же их еще назвать? Только мы и о них ничего не знаем и не узнаем. А если
22-х летний Аркадий Белинков садится в тюрьму за свой первый роман "Черновик
чувств" (1943), не напечатанный, конечно, -- а потом в лагере пишет еще (но
на грани умирания доверяет стукачу Кермайеру и получает новый срок) --
неужели мы откажем ему в звании политического?
партию с программой и уставом. Многих расстреляли. Рассказал об этом Арон
Левин, получивший 25 лет. Вот и всё, придорожный столбик.
несравненно большие, чем прежним революционерам, это и доказывать не надо.
Прежде за большие действия присуждались лёгкие наказания, и революционеры не
должны были быть уж так смелы: в случае провала они рисковали только собой
(не семьей!), и даже не головой, а -- небольшим сроком.
голубей гонять, не получишь и трёх месяцев срока. Но когда пять мальчиков
группы Владимира Гершуни готовят листовки: "наше правительство
скомпрометировало себя" -- на это нужна примерно та же решимость, что пяти
мальчикам группы Александра Ульянова для покушения на царя.
Ленинске-Кузнецке -- единственная мужская школа. С 9-го класса пятеро
мальчиков (Миша Бакст, их комсорг; Толя Тарантин, тоже комсомольский
активист; Велвел Рейхтман, Николай Конев и Юрий Аниканов) теряют
беззаботность. Они не терзаются девочками, ни <модными> танцами, они
оглядываются на дикость и пьянство в своём городе и долбят, и листают свой
учебник истории, пытаясь как-то связать, сопоставить. Перейдя в 10 класс,
перед выборами в местные советы (1950 год), они печатными буквами выводят
свою первую (и последнюю) простоватую листовку:
умирали наши деды, отцы и братья? Мы работаем -- а получаем жалкие гроши, да
и те зажимают... Почитай и подумай о своей жизни..."
у них был -- цикл таких листовок и сделать гектограф самим.)
хлебного мякиша, другой -- на них листовку.
заполнить анкеты печатным почерком. *(16) Умолял директор не арестовывать их
до конца учебного года. Сидя уже под следствием, мальчишки больше всего
жалели, что не побывают на собственном выпускном вечере. "Кто руководил
вами, сознайтесь!" (Не могли поверить гебисты, что у мальчиков открылась
простая совесть -- ведь случай невероятный, ведь жизнь дана один раз, зачем
же [задумываться?]) Карцеры, ночные допросы, стояния. Закрытое (уж конечно)
заседание Облсуда. *(17) Жалкие защитники, растерянные заседатели, грозный
прокурор Трутнев (!). Всем -- по 10 и по 8 лет, и всех, семнадцатилетних, --
в Особлаги.
политруках!
люди письменные, и кому удалось уцелеть, те уж наверно приготовили подробные
мемуары и опишут свою драматическую эпопею полней и точней, чем смог бы я.
всего опыта прежних революционеров, только ГПУ, стоявшее против них, не было
таким лопоухим, как царская охранка. Не знаю, готовились ли они к той
тотальной гибели, которую определил им Сталин, или еще думали, что кончится
шутками и примирением. Во всяком случае, они были мужественные люди.
(Опасаюсь, впрочем, что придя ко власти, они принесли бы нам безумие не
лучшее, чем Сталин.) Заметим, что и в 30-х годах, когда уже подходило им под
шею, они считали для себя всякий контакт с социалистами -- изменой и
позором, и поэтому в изоляторах держались отчужденно, даже не передавали
через себя тюремную почту социалистов (ведь они считали себя ленинцами).
Жена И. Н. Смирнова (уже после его расстрела) избегала общаться с
социалистами "чтобы не видел надзор" (т. е. как бы -- глаза компартии)!
лагерных условиях была излишняя суетливость, отчего появился оттенок
трагического комизма. В телячьих эшелонах от Москвы до Колымы они
договаривали "о нелегальных связях, паролях" -- а их рассовали по разным
лагпунктам и разным бригадам.
переводят на штрафной. Что делать? "Хорошо законспирированная комячейка"
обсуждает. Забастовать? Но это значило бы клюнуть на провокацию. Нас хотят
вызвать на провокацию, а мы -- мы гордо выйдем на работу и без пайка!
Выйдем, а работать будем по-штрафному. *(18)
тряпки или древесным углем красят белые. Утром 7 ноября они намерены на всех
палатках вывесить чёрные траурные флаги, а на разводе петь "Интернационал",
крепко взявшись за руки и не впуская в свои ряды конвойных и надзирателей.
Допеть, несмотря ни на что! После этого ни за что не выходить из зоны на
работу! Выкрикивать лозунги: "Долой фашизм!" "Да здравствует ленинизм!" "Да
здравствует великая Октябрьская социалистическая революция!"
становящаяся смешной...
ноября, увозят на прииск "Юбилейный" и там изолируют на праздники. Из
закрытых палаток (откуда им запрещено выходить), они поют "Интернационал", а
работяги "Юбилейного" тем временем выходят на работу. (Да и среди поющих
раскол: тут есть и несправедливо посаженные коммунисты, они отходят в
сторону, "Интернационала" не поют, показывая молчанием свою правоверность.)
утешался Александр Боярчиков. Ложное утешение. А кого не держали?..
голодовка-забастовка по всей воркутской линии лагерей. (Перед тем еще где-то
на Колыме, кажется 100-дневная: они требовали вместо лагерей вольного
поселения, и [выиграли] -- им обещали, они сняли голодовку, их
рассредоточили по разным лагерям и постепенно уничтожили.) Сведения о
воркутской голодовке у меня противоречивые. Примерно вот так.
питали, но они не снимали голодовки). Было несколько смертей от голода. Их
требования были:
сахара и масла "потому что скормили троцкистам" -- приём, достойный голубых
фуражек! В марте 1937 г. пришла телеграмма из Москвы: требования голодающих
полностью приняты! Голодовка закончилась. Беспомощные лагерники, как они
могли добиться исполнения? А их обманули -- не выполнили ни одного.
(Западному человеку ни поверить, ни понять нельзя, чтобы так можно было
сделать. А у нас в этом вся история.) Напротив, всех участников голодовки
стали пропускать через оперчекотделы и предъявляли обвинение в продолжении
контрреволюционной деятельности.
это часть предыдущей). Здесь участвовало 170 человек, некоторые из них
известны поименно: староста голодовки Михаил Шапиро, бывший рабочий
Харьковского ВЭФ; Дмитрий Куриневский из киевского обкома комсомола; Иванов
-- бывший командир эскадры сторожевых кораблей в Балтфлоте;
Орлов-Каменецкий; Михаил Андрее'вич; Полевой-Генкин; В. В. Верап, редактор
тбилисской "Зари Востока"; Сократ Геверкян, секретарь ЦК Армении; Григорий
Золотников, профессор истории; его жена.
Верхне-Уральском изоляторе. Большой неожиданностью -- приятной для
голодающих и неприятной для начальства, было присоединение к голодовке еще и
двадцати у'рок во главе с паханом по кличке [Москва] (в том лагере он
известен был своей ночной выходкой: забрался в кабинет начальника лагеря и
оправился на его столе. Нашему бы брату -- расстрел, ему -- только укоризна:
наверно классовый враг подучил?) Эти-то двадцать блатных только и огорчали
начальство, а "голодовочному активу" социально-чуждых начальник
оперчекистского отдела Воркутлага Узков говорил, издеваясь:
умереть. Впрочем, после половины голодовки добрались до их
люмпен-пролетарского сознания, они откололись, и пахан Москва по лагерному
радио объяснил, что его попутали троцкисты.
подали заявку и список.
пузырей они не оставили на поверхности?
несли ему хлеб и табак: погадай и мне!