Чтение 168–й страницы книги ~Жюльетта~

- Однако этот глава уважает ее не более, чем я, - отвечала я, - потому
что знает, чего она стоит, и уважает лишь прибыль, которую она ему приносит.
Я знаю, друг мой, что будь ваша воля, вы бы поступали так же жестоко с
врагами религии, за счет которой жиреете.
- Вы правы, Жюльетта: нетерпимость - это основополагающий принцип
Церкви без непререкаемой суровости ее храмы скоро пришли бы в запустение, и
там, где не уважается закон, должен опуститься меч.
- О, жестокий Браски!
- А как иначе можно царствовать? Власть князей зиждется на общественном
мнении, достаточно ему измениться, и с властителями будет покончено.
Единственное их средство поддерживать порядок заключается в том, чтобы
терроризировать народ, внушать страх и держать население в невежестве -
только тогда пигмеи могут оказаться гигантами.
- Ах, Браски, я уже говорила вам, что люди начинают прозревать, дни
тиранов сочтены, скипетры властителей и оковы, которые они надевают на
людей, - все будет брошено на алтари Свободы, ведь даже могучий кедр падает
под покровом северного ветра. Деспотизм слишком долго угнетал людей, поэтому
они вот-вот должны проснуться и выпрямиться, и тогда по всей Европе будет
бушевать всеобщая революция все рухнет - и священные алтари и троны, - и в
освободившемся пространстве появятся новые Бруты и новые Катоны.
Между тем мы продолжали идти по бесчисленным залам, и Браски начал
объяснять:
- Осмотреть все это практически не представляется возможным дворец
содержит четыре тысячи четыреста двадцать две комнаты, двадцать два
внутренних двора и огромные сады. Давайте пройдем сюда, - и папа провел меня
на балкон, расположенный под прихожей базилики Святого Петра. - Вот отсюда я
благословляю мир, здесь я отлучаю от церкви королей и объявляю
недействительными вассальные обеты.
- Бедный мой лицедей, не очень-то надежна ваша сцена, которая покоится
на абсурде, и очень скоро философия разрушит ваш театр.
Оттуда мы прошли в знаменитую художественную галерею. В целом мире нет
более длинной залы - даже галерея Лувра не может сравниться с ней, - и ни
одна не содержит такой богатой коллекции прекрасной живописи. Рассматривая
полотно, на котором изображен Святой Петр с тремя ключами, я заметила его
святейшеству:
- Это еще один памятник вашей гордыни?
- Это символ, - объяснил Браски, - символ неограниченной власти,
которую вручили сами себе Григорий VII и Бонифаций VIII.
- Святой отец, - обратилась я к престарелому викарию, - откажитесь от
этих символов, вложите в руку своему ключнику кнут, оголите свой досточтимый
зад для порки и пригласите живописца - так, по крайней мере, вы прославитесь
тем, что возвестите миру истину.
Осмотрев галерею, мы перешли в библиотеку, устроенную в виде буквы "Т",
где я увидела великое множество шкафов, но в них, было на удивление мало
книг.
- Все фальшиво в вашем доме, - заметила я, поворачиваясь к Браски, -
каждые три из четырех книжных шкафов вы держите закрытыми, чтобы не была
видна их пустота. И вообще, ваш девиз - обман и мошенничество.
На одной из полок я нашла редкий манускрипт Теренция, где перед текстом
каждой пьесы были нарисованы маски, которые должны были надевать актеры. К
немалому своему удовольствию я увидела также оригиналы писем Генриха VIII к
Анне Болейн, этой блуднице, в которую он был влюблен и на которой женился
несмотря на запрет папы, а случилось это в достопамятные времена английской
Реформации.
Вслед за тем мы опустились в сады, где пышно расцветали апельсиновые и
миртовые деревья и журчали фонтаны.
- В другой части дворца, где и завершится наша экскурсия, - сказал
святой отец, - содержатся предметы сладострастия обоего пола они живут за
решетками, и некоторых мы увидим на ужине, который я вам обещал.
- Так вы держите их в клетках? - восхитилась я. - Мне кажется, у них не
очень сладкая жизнь. Вы, наверное, и наказываете их?
- Человек неизбежно делается суровым, когда годами живет в таком
окружении, - согласился добрейший Браски. - Для мужчины моего возраста нет
слаще удовольствия, чем жестокость, и я признаю, что ставлю его превыше всех
прочих.
- Если вы подвергаете их порке, так потому лишь, что вы жестокий
человек флагелляция для распутника - это отдушина для его жестокости: будь
он более дерзким, он выражал бы ее другими способами.
- Иногда я бываю очень дерзким, Жюльетта, - обрадованно откликнулся
святой отец, - и вы скоро, очень скоро убедитесь в этом.
- Друг мой, не забывайте, что я желаю осмотреть и сокровища. И они,
должно быть, несметны, ведь о вашей алчности ходят легенды. Я тоже грешу
этим пороком и с радостью погрузила бы руки в груду этих сверкающих,
свежеотчеканенных монет, которые настолько приятны на вид и на ощупь.
- Мы недалеко от того места, где они хранятся, - сказал папа, увлекая
меня в полутемный коридор. Мы подошли к маленькой железной двери, которую он
открыл большим ключом. - Здесь все, чем владеет Святой Престол, - продолжал
мой проводник, когда мы вошли в комнату с низким сводом, в центре которой
стояли сундуки, содержащие луидоры и цехины - миллионов
пятьдесят-шестьдесят, никак не меньше. - Боюсь, что я растратил больше, чем
внес в сокровищницу. Кстати, ее основал Сикст V в назидание потомкам, как
зримое свидетельство глупости христиан.
- Если ваша тиара не дает никакого наследства, - заметила я, - очень
глупо с вашей стороны накапливать эти богатства на вашем месте я бы давно
их растранжирила. Раздавайте их своим друзьям, умножайте свои удовольствия,
наслаждайтесь, пока есть возможность: ведь все это достанется победителям. Я
всерьез предсказываю вам, святой отец, что один или несколько объединившихся
свободолюбивых народов, уставших от монархического гнета, сметут вас с лица
земли как бы ни было неприятно вам слышать эти слова, знайте, что вы, судя
по всему, последний папа Римской Церкви. - А что я могу взять себе отсюда?
- Тысячу цехинов.
- Тысячу цехинов! Бедняга! Я сейчас набью все свои карманы и выйду
отсюда с золотом, которое будет весить в три раза больше, чем я. Или вы так
дешево оцениваете женщину, обладающую столькими достоинствами?
С этими словами я запустила в золото обе руки.
- Погодите, дорогая, не стоит утруждать себя лучше я дам вам документ
на десять тысяч цехинов, которые вы получите у моего казначея.
- Такая щедрость совсем не вдохновляет меня, - надула я губы, - ведь вы
имеете дело с самой Венерой.
Как бы то ни было, покидая комнату сокровищ, воспользовавшись тусклым
освещением, которое благоприятствовало моим планам, я умудрилась сделать с
ключа слепок при помощи кусочка воска, приготовленного для этой цели. Браски
был погружен в свои мысли и ничего не заметил, и мы возвратились в
апартаменты, где он меня принял.
- Жюльетта, - начал папа, - хотя выполнено только одно из ваших
условий, думаю, вы удовлетворены, теперь покажите, чем вы удовлетворите
меня.
При этом старый развратник принялся развязывать тесемки моих нижних
юбок {Близкие мои друзья знают, что в путешествиях по Италии меня
сопровождала исключительно привлекательная и приятная во всех отношениях
дама, что следуя своим порочным философским принципам, я представила эту
особу великому герцогу Тасканскому, наместнику Христа, княгине Боргезе, их
королевским величествам королю и королеве Неаполя. Поэтому они уверены в
том, что все, касающееся сладострастной стороны путешествия, - чистая
правда, что я описала обычные привычки и характерные особенности упоминаемых
лиц, и что, будь они свидетелями этих эпизодов, они не смогли бы их
представить более живо и правдиво. Пользуясь случаем, я заверяю читателя,
что то же самое относится и к описательной стороне моего рассказа, который
не выдуман от слова до слова. (Прим. автора)}.
- Но как быть с прочими условиями?
- Коль скоро я сдержал свое слово по первому пункту нашего уговора,
Жюльетта, можете не сомневаться, что я не обману вас и в остальном.
Тем временем старый хрыч уже приступил к делу: положил меня грудью на
софу и, опустившись на одно колено, внимательно разглядывал главный предмет
своего вожделения.
- Он великолепен, - объявил он через некоторое время. - Альбани много
рассказывал о нем, но я никак не ожидал увидеть такую красоту.
Поцелуи первосвященника становились все жарче его язык сновал по краю
жерла, потом затрепетал внутри, и я увидела, что одна его рука потянулась к
тому месту, где находились остатки его мужской силы. Мне вдруг страстно
захотелось увидеть фаллос папы, я едва не вывернула себе шею, но в таком
неудобном положении мне ничего не было видно. Тогда я решила сменить позу.
- Если вы позволите потревожить вас, мы устроимся поудобнее, и я
облегчу вашу задачу, не затронув при этом вашей чести.
Я помогла ему лечь на софу, уселась на его лицо и, наклонившись вперед,
в одну руку взяла его член, другую просунула под ягодицы и нащупала пальцем
анус. Эти манипуляции позволили мне как следует рассмотреть тело святого
отца, и я постараюсь, насколько сумею, описать то, что увидела.
Браски был толстый, с отвислыми, но все еще упругими ягодицами,
настолько огрубевшими и отвердевшими от долгой привычки принимать побои, что
острие ножа скорее проникло бы в шкуру моржа, нежели в его полушария задний
проход его был дряблый и довольно просторный, и иным он быть не мог, если
учесть, что его прочищали двадцать пять или тридцать раз ежедневно. Его
член, будучи в боевом положении, был довольно привлекателен: худощавый,
жилистый, красиво сужавшийся к головке, около двадцати сантиметров в длину и
пятнадцать в обхвате у основания. Как только он вздыбился, страсти папы
начали приобретать признаки жестокости: лицо его святейшества по-прежнему
было зажато моими ягодицами, и я вначале ощутила его острые зубы, а через
некоторое время и ногти. Пока это было терпимо, я молчала, но когда Пий VI
перешел все границы, - терпение мое кончилось.