розами; в ночи они обвораживают друг друга взглядом, в который вкладывают
все свое сердце, они шепчут, они лепечут, и в это самое время необъятное,
равномерное движение светил полнит бесконечность.
Глава вторая. УПОЕНИЕ ПОЛНЫМ СЧАСТЬЕМ
опустошавшей Париж именно в этот месяц. Они доверили друг другу все, что
только могли, но это "все" почти не заходило дальше сообщения имен. Мариус
сказал Козетте, что он сирота, что его зовут Мариус Понмерси, что он
адвокат, что он живет писанием статей для книготорговцев, что его отец был
полковник, герой, и что он, Мариус, поссорился со своим дедом, богачом. Еще
он сказал, что он барон, но это не произвело никакого впечатления на
Козетту. Мариус - барон? Она не поняла. Она не знала, что это значит. Мариус
был Мариус. О себе же она рассказала, что воспитывалась в монастыре Малый
Пикпюс, что у нее, как и у него, мать умерла, что ее отца зовут Фошлеван,
что он очень добрый и много помогает беднякам, но сам беден и ограничивает
себя во всем, не ограничивая ее, Козетту, ни в чем.
жизнь Мариуса с тех пор, как он увидел Козетту, прошлое, даже недавнее,
стало таким смутным и далеким для него, что все рассказанное ему Козеттой
вполне его удовлетворяло. Он даже не подумал рассказать ей о ночном
приключении в лачуге, о Тенардье, об ожоге, странном поведении и непонятном
бегстве ее отца. Мариус мгновенно забыл все это; вечером он даже не помнил о
том, что делал утром, где завтракал, с кем разговаривал; в его ушах звучали
мелодии, делавшие его глухим ко всему остальному, он существовал только в те
часы, когда видел Козетту. И тогда, обретая небо, он совершенно естественно
забывал землю. Истомленные, они оба несли непостижимое бремя бесплотных
наслаждений. Так живут сомнамбулы, которых называют влюбленными.
эти небеса, и зачем жизнь продолжается дальше?
всего остального. Потребуйте-ка логики у страсти! В человеческом сердце так
же трудно обнаружить безупречную логическую связь, как совершенную
геометрическую фигуру в небесном механизме. Для Козетты и Мариуса не
существовало ничего, кроме Мариуса и Козетты. Весь мир вокруг них рухнул в
пустоту. Они жили золотым мгновением. Не было ничего впереди, ничего позади.
Мариус с трудом представлял себе, что у Козетты есть отец. Память его
затмилась, что свойственно ослеплению. О чем же разговаривали влюбленные? Мы
уже знаем: о цветах, о ласточках, о солнечном закате, о восходящей луне, о
всяких важных вещах. Они сказали друг другу все, за исключением
"остального". Для влюбленных "остальное" - ничто. А отец, действительная
жизнь, трущоба, бандиты, недавнее приключение - к чему это? И так ли уж он
уверен, что тот кошмар был реальностью? Они были вдвоем, обожали друг друга,
вот и все. Ничего другого и не было. Возможно, ад исчезает позади нас
оттого, что мы достигли рая. Разве мы видели демонов? Разве они существуют?
Разве мы дрожали от ужаса? Разве мы страдали? Об этом мы уже не помним.
Розовая дымка застилает все.
неправдоподобностью, которая встречается в природе: ни в надире, ни в
зените, между человеком и серафимом, над земною грязью, под самым эфиром, в
облаке; почти бесплотные, сама душа, само упоение; уже слишком вознесенные,
чтобы ходить по земле, еще слишком обремененные естеством, чтобы исчезнуть в
лазури, подобные атомам, которые находятся во взвешенном состоянии перед тем
как осесть; они жили, казалось, вне судьбы, не зная обычной колеи -вчера,
сегодня, завтра; зачарованные, изнемогающие, парящие; порой такие легкие,
что могли унестись в бесконечное пространство; почти готовые к полету в
вечность.
сон действительности, усыпленной идеалом!
присутствии. Закрыть глаза - это лучший способ видеть душу.
Они считали, что уже достигли конца пути. У людей странное притязание: они
хотят, чтобы любовь вела их куда-нибудь.
Глава третья. ПЕРВЫЕ ТЕНИ
Вальжана было довольно, чтобы чувствовать себя счастливым. Ее мысли, ее
сердечные тревоги, образ Мариуса, наполнявший ее душу, нисколько не
отразились на несравненной чистоте ее прекрасного лица, невинного и
улыбающегося. Она была в том возрасте, когда девушка несет свою любовь, как
ангел лилию. Итак, Жан Вальжан был спокоен. Кроме того, когда между
влюбленными царит согласие, все идет очень хорошо; кто-нибудь третий, кто
мог бы смутить их любовь, находится в совершенном заблуждении благодаря
мелким предосторожностям, всегда одинаковым у всех влюбленных. Так, Козетта
никогда не возражала Жану Вальжану. Он хочет прогуляться? Прекрасно,
папочка. Он хочет остаться дома? Отлично. Он хочет провести вечер с
Козеттой? Она счастлива. Обычно он уходил к себе в десять часов вечера,
поэтому Мариус появлялся в саду не раньше этого часа, услышав, как Козетта
открывает застекленную дверь. Разумеется, днем Мариуса здесь никогда не
видели. Жан Вальжан позабыл о существовании Мариуса. Только раз, утром, он
сказал Козетте: "У тебя спина в чем-то белом!" Накануне вечером Мариус, в
порыве восторга, обнял Козетту, и она нечаянно прислонилась к стене.
помышляя лишь о сне; она тоже ни о чем не догадывалась.
чтобы их не услышали и не увидели с улицы, они всегда укрывались в
углублении возле крыльца и сидели там; часто вместо беседы они
довольствовались тем, что раз двадцать в минуту пожимали друг другу руки,
глядя на ветки деревьев. Если бы в эти мгновенья молния ударила в тридцати
шагах от них, то они бы этого не заметили -так глубоко грезы одного
погружались в грезы другого.
одинаковы. Такая любовь-это вихрь лилейных лепестков и голубиных перьев.
уходя, тщательно вправлял прут от железной решетки на место, так что в ней
не было заметно ни малейшего изъяна.
Баорелю:
говорил Мариусу:
рая на лице Мариуса; неземные страсти были ему непонятны, они выводили его
из терпения, и порой он предъявлял Мариусу требование вернуться к
действительности.
царстве грез, в округе заблуждений, в столице Мыльные пузыри. Ну будь же
добрым малым, скажи, как ее зовут?
вырвать себе ногти, чем произнес бы один из грех священных слогов,
составлявших волшебное имя -Козетта. Истинная любовь лучиста, как заря, и
безмолвна, как могила. Однако Курфейрак видел в Мариусе новое: его сияющую
счастьем молчаливость.
блаженство.
наслаждением сказать потом "ты";
которых им не было никакого дела, - лишнее доказательство того, что в
восхитительной опере, которая зовется любовью, либретто почти ничего не
значит;
Вавилонской улице;
Инвалидов; по-обыкновению, он шел, опустив голову; собираясь свернуть на
улицу Плюме, он услышал, как кто-то сказал совсем близко от него:
об этой девушке с того самого дня, когда она привела его на улицу Плюме; он
ее больше не видел, и она исчезла из его памяти. Обязанный ей своим
Афанасьев Роман
Флинт Эрик
Прозоров Александр
Русанов Владислав
Посняков Андрей
Орлов Алекс