Чтение 168–й страницы книги ~Нечистая сила~

Но, право, можно быть глупцом

От лиц в истории с лицом!

Соль этих стихов в том, что газеты, задавленные цензурой, оповещали
читателей об убийстве Распутина в зашифрованном виде: "Вчера тремя
неизвестными лицами убито известное лицо - жилец дома ј 64 по Гороховой
улице". Обыватель глухой провинции, прочтя столичную газету, мог прийти к
трагическому выводу:

- Вот до чего в Питере докатились! Какие-то неизвестные уже и жильцов
убивать стали... Подумать только!

****

Бросив фронтовые дела, царь вернулся в Петроград, где жена предупредила
его, чтобы он не сердился на нее:

- Я твоею волей велела кое-кого арестовать...

Документальный ответ царя таков:

- Мне стыдно перед православной Русью, что руки моих ближайших
родственников обагрены мужицкою кровью...

Макаров покинул пост министра юстиции сразу же после убийства Распутина
и, кажется, нарочно не дал ходу ночному заявлению убийц.

Добровольский заместил его скорее не по надобности, а лишь по инерции,
какую ему придал Распутин.

Царь спросил Добровольского об убийцах:

- Неужели в моем доме завелись декабристы? На глупый вопрос последовал
идиотский ответ:

- Не декабристы, а патриоты-милитаристы! Попробуй догадайся, что они
хотели этим сказать. Премьер Трепов навестил экс-премьера Коковцева.

- Вы не поверите, Владимир Николаевич, но я ничего не знаю, что там
стряслось с этим... Распутиным! Императрица поручила следствие Степану
Белецкому, и для нее нет сейчас человека ближе и роднее. Она сама говорит:

"Степан - единственный, кому я верю, все остальные жулики". А я извещен
достаточно, что Белецкий кокаину нанюхается, и его... несет!

- Как выглядит государь по возвращении из Ставки?

- Ужасен! - охотно отвечал Трепов. - Под глазами мешки, словно неделю из
кабака не выходил, щеки ввалились, голос тихий, а глаза недобрые, как у
собаки, которую много бьют и мало кормят... Открыто обещает завинтить все
гайки до упора!

- А что наша императрица?

- Замкнута. Собранна. Холодна. Сдержанна.

- Распутина-то нашли хоть?

- Я же вам говорю, что не извещен. Я премьер, а не могу знать. Кто его
поймет... Может, как у Чехова в рассказе "Шведская спичка", пока мы тут
крутимся, он напился до синевы и сейчас отсыпается у какой-нибудь стервы...

Ищут, ищут, ищут! - А вот слухи, будто бы Юсупов и Дмитрий...

- Да что вы! - перебил Трепов. - Сливки нашего общества, голубая кровь и
белая кость, не унизят себя до убийства.

- Как знать, - хмыкнул Коковцев...

Вскоре царь приказал Трепову добиться от Юсупова признания и выдать всех
убийц. Феликс был доставлен к премьеру под вооруженным конвоем, как
преступник. Трепов извинился перед князем за эту строгую меру и сказал, что
вынужден исполнить высочайшее повеление... Феликс спросил его:

- Следовательно, все, что я скажу, будет известно государю?

- Да, черт побери, да! - выкрикнул Трепов.

Юсупов понял, что грубиян находится сейчас в таком гиблом настроении,
когда готов воспринять любую истину. Феликс начал свою речь, словно заплетал
хитроумные кружева:

- Вы, конечно, понимаете, что я не сознаюсь в убийстве Распутина. Но если
даже допустить, что убил я и я же выдам своих сообщников, то... не
воображайте, что я вам сознался! Передайте моему государю, - закручивал
Феликс, до предела напрягая скудный разум Трепова, - что убившие Распутина
действовали не потому, чтобы испортить ему настроение, а в его же интересах.

Пусть он поймет: катастрофа неизбежна, если самым радикальным образом не
изменить весь образ правления государством!

Словесная казуистика Юсупова работала сейчас и на царя и против царя.

Трепов понял князя правильно.

- Я поставлю к вашему дому караул с оружием, - сказал он. - Это
необходимо, ибо возможно покушение лично на вас.

- Но у меня уже стоит караул, - ответил Феликс.

- Это от царицы, и он может убить вас. А теперь - от меня, который будет
охранять вас от караула нашей государыни...

Подобным признанием Трепов обнаружил свою оппозицию к Царскому Селу;
молодой князь глянул на часы.

- Пусть караул отведет меня для сдачи экзаменов...

Феликс получил высший аттестационный балл. Синяки вокруг его глаз еще
больше увеличились, но, паля свечку с двух концов, он после сдачи экзамена
не лег спать. Нет! Он вечером еще устроил концерт с исполнением цыганских
романсов под гитару. Дамы осыпали солиста цветами, а мужчины качали, как
триумфатора, который еще вчера убивал Распутина, а сегодня сдал экзамен -
без подготовки, и дал концерт - без репетиций... Вот пойми ж ты этого
человека!

Наконец в два часа ночи великого князя Дмитрия посадили на поезд и
отправили в Персию, а князь Феликс ссылался в село Ракитино Курской
губернии, "которое (вспоминал он) должно было служить местом моего
заключения. Мой поезд уходил в двенадцать ночи... Охрана получила приказ от
Протопопова держать меня в полной изоляции. Вокзал охранялся сильным отрядом
полиции, и публика не была допущена на платформу. Раздался третий звонок,
паровоз резко засвистел, в зимней мгле исчезла дорогая столица...

Поезд совершал свой одинокий путь по дремлющим полям".

****

Великий князь Павел Александрович (отец Дмитрия) и великий князь
Александр Михайлович (отец Ирины Юсуповой) навестили царя и спросили, на
каком основании его жена, не имея на то юридических прав, арестовала Дмитрия
и Феликса. Николай II, выручая Алису, стал нагло врать, что это был его
личный приказ.

- Вот телефон, - показали ему родственники, - позвони же в полицию, и
пусть они снимут арест.

- Дядя Паша, и ты, дядя Сандро, - отвечал царь с оглядкой на двери, - но
что же тогда скажет Аликс? И как я вообще смогу объяснить ей, о чем мы в
данный момент разговаривали?

- Скажи, что мы говорили об успехах русской авиации. В самом деле,
летающие дредноуты Сикорского - самая модная тема.

- Она не поверит. До авиации ли нам сейчас!..

Романовы собрались вместе - сочиняли протест против преследования убийц
Распутина; под протестом подписались семнадцать человек, и первой стояла
подпись греческой королевы Ольги (родной тетки Николая II и бабушки великого
князя Дмитрия). Прочтя это письмо, императрица была крайне возмущена:

- Ники, это же... революция в доме Романовых!

Николай II наложил на протест резолюцию: "УБИВАТЬ НИКОМУ НЕ ДАНО ПРАВО".
Это случилось, когда распоряжение о ссылке Дмитрия и Юсупова уже состоялось.
Великий князь Павел Александрович пришел к царю-племяннику - о милости для
своего сына Дмитрия.

- Убивать никому не дано право! - повторил царь. Эти слова в устах
обагренного кровью царя прозвучали столь цинично, что Павел Александрович не
выдержал.

- Да, - закричал он, разрыдавшись, - убивать никому не дано право, кроме
тебя, помазанника божия, который тысячами подмахивал смертные приговоры
между выпивкой и игрой на бильярде! Кто бы другой говорил об этом, но тебе
лучше молчать!

В конце декабря историк Николай Михайлович посетил Яхт-клуб на Морской
улице, самый аристократический и чопорный клуб столицы, где засел за партию
в безик. Язык у царственного историка был совсем без костей, и он молотил
вполне свободно:

- Первого января, как и заведено, все Романовы по традиции должны
собраться в Зимнем дворце, где происходит акт целования руки императрицы.

Меня там не будет в году семнадцатом! Пусть ручки этой стервы целуют
Рубинштейны и Протопоповы... Вообще, господа, я, как историк, мыслю иными
масштабами. Более крупными! Чувствую, что эта самая гидра, о которой столько
болтали, но ее никогда не видели, уже дышит мне прямо в задницу...

Партнером его за игрой был любовник царицы - Саблин; через день историка
вызвал министр двора граф Фредерике:

- Передаю вам волю его величества. Если вам, как говорите, стало противно
целовать руку ея императорского величества, то вам в столице более нечего
делать... Возвращайтесь домой и ждите фельдъегеря с приказом ехать в ссылку.

- На какой же срок меня ссылают?

- На два месяца. Исторически - пустяк.

- Я вернусь в столицу раньше, - отвечал Н.М.Романов, - ибо и двух месяцев
не пройдет, как престол, пардон, кувырнется, - Откуда у вас такая
уверенность?

- Из опыта истории, граф. Вам этого не понять... В вагоне поезда он
встретил думского Шульгина и Терещенко, элегантного миллионера с клоком
седых волос на лбу - Скоро все лопнет, - сказал Шульгин.

- Цареубийство неотвратимо, - добавил Терещенко.

- Но я люблю этого сукина сына... царя! - воскликнул историк,
отправленный царем в ссылку. - Очевидно, люблю только по рикошету за то, что
у него умная и хорошая мать... В Киеве он повидался с нею. Гневная сказала:

- Глупцы! Начали хорошо, а потом бросили. Надо докончить истребление
всех, кто окружает моего сына. Я не умру спокойно, пока не увижу Ники в