расположенном неподалеку от Фермопил] назначили за его голову громадную
награду. А история запомнила его имя как синоним коварного предательства,
подобно тому, как безвестный Герострат стал символом безумного
самодовольства.
купец Евридем, нарек его при рождении Эпиальтом - красивое, чистое имя.
Стремительно пролетели годы, Эпиальт вырос и стал достойным помощником
отца, а после его смерти и хозяином кузни. Он ковал щиты и плуги, серпы и
мечи. Он делал это не лучше, но и не хуже других. Он женился и завел
детей. Обычная жизнь, каких неисчислимое множество. Жизнь, наполненная
работой и нехитрыми развлечениями. Конечно, как и многим другим, Эпиальту
хотелось стать богачом. Но он не отваживался записаться в наемники-гоплиты
к сикелийским тиранам, как это делали одни, и не рисковал вложить
сбережения в опасное торговое предприятие, как поступали другие. Да все
это и не сулило немедленной выгоды. Хотелось разбогатеть сразу, не ломая
голову над тем, откуда возьмется богатство. Ну скажем, как Алкмеон [сын
Мегакла, родоначальник знатного афинского рода Алкмеонидов; будучи в Лидии
получил разрешение царя Креза унести из царской сокровищницы золота
столько, сколько сможет; находчивый Алкмеон набил золотым песком даже
волосы и рот]. Или просто заснуть, а утром проснуться во дворце с мешками,
наполненными серебром, у ложа.
бесконечной звенящей лентой три дня следовавшая через его родную Антикиру,
застряла у Фермопил. Мрачное место. Эпиальту приходилось не раз бывать
там, когда он отправлялся сбывать свои изделия локрам. Нагрузив мула
товаром, он следовал через ущелье как раз по той дороге, какую сейчас
занимали эллины, а обратно, будучи налегке, возвращался напрямик через
горы по крохотной тропинке, известной немногим. Известной немногим...
мгновения эта тропинка выстлана для него золотом. Наскоро позавтракав, он
направился прямиком в стан варваров и потребовал от часовых, чтобы его
допустили пред очи великого царя. Воины, смеясь поначалу, гнали
неразумного эллина, невесть знает что возомнившего о себе, но потом один
из них, македонянин, видя такую настойчивость Эпиальта, все-таки решился
узнать про дело, какое привело кузнеца в мидийский стан. Эпиальт без
утайки рассказал обо всем. Часовой поспешил доложить о словах антикирца
своему командиру. Тот направился к царю Александру. Последний немедленно
известил Артабана. Хазарапат велел представить Эпиальта пред свои очи.
по пояс, Артабан стоял, склонясь над большим медным тазом и омывал руки,
лицо и грудь освященной Ахурамаздой водой. Он проделал эту процедуру
трижды, затем неторопливо утерся поданным слугой шерстяным рушником и
жестом руки велел Эпиальту приблизиться. Малиец не без тайной робости
повиновался. Выглядел он вполне достойно и, как ему показалось, понравился
мидийскому вельможе. Впрочем, это ему лишь показалось. Артабан не
переносил предателей и доносчиков. Скрывая свою брезгливость к этому
опрятному, располагающей наружности эллину, совершенно непохожему на
сикофанта, хазарапат велел:
имеет дело с умным и щедрым человеком, который ко всему прочему нуждается
в его помощи. О том, что варвары попали в пренеприятное положение Эпиальт
понял, увидев усталых, израненных воинов, с понурым видом возвращающихся в
лагерь. Поэтому он сразу раскрыл все свои карты.
преградить и тот путь. Склоны вокруг тропы достаточно пологи и воины в
случае необходимости смогут идти и по ним.
вельможи был резок.
воинов. И вы должны идти быстро, чтобы не дать эллинам ускользнуть. От
этого напрямую зависит награда, которую ты получишь. За каждого убитого
или плененного эллина я заплачу тебе десять сиклей или по вашему десять
драхм. Если они успеют уйти, ты не получишь ни обола.
смущенный подобным поворотом. - Тогда воинам придется поторопиться.
оставили лагерь и двинулись к устью Асопа. Малиец шагал столь резко, что
приглядывавшим за ним воинам приходилось то и дело одергивать ретивого
проводника.
должны были пасть в ущелье из-за его предательства. Он просто хотел
разбогатеть. И он получит свои серебряники. Позднее, опасаясь мести
лакедемонян, он бежит из родных мест, будет долго скитаться, не находя
пристанища, и найдет смерть в пьяной ссоре. Так завершится фарс жизни
человека, попытавшегося разбогатеть на крови тысяч собратьев. Его могилу
даже не отметят камнем.
заложником в руках спартиатов и их союзников. Нет, пожалуй, больше, чем
заложником-пособником, пусть невольным, но пособником, чьи руки были щедро
обагрены парсийской кровью. Именно на этом строил свой расчет спартанский
царь, желая накрепко привязать Беотию к антимидийскому союзу. Повязать
всех алой влагой. Чтоб невозможно было оправдаться. Обагрить мидийской
кровью мечи фиванцев, жаждущих мира с мидянами. И не просто фиванцев, а
фиванцев знатных, честь и гордость Кадмова города - спартов, аристократов,
первейших купцов. Беотарх невольно вспомнил, как Леонид с хитрой усмешкой
вручил ему заранее подготовленный список с именами тех, кто должны
отправиться в поход. И первым стояло имя Леонтиада. Повязать все кровью!
Что ж, спартиатам это вполне удалось. Вынужденные драться, фиванцы делали
это не хуже других. Их клинки познали крови киссиев и мидийцев, парсов и
бессмертных. Пятая часть фиванской дружины сложила головы, многие были
ранены. Кровь...
крови.
всклокоченной бороде. Подошел воин, протянувший бестарху краюху хлеба с
положенным на нее куском жареного мяса, а также наполненную до краев чашу.
Леонтиад рассеянно принял предложенные пищу и вино. Затем столь же
рассеянно принялся жевать. За два дня эллины уничтожили никак не менее
пятидесяти сотен варваров. Царь Ксеркс ни за что не простит подобного
деяния. Или, быть может, все-таки простит?
воняло кровью и тлением. Кровь. Снова кровь.
был сплошь покрыт буро-черной липкой коркой. Темные наплывы с вкрапленными
в них сухими травинками, комочками земли и мелкими камушками. Кое-где
корка отвалилась и в этих местах тускло блестел металл. Металл, пораженный
коррозией крови. Снова кровь.
об этом и прочие. Те, кто шли с ним, и те, кто провожали идущих на смерть
воплями и плачем. Он знал, что их ожидает смерть. Пока она еще не пришла,
точнее пришла к другим, тлетворным ковром покрывающим ущелье. Но она
придет и к нему, Леонтиаду. Взгляд беотарха привлекла огромная мрачная
фигура прорицателя-акарнанца Мегистия. Леонтиад вдруг подумал, что смерть,
должно быть, будет похожа на облаченного в черный плащ прорицателя. Уж не
сам ли Танат пришел по его душу?
не доверяли. Биться с мидянами не желал никто. Мидяне были выгодны Фивам.
Они гарантировали мир и спокойствие, а значит и процветание. Мидяне
гарантировали сохранность имущества и приумножение его. Владыка варваров
почитал аристократию, и не только арийскую. При мидянах можно было не
опасаться черни, что жаждет крови достойных. Кровь... Фиванцы пролили ее
слишком много.
собственную шею. Но сзади стояла шеренга спартиатов, готовых при малейшем
проявлении нерешимости изрубить изменников. И фиванцы начали опускать мечи
на головы мидян и колоть их копьями в щиты, с треском разлетавшиеся от
соприкосновения с калеными наконечниками. Они проложили кровавую просеку.
Затем сделали это еще раз и еще. Они защищали стену, истребляя
бессмертных. Царь Ксеркс, следивший за этим боем, наверняка запомнил
глухие беотийские шлемы с узкими прорезями для глаз и прочными гладкими
нащечниками. Там, где прошли воины в этих шлемах, также остались лежать
груды мертвецов.
Вино ощутимо отдавало кровью. Впервые он почувствовал ее привкус, когда
вонзил нож в живот Трибила. Изо рта слуги в тот миг брызнула алая струйка,
попавшая на щеку беотарха. И вино в ту ночь припахивало кровью. Но вкус
этот был приятен Леонтиаду. Сегодня же вкус крови вызывал отвращение.
Корнев Павел
Прозоров Александр
Андреев Николай
Суворов Виктор
Прозоров Александр
Шилова Юлия