что они не могут с
ней расстаться. Отец предложил ей сопровождать жену и дочерей в качестве
гувернантки, подруги, учительницы, компаньонки. Ее обязанности были
расплывчаты, - а предложенные ей условия хотя и щедры, но тоже недоста-
точно определенны. Однако все это было преподнесено с такой сердеч-
ностью, что Аннета, которая стремилась покинуть Париж, ухватилась за
этот случай. Она не осталась равнодушной к бурным проявлениям любви трех
пылких девушек, которые обнажали перед ней свои душевные мирки - и при-
митивные и сложные. Их неумеренная экспансивность составляла счастливый
контраст со скрытным характером Марка и со сдержанностью, которую Аннета
сама старалась сохранять в отношениях с сыном.
Но ничего не поделаешь. Тот не человек, кто боится риска. Кто говорит
"жизнь", тот говорит "смерть". Это не прекращающийся ни на миг поединок.
души, до самого дна. В ее ясных глазах он видит себя обнаженным, у него
инстинктивно вырывается резкое движение, точно ему хочется прикрыть
стыдные места своих мыслей. Но она их увидела... Слишком поздно! Он
раздраженно втягивает ноздри и весь подбирается. Она говорит ему:
вижу, я тебя понимаю, не оправдывайся! Ты меня любишь, но тебе нужна
свобода. Это законно. Постоянный свидетель стесняет тебя... Я тебя осво-
божу. Ты сможешь сам приобретать опыт в жизни. Присутствие посторонних
излишне - пусть они освободят место! Ошибки лучше делать без публики...
Ну так вот, иди и делай ошибки! Ты знаешь не хуже меня, что за жизненный
опыт тебе не раз придется расплачиваться... Старайся только, чтобы за
него не платили другие! Да, мой мальчик, мы беседуем с тобой, как старые